Рубаи вторые
Когда песню любви запоют соловьи-
Выпей сам и подругу напои.
Видишь: роза раскрылась в любовном томленьи?
Утоли, о влюбленный, желанья свои!
Утро двадцать второго дня майского Великое Светило начало свое благотворное вторжение на берега Каспия с отправки снопа света из удивительно тонких лучиков всех цветов радужных, пробивая осаду густой, зеленой лениво колыхающейся дуновением легкого утреннего ветерка листвы лавра выросшего перед окном спальной комнаты, отражаясь в его полуоткрыто-сонных глазах нежно-назойливо щекоча его веки, смуглую гладь лица и нос с небольшой горбинкой. Немного погодя сноп света превратился в длинный, узкий у рукоятки, широкий с косым отрезом в конце самурайский меч,и немедля вонзился в стену противоположную окнам. Он зажмурил глаза. Лучи, отраженные длинными черными ресницами, создали прекраснейший мирок красок в форме перьев, напоминающий поднятый хвост павлина. На перьях причудливо хаотично «плавали» прозрачные, идеально круглые маленькие шары. Происходил чудный восход, сегодня он был, бесспорно, прекрасен и день по всем признакам обещал быть одним из самых лучезарных. За правым окном на решеточной клетке кондиционера влюбленная пара голубей-дикарей, воркуя, вила себе гнездо. Невдалеке слышалось причудливое пение соловья, напоминающее звуки средних тонов третьей необмотанной струны акустической гитары.
Лучи Короля Вселенной наращивали натиск. Он перевернулся на правый бок, чтоб спрятать голову от прямого попадания солнечных лучей и увидел четырехлетнего сына лежащего между ним и женой так, что из них троих образовалась буква «Н». Он схватил его за подмышки, притянул к себе, начал аккуратно целовать его нежное детское личико и нюхать прекрасный запах, исходивший от его шеи - так может пахнуть только от детей. Затем он левой рукой аккуратно поднял его прекрасную головку, протянул правую под его затылок и осторожным движением, чтобы не разбудить, уткнул нос в прядь его шелковистых темно-каштановых волос.
Куранты городской мэрии с заметной даже для не просвещенного уха фальшивкой заиграли народную песню, и восьми разовым донгом известили время и начало суматошного рабочего дня. Успокоившийся за ночь город, загружался ревом двигателей и сигналами невоспитанных водителей, командами и криками в мегафон из новеньких BMW дорожных патрулей, галдежом людей идущих на работу и уже прибывших туда. Прибавлял децибелы и шелест листьев на медленно колыхающихся ветках под небольшим порывом ветра. На улице слышались протяжные, вперемежку, вопли продавца молока и кефира, несмотря на то, что, молочное производство в этой стране процветало, люди все же покупали эти продукты преимущественно из за низкой цены и, отдавая предпочтение домашнему изготовлению считая его более вкусным как в старые добрые времена, а так же хлюрррррррррррорычание продавца хлора, ацетона и прочего, отпущенных рабочим химических заводов Сумгаита вместо заработной платы и привезенных в Баку на электричке движущегося по маршруту Сумгаит - прибрежные дачные участки - Баку для подтверждения на практике теории покойного Маркса именуемого Карл «товар – деньги - товар» в очередной раз. Понежившись, некоторое время в постели и понежив сына, он почувствовал нарастающее давление в области мочевого пузыря, поднялся, и спешно зашагал в ванную, не забывая при этом захватить с собой «Мастера и Маргариту» на открытой 374-й странице после «Белой гвардии», дабы не считать потерянным время, вынужденно отведенное на необходимое мероприятие. Предварительно опустив сиденье унитаза, он спустил трусы ниже колен и воссел на этот важнейший предмет обихода.
А потом взял книгу с края ванны установленной рядом с унитазом и с удовольствием, не торопясь, продолжил читать великое произведение большого Мастера. Прошло около двенадцати- тринадцати минут, прежде чем он почувствовал холодное веяние вокруг, и по его телу пробежала дрожь. Он спешно запомнил страницу 380 и, закрыв книгу в темно- коричневом переплете положил туда же на край ванны. Произнося слово «папа» с ударением на второй слог, он заговорил:
-Папа, я не вижу тебя.
Маленькое молочно- серое облачко с головой и руками на туловище, имеющем продолжение в форме пламени, проплыло из пространства над его головой в сторону зеркала над раковиной и широко раскинув руки, начало медленно, с небольшой амплитудой, словно маятник, качаться то в одну, то в другую сторону.
-У тебя волосы седеют, Адил. Морщинки на лбу и вокруг глаз появились преждевременно. Почему ты так мучаешь себя, сын? Тебе не осилить зло заложенное в душах людей, живи, как все живут. У тебя семья, сын растет, подумай о них. Что они будут делать, если с тобой случится несчастье.
- А за справедливость…
Отец, остановив монотонное движение, завис над раковиной, уставив маленькие полные крови, злобные глаза на него, широко раскрыл рот, показывая редкие, болтающиеся на гнилых деснах клыки. Во рту у него, проползая друг через друга, сворачиваясь и разворачиваясь, кишело огромное количество червей, насекомых и других ползучих гадов.
-Видишь, кто я теперь?- злобно - печально видишшшшшшшшшьшипел он - немного червь, немного змей, немного муравей, немного сорняк над моей могилой, немного, немного.……Какую ты справедливость ищешь, сын!- голос его эхом отдался от стен ванной,- Там я ел только благородное мясо, меня же гнусные черви пожирают.
