Жил-был я тогда, драгоценные мои слушатели, в Париже. Не в том, конечно, который Париж и где Эйфелева башня, а на маленькой железнодорожной станции Париж, где стоят полста едва живых домиков с дымящими трубами, два больших рабочих барака в густых сосульках, едва мерцающая в ночи фабрика и ретранслятор... которого тогда еще не было.
И был у нас Председатель — большой затейник и умопомрачительный патриот.
И вот однажды, совсем озверев со скуки и безнадеги, решил он фанерный Париж в нашем станционном Париже устроить, чтобы туристов со всей страны привлекать.
И правильный был у него расчет... Раз Рейхстаг фанерный берут юнармейцы, то почему бы про русское казачество не вспомнить, как оно в 1814 году по настоящему Парижу, тогда еще, правда, безбашенному, красиво на боевых конях ездило.
Под такую богатую идею точно реконструкторы в наш Париж соберутся со всего евразийского света! А уж какое финансирование даст государство!
Молился Председатель в нашем типовом, по последней столичной моде отстроенном, храме о ниспослании нам фанеры под этот проект.
Да, видать, грешен был непростительно. Ни фанеры, ни денег на нее, ни даже обещания денег в рамках программы военно-патриотического воспитания он и за пять лет непосильного поста и молитвы вымолить не сумел. Только батюшка наш Пафнутий морщился, заслышав эти молитвы... И едва слышно бормотал что-то по-своему, по-священному.
Поиздевались даже над Председателем нашим в нашем же Безбудовском муниципальном образовании. Мол, у Деда Мороза, дурак, проси.
И стал он истово молиться и Деду Морозу тоже.
И как-то путевку за свои кровные в Великий Устюг взял... И было ему обещано. Лично. К ближайшему Новому году. Много хорошей фанеры от Общества реконструкторов. Только стройся!
И уже подступал Новый год. Плохонький, кризисный, санкционный... Но все-таки праздник. И обещание было. От САМОГО!
Ждал наш Председатель, ждали все люди на нашей станции... Чуть тепловоз загудит, полстанции у путей, разгружать готовы уже фанеру.
Но, как и всегда, шли поезда мимо. Лишь раз в неделю стоял эшелон, и тот фабричный.
А у Деда Мороза в ту суровую пору запой случился. Запил он как-то на радостях по большому патриотическому поводу и с тех пор не носил он подарков ни детям, ни взрослым. Только Снегурка звонила и извинялась, если уж его где особенно ждали.
В совсем экстренных случаях обязанности Деда Мороза по совместительству исполнял его сводный брат - Санта-Клаус.
И вот, как раз для такого случая, принес Санта подарок в наш Париж... целый эшелон отличной авиационной фанеры. Тихо, без гудка появился эшелон на станции, как будто из мороза реинкарнировался! И пахнет вовсе не тем, чем обычные поезда пахнут, а восхитительным ароматом свежей фанеры!
Тук-тук,- стучит Санта в дверь нашему Председателю. Разгружай быстро, пока эшелон стоит!
Проснулся Председатель, лицо протер полотенцем вафельным с кухни, из графина водки вчерашней хлебнул, глядит, а к нему Санта-Клаус, персоной собственной. И улыбается, и эшелон за окошком стоит...
Но что-то не так, что-то странное есть во всем этом исполнении обещания, почудилось Председателю. И не есть, а именно таки и отсутствует. Нет Деда Мороза!
И вспомнил тут Председатель, что батюшка наш Пафнутий как раз на днях позором клеймил и Новый год, и Рождество гейропейское, на котором приезжие мужики местных баб лапают под хохот полиции, и самого этого Санту на проповеди в Николин день. Аж зашелся от гнева, чуть прямо из храма не увезли его с приступом астмы...
Мол агент этот Санта гейропский и никаких подачек от морды его госдеповской русский народ брать не должен. И даже для самой благой цели! И даже если он босиком в Крым придет каяться со своим мешком!
И послал тогда Председатель наш этого Санту на все три разъухабистых буквы... И на другие еще, тоже скверные. Громко послал, трижды, как от нечистого отрекаются добрые люди...
И Санта пошел. Оленей своих взнуздал, свистнул и понесся! Мимо забора фабричного, где на двести метров все те же послания и пожелания написаны для проезжающих соотечественников.
Но на прощание так дунул этот Санта на эшелон с фанерой, что тот весь и рассыпался от снежного вихря. Даже колесных пар на путях не осталось!
И вся фанера, сотни кубов прекрасной фанеры, взлетела высоко над нашей небольшой станцией... И стремительно понеслась! Со свистом! И всем сразу стало понятно куда понеслась: на Запад, чтобы его..., в Париж, где стоит башня, и где такую фанеру за евры точно вмиг расхватают жадные гейропейцы.
Только ее и видели в лунном свете! И даже запаха ее не осталось. Все нюхали, вся наша станция, кроме Председателя, которому батюшка наш Пафнутий в нюх дал... Не пахнет фанерой. Так, просто обычный наш запах.
Вот оттого пошла по стране и по миру эта странная присказка о том, что нечто, чему название всякое может быть, пролетело, как будто фанера над Парижем... Или кто-то так пролетел!
Из нашего же Парижу и пошла!
Так выпьем же за нашу благодарность каждому, кто нас одаривает, каким бы разъэтаким Санта-Клаусом он не был. Просто за благодарность! И за нашу способность принять подарок! И да пребудет Благо на нашей станции!
|