Известное местонахождение

Собственно – что о нем сильно-то знал матрос  Седлов: о третьем штурмане прошедшего их  рейса? Об этом рослом и крепком красавце -  усаче чеканного  профиля, с вьющейся каболкой- ниточкой благородной проседи в черных кучерявых волосах: Марчелло Мастроянни отдыхает! Ну, перебросились парой, быть может, они за весь рейс фраз –  морские должности были слишком далеки от частого пересечения.

Но когда увидал  Седлов портрет штурмана в областной газете, искренне загоревал. « …числа …месяца ушел из дома и до настоящего времени его местонахождение неизвестно. Был одет…  Лиц располагающих какой-либо информацией просят звонить…».
Да, теперь уже звони - не звони… Известное дело – после кабака, да с какой-нибудь шалавой-наводчицей… Или, что-то в том же русле - фарватере:  к такому яркому, с душой гусара красавцу уродливая мразь особо охотно пристает!

Вот жизнь-то наша – все по её краю ходим!..

И сквозь туман догадок мерещились матросу  то потемки городской канализации, то сумерки холодного, безлюдного леса…

Не знал Седлов  его совсем… Да ведь жалко было – по-человечески…

Никак не мог из головы той заметки выбросить, не мог штурмана забыть. И потому уж год спустя, встретив моториста, с которым пропавший без вести в том рейсе «корешил», первым делом и завел:

- Штурманца-то завалили где-то, наверное: через газету уже разыскивали.

Время-то как раз было – середина девяностых…

- Да, какой черт завалили? – просто отвечал ему моторист. – В рейсе он сейчас на … - он назвал судно. – А заметку-то и я прочитал тогда, да ему под нос сунул: « Серёг, по-моему, тебе надо уже домой появиться». Мы у телок зависли конкретно – так, что жена его в розыск и подала.

И отлегло тогда у матроса  от сердца :«Жив, жив курилка!». И вернулась тут сразу вера в человечество, в целости славного такого  сына своего сохранившего: ссадины и синяки, наверное,  от скалки жены, по-настоящему любящей – не в счет! Матрос бы и сам отчитал его по-свойски, да по первое число, и конечно - бестолку: тот бы все равно мимо ушей пропустил – в лучшем случае! – но, хоть все свои переживания сразу бы Седлов  и забыл.

И вздохнул, неприкаянный,  искренне: «Эх, но кто там еще на всем белом свете за меня переживать станет?..»