Две маленьких черных, как уголь, слизистых как сопля змеи проползли через проход на небе в носовые отверстия, медленно выползая из ноздрей, соскальзывая по щекам, заползли каждая в одно ухо.
Он разразился громким, саркастическим смехом, отчего, кишащее во рту скопище тварей начало подпрыгивать в ритме движения его нижней челюсти:
- Крамольником ославят, еретиком…Справедливость!!!- завопил он, вбирая в голос иронию и ненависть всех миров, один из червей глумливо помахал хвостом на кончике его языка,– Нет ее, не в Дне и не в Ночи. Не Там и не Здесь. Неравенство- это и есть божественная справедливость. Оно в нас самих, оно рождается с нами, преследует нас по жизни и пробирается с нами в загробный мир.
Стая муравьев мерными отточенными шажками двинулась из его затылка ко лбу, разделившись на две группы, начала отсасывать жижу из глаз. Уставив пустые глазницы на Адила, он продолжил:
-Ибо, зачем нас рождают черных, желтых, коричневых и белых? В чем причина рождения больных и здоровых? Почему одни рождаются дебилами, другие гениями? Кто-то приходит в мир земной богатым и счастливым, кто-то бедным и несчастным. Кого-то хоронят с почестями, а кого-то закапывают как последнего бродячего пса, лишь бы не завонял, - голос его поник, в нем почувствовались трагические ноты, - А зачем здесь то - восемь садов и семь ступеней …
Из его пустых глазниц потекли слезы. Он начал медленно протягивать руку к голове Адила. По мере приближения из нее спадали гнилые, червивые кусочки мяса. Рука – скелет нежно прошлась по его волосам слева направо. Тело его охватил могильный холод, от чего руки и голова конвульсивно содрогнулись. Послышался отдаленный протяжный глухой стук. Отец в ужасе оттянул руку, скомкавшись, превратился в то же облачко. Два облачка, таких же, как отец, в черных рясах с капюшонами, залетели в форточку над газовой колонкой, схватив за обе руки, мгновенно унесли его. Донесся его удаляющийся голос:
-Я еще при……уууууууууууууууу…….
Жена, горько всхлипывая, стучала в деревянную покрытую лаком дверь ванной:
-Открой, пожалуйста, Адил, открой, ну что опять с тобой, открой, прошу тебя, милый, открой же.
Отчаяние и боль давили ей на сердце. Она горестно плакала, стараясь приглушить, плачь, чтоб не разбудить сына. Слезы, крупными каплями текли по белой глади ее прекрасного продолговатого лица и, дойдя до подбородка падали на пол маленькой прихожей, вымощенной белым изразцом.
Услышав, стук в дверь и плачь жены, Адил оправился. Приняв большое усилие, он выдавил из горла звуки, имевшие предназначение сформировать мотив из слов нижеприведенных:
-Я сейчас милая, не переживай, я сейчас. Я только умоюсь и выйду - голос его зазвучал тверже и увереннее. Весь его мощный голый торс обливался потом, на лбу и на переносице выступали крупные и мелкие капли пота.
Он вступил в ванну, принял, насколько может позволять в конце майа температура воздуха, холодный душ, долго и тщательно почистил зубы, надев банный халат, вышел. Алия, - так звали жену - сидела на табуретке приперев лицо о ладони, тревожная, грустная, подавленная. Ее густые черные волосы были зачесаны назад за прекрасные ушки и связаны в узелок на затылке. На обеих щеках чернели следы туши, смытые слезами. Выражение глаз этой очаровательной, любящей (ибо только истинно любящую может настолько огорчить недуги любимого) ханум, могло удовлетворить каждого глубоко искусного художника желавшего нарисовать печаль.
Адил, подошел к ней, обвил ее прекрасную шею сильными руками и начал нежно целовать мочку правого уха, шею, лицо. Он повернул ее голову направо и впился губами в упругую мякоть ее розовых уст. Переменчивость настроений, первобытное влечение к физической любви возбужденное долгими страстными поцелуями и соприкосновением двух бурлящих страстью друг другу тел, привели в действие механизм зачатия. Он поднял ее. Проворным движением пальцев расстегнул пуговки ночной рубашки. Оранжево – желтый атлас соскользнул с ее гладких плеч на пол, куда 15 минут назад падали ее слезы. Он развязал, поясь халата, обнажив мощный торс, прильнул к крупным маслинам, то в одну то в другую, завершающих красоту ее упругих белых грудей.Он поднял ее левую ногу, прислонив к своему правому бедру. Она почувствовала величайшее наслаждение от медленного поступательного движения его отвердевшего до окаменения пениса мерно раздвигающего стенки вдоль всего влагалища. Он целовал ее нежную гладкую шею, она целовала крепкие мускулы его предплечья. Крепко обнимая друг друга они купались в море наслаждения. Она отдавалась ему полностью,не отказывая ни в чем, ибо причиной их слияния была не слепая похоть, а чистая, преданная и страстная любовь. Спустя некоторое время он остановил монотонное движение, еще крепче прижав ее к себе, издавая охи, обычно сопровождающие сие действо. Она ощутила внутри себя два бурлящих извержения. Оба застыли, закрыв глаза, не двигаясь, стараясь продлить мгновения высшего наслаждения.Они простояли еще минуту, слившись воедино, лениво целуя друг друга.
Крепко обнимая мужа, она шептала:
-Ничего, любимый, не переживай. Мы в троем победим его. Ты, я и наша любовь: мы одолеем этот проклятый недуг...
