Хочу рассказать об одной встрече комсомольцев двадцатых, сороковых и шестидесятых годов, организованной по моей инициативе.
Это было обычное мероприятие в советском духе, подобных которому тогда проводилось много. Но некоторые моменты её остались в моей памяти, что и послужило причиной включения рассказа о ней в этот цикл.
Роль комсомольцев шестидесятых годов выполняли мы сами, сороковых – наши преподаватели, а за комсомольцами двадцатых пришлось сходить в Райком комсомола. Мне посоветовали мужчину вполне приличного возраста, который в двадцатые годы был уже коммунистом, но возглавлял комсомольскую организацию какого-то уровня, что не противоречило комсомольскому уставу.
В своём выступлении мужчина вскользь отметил, что в двадцатые годы был в командировке в Латинской Америке.
Провожая его после встречи, я спросил:
- А что за командировка в Латинскую Америку могла быть в двадцатые годы?
- Да по партийным делам, - ответил мужчина.
- Но ведь в двадцатые годы в Латинской Америке и компартий то ещё не было.
- В том то и дело, что не было. А должны были быть, - ответил он.
Комсомольцы военных сороковых рассказывали о трудной жизни в тылу, о вечном полуголодном существовании и голодных обмороках. Они очень завидовали деревенским жителям, потому что те выращивали картошку – второй хлеб России и через неё спасались от голода. Все мы сочувствовали и сопереживали, но не удивлялись, потому что это всё было давно известно. Но вот доцент (назовём его Владимиром Ивановичем) всех удивил, так как на обычный вопрос, заданный ему одним пареньком, ответил не привычно по-советски, а совершенно честно и без какого-то обязательного пафоса.
Владимир Иванович был приглашён лично мной как очень уважаемый студентами преподаватель и научный работник. Он был очень активный в жизни, работал над докторской диссертацией, организовывал и являлся каждое лето руководителем самодеятельной экспедиции в район Тунгусского метеорита.
Однако, на вопрос «какова его главная цель жизни» он, пожав плечами, ответил:
- Да нет у меня никакой цели в жизни. Я живу просто потому, что родился.
- Ну как же, - не унимался спрашивающий, - Вы активно занимаетесь наукой, работаете над докторской диссертацией.
- Да это так. Но мне это просто очень интересно. К тому же мне платят за это деньги.
Спрашивающий был просто разочарован.
Позже, в одну из поездок в Томск (а мы встречались каждые пять лет) мне сообщили, что Владимир Иванович исключён из Университета. И за что бы Вы думали? … За чтение запрещённой литературы. А это считалось антисоветской деятельностью.
В ректорате Владимир Иванович был уважаемым человеком, поэтому удовлетворили его прихоть: оформить его в Университете дворником. И его многие могли видеть с метлой, подметающим аллеи Университетской рощи.
На вопрос друзей, зачем ему это надо, он отвечал:
- Хочу, чтоб многие увидели глупость государства, которое за какие-то действия, не угрожающие его безопасности, добровольно лишается ценного специалиста, заменив его человеком с метлой.
О дальнейшей судьбе Владимира Ивановича я ничего не знаю. Возможно, он дождался вместе с метлой перестройки, которая была совсем рядом, и восстановился в Университете. Возможно, ещё раньше уехал за границу, чтобы заниматься наукой.
Это один из отрывков из моих давно написанных мемуаров о студенческой жизни и учёбе в Томском университете в шестидесятых годах. Эти отрывки имеют общую шапку «Альма-матер» и выбраны мною из общего текста мемуаров из-за того, что затрагивают, по моему мнению, некоторые аспекты общей жизни страны в те годы и могут оказаться интересными для молодых читателей или читателей, живших тоже в те годы, но не соприкасающихся со студенческой жизнью.