Сидели допоздна, хотя это было и не принято. Царь сразу заметил, что с советником его неладное творится, уж больно хмурым казался Ворон. Расспросы ни к чему не привели, отмалчивался он. Потом развеселился немного, и только тогда все разошлись по опочивальням.
Голоднову не спалось. Поворочавшись полчаса с боку на бок, он встал и пошёл бродить. Приблизившись к двери кудесника, увидел Иван, что из-под низа пробивается полоска света и, постучав, вошёл. Ворон лежал, читая толстую книгу.
– Что, Вань, мысли покоя не дают? – усмехнувшись, спросил он.
– Никакого, – ответил тот и сел на лавку.
– Вот и мне тож. Взял чтиво поскучнее, авось, думаю, как сонное зелье подействует, да пока толку чуть.
– Книги-то, я гляжу, не вручную пишутся, и много их.
– Так это ж тоже Саша придумал – из отдельных литер лист набирать. Теперь основной труд только на вырезывание знаков идёт.
– Ай, да Елисеев! Не изобрёл, конечно, но ввёл в обиход. Наверное, уважают его подданные за такие новшества?
Ворон помрачнел.
– Не все. Часть предпочитает по старинке жить, а всё новое бесовским считает.
– Так от этого правители страдали во все века: у нас вон картофельные бунты были, народ никак не хотел картошку сажать.
– Да что ты?! А у нас садят, только мало пока, лишь в царёвом наделе. Когда Елисей к нам пришёл, у него один клубень в кармане лежал, с него и пошло. Только предварил, ягоды с кустов не есть, отрава. Многому, многому новому, да полезному научил нас Саша. А к старому-то, что ж, всегда вернуться можно. Да только надо ль?
– Главное, чтобы до создания ядерного оружия никто не додумался, – пошутил Голоднов.
– Не знаю, о каком ты таком особом, но совсем без оружья никак, пока ворогом земля полнится. Знаешь что, Вань, давай-ка я тебе из травки успокоительной питьё сделаю, да и себе потом. А то так всю ночь и просидим.
Кудесник позвонил и наказал кипятка принести, а сам достал деревянный ящичек с травой и в кубок горсть насыпал. Когда явился слуга с водой, залил сбор, помешал и отдал Ивану.
– Должно быстро взять, – сказал он. – Подожди, пусть простынет чуток, да отстоится.
– Ну, я с собой заберу. Спокойной ночи, Ворон.
– И тебе сладких снов. Но, коль красна девка привидится, целоваться не приходи, не хочу я.
Оба засмеялись, и Голоднов отправился к себе.
Выпил он содержимое кубка и лёг, ожидая сна. И дождался, да только не обещанного покоя. Вскоре в животе рези начались, голова закружилась, подкатила тошнота. Вскочив, пошатнулся Голоднов и рухнул на пол, ноги отказались его держать.
С трудом добравшись до ночной лохани, Иван вызвал рвоту раз, другой. Когда в желудке ничего не осталось, полегчало, но совсем дурнота не отступила. Подняться Голоднов не смог, но сумел, толкнув дверь, вывалиться наружу, и потерял сознание.
Очнулся Иван в своей кровати. Рядом сидел насмерть перепуганный Саша, а вокруг суетились слуги. Елисеев поднёс к губам друга питьё, но тот шарахнулся прочь.
– Что ты, Ваня? – растерянно пробормотал царь. – Ты же не думаешь, что я отравить тебя хочу.
Больной качнул головой и, с трудом шевеля языком, сказал:
– Успокоительный сбор Ворон своими руками заваривал, а, видишь, что вышло. Он тоже, наверное, убивать меня не собирался…
Вдруг подозрение так ярко вспыхнуло у Ивана в мозгу, что он даже затрясся весь.
– А что, если кудесник шпион Драгомира? – тихо спросил Голоднов.
– Бог с тобой, что ты, что ты! ¬– замахал руками Елисей. – Он уже не раз верность свою доказывал. Да если б не Ворон, мне бы, вообще, здесь не выжить. Вань, что хочешь думай, но советник мой не предатель.
В этот момент появился предмет их обсуждения, тащивший за шиворот слугу, что ночью воду приносил. Челядинец рухнул на колени перед царём.
– Батюшка, не виноват я, видит бог, не виноват! Нет у меня на душе греха. Воду сам набирал-грел и ничего туда не сыпал.
– Хочешь сказать, щучий сын, что это я друга своего отравил?! – взревел кудесник, тряся несчастного изо всех сил.
– Погоди-ка, Ворон, не кричи…
Царь обратился к обвиняемому:
– Ты посуду оставлял, отходил куда?
Тот замер, вспоминая, а Елисей тихо спросил советника:
– А ты траву свою проверял? Вдруг попало что.
– Как её проверишь? Да ведь я сам её собирал, мне ли не знать, что она чиста.
И тут слуга встрепенулся.
– Батюшка-всемилостивец, прости, отбегал я по малой нужде, на миг всего…
– Рядом был кто?
– Дарёна, Семёра, да Ёрш.
– Вот и ещё подозреваемые, – вздохнул Иван. – Как среди них злодея найти?
– Всех троих от кухни отстранить, близко не подпускать! – рыкнул Саша. – А ты, – обратился он к челядинцу, – будешь пробовать все яства, вина и воду, что на царский стол понесут. Иди и гони своих товарищей взашей.
– Ох, и грозен ты, батюшка-царь, – слабо улыбаясь, промолвил Голоднов. – Ты скажи, кто меня отыскал-то?
– Марьюшка. Сон ей дурной и, как оказалось, вещий привиделся, что умираешь ты. Кинулась из опочивальни и нашла тебя, лежащего на пороге.
– Где она сейчас?
– В светёлке своей плачет. Пока не знали мы, выживешь ты, али нет, отправили её прочь, чтобы смерти не видела. Но, слава богу, Ворон отпоил тебя снадобьями своими и заклятьями оживил.
– Да, видно, сильно напуган Драгомир, раз убрать меня решил, – закрыв глаза, сказал Иван.
– Может, тебе, Ваня, домой всё же отправиться, а? Здесь ты в опасности великой.
– И сдаться? И вас бросить? Ну, уж нет! Пусть королевич лопнет от злобы, а я никуда не уйду! И… и можно мне с Марьюшкой повидаться? Надо же ей спасибо сказать.
– Я и не сомневался, что он так ответит, – прогудел Ворон. – Сейчас приведу, обожди.
Вскоре в опочивальню вбежала девочка.
– Ванечка!
И, рыдая, бросилась к нему.
– Царевна моя прекрасная, – ласково говорил Голоднов, обнимая ребёнка, – не плачь, видишь, живой я, благодаря тебе.
– Испугалась я, Ванечка. Пообещай, что не бросишь меня, не уйдёшь к ангелам.
– Обещаю, солнышко моё ясное.
Царь с кудесником улыбались, глядя на них, а Иван внезапно почувствовал, что его неодолимо клонит сон.
– Верно, – сказал Ворон, – отдыхать ему надо. Пойдём, Марьюшка.
– А можно я с Ванечкой останусь?
Мужчины переглянулись.
– Схожу, покрывало принесу.
Через пару минут кудесник вернулся, девочка легла, и отец бережно её укутал. Голоднов уже спал, слегка приоткрыв рот, царевна тоже уснула, и друзья вышли, аккуратно притворив дверь.
А вот неудачнику-отравителю не до сна было, думал он. Попытка убить Ивана провалилась, приходилось к началу возвращаться. Вспомнив о гневе Драгомира, человек задрожал; страшные муки ожидали его, если не справится он с заданием, никакие прежние заслуги не спасут. Не любил его почему-то королевич, только Яга заступалась. И вопрос теперь стоял так: либо ему жить, либо богатырю незваному.
Всё страшнее становилось злодею, впору падать в ноги Елисею, да виниться и защиты просить. Но властителя тридевятого королевства боялся он больше, чем государя тридесятого царства, ведь первый пощады не знал, а за предательство тем паче не миловал.
Чем сильнее пугался убийца, тем хуже ему думалось, тем чуднее рождались планы у него в голове. Наконец, задумал он злодейство лютое, что в самое сердце ударило бы Ивана, да силы лишило, и стал случая ожидать.
Прошла неделя после покушения, Голоднов оправился и вновь радовал Марьюшку и друзей своим присутствием. Он избавился от джинсов и кожаной куртки и оделся, как все местные; шёлковый кафтан ловко сидел на теле и Иван чувствовал себя в нём так, словно никогда ничего другого и не носил.
Возобновил он тренировки, чтобы, пока его пресловутая скрытая сила не проявится, свою обычную не потерять. Хотелось ему поучиться стрелять из лука и пращой пользоваться, да Саша, боясь за друга, не выпускал того из дворца. Зато на мечах они с Вороном рубились лихо. Голоднов оказался способным учеником, скоро он начал одолевать своего учителя, и кудесник всякий раз расхваливал его Елисею.
А мощь и впрямь прибывала: легко, одной рукой, поигрывал будущий богатырь тяжеленной булавой, и слуги, видевшие это, смотрели на него с уважением. Не забывал Иван и о царевне. Сердце таяло у него в груди в присутствии девочки, и он старался проводить с ней как можно больше времени. Через неделю начали оба выходить во двор: играть в мяч, салки и всякие другие забавы творить, книжек много читали, а ещё Голоднов рассказывал Марьюшке о своём мире. Немного та уже знала от отца, но всё равно удивлялась каждой новой подробности.
– Ванечка, а лесенка-то, что сама бежит, почему не кончается? – спрашивала девочка.
– А она из ленты такой сделана, что по краям соединена, – отвечал он, – и по кругу движется. Вот так.
И показывал. Потом снова говорил, и опять царевна изумлялась:
– Как же эти машины огромные летают и крыльями не машут?
Подробностей самолётостроения Иван не знал, поэтому отделывался общими фразами:
– Крылья им нужны, чтобы на воздух опираться, а лететь мотор заставляет, ты же знаешь уже, что это такое.
Она кивала с расширенными глазами, в восторге от всех этих чудес.
– Ой, как я хочу там побывать, Ванечка!
– Даст бог, побываешь, голубка, – говорил он, хотя не слишком в это верил.
Царевна принадлежала своей реальности, не случайно она не заметила тоннеля. Внезапно Голоднов засомневался, а увидит ли он сам знакомую арку, может, и ему теперь сквозь неё не пройти. И запала ему мысль навестить портал между мирами. Марьюшке идея понравилась, она рвалась поглядеть на «чёрную дыру», да на Драгомирово королевство и ежедневно уговаривала отца отпустить их. Но Елисей твердил:
[justify]– Вот явится Ване сила, тогда
Ну, невозможно знать всё. Даже положительному герою.
Правда, отношения Ивана и Маши в современном "высокоразвитом" обществе могут быть неверно поняты
