Где-то в отдалении, со стороны разомлевшей от жары пляжной зоны жестяным голосом громкоговорителя надрывался певец, исполняя очередной шлягер о несчастной, так и не сбывшейся любви. Иногда в его страдания врывался скучающий голос дежурного спасателя. В очередной раз он монотонно втолковывал непонятливым отдыхающим, что за красные буйки заплывать запрещено. Безусловно, на него никто, как водится, не обращал ровным счетом никакого внимания - несознательные полудикие пляжники плавали, где хотели, преимущественно именно в запретной зоне. Обычный знойный вечер томного июля в приморском городе.
Вадим сидел в одиночестве на густо поросшем колосистой травой береговом склоне. Он специально ушел подальше от шумного скопления отдыхающего народа. Здесь было хорошо и тихо. Можно было бездумно скользить взглядом по пустынному берегу, задумчиво покусывать стебелек травинки и размышлять...
На мгновение, задержав свой взор в тени прибрежных скал, окаймленных белопенными кружевами волн, Вадим устремил его к далекому горизонту, уже окрашенному мягким предзакатным багрянцем. В груди возникло чарующее ощущение полётности. Горизонт, казалось, начал приближаться, постепенно размываясь и теряя четкие очертания. Багровый цвет незаметно полностью поглотил все краски, вызывая какую-то неосознанную тревогу. Куда-то постепенно пропали, словно заглохли в ватном одеяле, все остальные звуки. Осталось только тихое посвистывание ветерка в колосьях травы, да вкрадчивый шелест морского прибоя.
Мысли текли плавно, даже слегка лениво:
"... иногда они приходят ко мне, и я что-то делаю для них, выполняю какие-то поручения. А, может, и не только для них... Все это очень странно... Я не знаю, кто они и откуда являются в наш мир, потому что каждый раз почти все забываю. Но кое-что все же остается в памяти и тревожит мою душу неясным волнением сопричастности чему-то загадочному... Вспоминая, как это начиналось, мне кажется, что все произошедшее было не со мной... будто в каком-то нереальном сне... А может быть, это и был всего лишь сон?.. не знаю, не уверен... хотя... кто знает, где заканчивается реальность и начинается вымысел?"
Изгой
Коптящий жирный дым вперемешку с рыжей солоноватой пылью стлался над ущельем, оседая на губах иссушающей коркой. Мучительно хотелось пить, но пробитая пулей навылет походная фляга бесполезно валялась рядом, вызывая лишь раздражение и еще большую жажду. С отвратительным сверлящим визгом промчалась над головой мина и ухнула где-то сверху на скалу. Осыпаясь острым гранитным дождем, вниз брызнули мелкие каменные осколки. Один из них со злобным остервенением впился в щеку.
Вадим машинально отер небритое лицо и почувствовал под пальцами что-то липкое и теплое.
"Кровь... вот черт! Рожа и так не очень - еще только шрама не хватало!" - пришла в голову совершенно нелепая в данный момент мысль.
Нелепая потому, что в данный момент речь шла о жизни и смерти. Отделение угодило в хитроумно расставленную ловушку. Дорога вперед с обеих сторон была зажата отвесными каменными стенами - на ней не видно ни одного мало-мальски доступного места, где можно было бы укрыться. Путь назад тоже отрезан, там коптящей лампадой догорает искореженный БТР, а возле него, безмятежно разбросав в разные стороны руки, лежит еще совсем молодой белобрысый мальчишка в пятнистой полевой форме. Даже имя его еще не успело запомниться - он всего две недели, как прибыл в батальон - и вот... уже выбыл...
Вадим скрипнул от злости зубами и, выглянув из-за камня, наугад послал очередь из автомата туда, где скрывались враги. В ответ ударил тяжелый пулемет, кроша скалу над головой. Пришлось снова вжаться в землю, дожидаясь... чего?!
"Где же наши?! Почему до сих пор не прислали вертолет? Сообщили ведь по рации... - заметались в голове беспорядочные мысли. - Нас же в этом каменном мешке перещелкают по одному, как слепых котят!"
Справа из-за нагромождения диких валунов короткими очередями огрызнулся автомат, и донесся лихо закрученный мат. Кажется, Васька Шакуров. Где-то поблизости должны быть и остальные, по крайней мере, те, кто остался в живых... И в этот момент наконец-то раздался долгожданный глухой рокот, заметавшийся по ущелью торжествующим эхом. Шла "тяжелая кавалерия" - штурмовые вертолеты.
"Где же вас черти носили до сих пор?! - Вадим позволил себе расслабиться. - Ну, ничего, теперь уже недолго осталось ждать. Сейчас как врежут на полную катушку..."
Что-то с коротким лязгом ударилось о стенку над головой и упало на землю. Вадим медленно перевел взгляд на звук и окаменел - рядом смирно лежала противотанковая граната. Казалось, само время застыло без движения. Вадим смотрел на смертоносную гостью тупо и недоуменно. Неожиданно, сами по себе перед глазами, стремительно ускоряясь, замелькали картины из прошедшей жизни: детдомовское детство, школа с ее мелкими радостями и столь же мелкими проблемами, первая робкая любовь и всепоглощающая страсть, ожидаемый и все же ставший неожиданным призыв армию. Вся его короткая и порой непутевая жизнь промелькнула перед ним за одно мгновение, а безмолвная граната, казалось, понимая, терпеливо ждала.
Словно просыпаясь от вязкого летаргического сна, Вадим, что было сил, рванулся в сторону. Успеть бы, только успеть!.. Нет, не успел - рвануло так, что мир свернулся в кровавый комок. Страшная боль огнем прожгла ногу, прошила все тело насквозь и полыхнула в мозгу яростным раскаленным солнцем. Его вышвырнуло из-за камня на дорогу.
"Глупо... ну почему все так глупо?.." - лениво шевельнулась затухающая мысль.
Сознание помутилось и погасло...
* * *
На строевом плацу воинской части учили маршировать желторотых новобранцев весеннего призыва. Молоденький лейтенантик, видать только из училища, ломким и осипшим от старания голосом покрикивал:
- Р-раз, р-раз... раз, два, три... левой... левой... выше ногу, носок тяни! Р-раз... р-раз...
Солдатики пыхтели, потели от усердия, словом, старались, как могли, кляня при этом про себя последними словами и уже успевшую осточертеть армию, и служаку-литёху, и тяжеленные гири кирзовых сапог, и вообще все на свете.
Прижавшись лицом к черным прутьям ограждения и крепко вцепившись в них руками, на марширующих солдат тоскливым мутным взглядом смотрел Вадим. По искривленному мучительной гримасой небритому лицу блуждала тень какой-то непонятной улыбки.
- Цирк! - тихо и зло процедил он сквозь зубы. - На кой хрен им эта строевая подготовка?! Под пулями много не намаршируешь...
Вадим шумно вздохнул, тяжело отлепился от ограждения и, опершись на костыли, медленно заковылял прочь. Он брел, понуря голову. Но куда бы он не смотрел, его взгляд нет-нет, да и возвращался к искалеченной ноге, вернее к тому, что от нее осталось. Пустая ниже колена правая штанина была подвернута назад и пришита к брюкам.
Июльское солнце палило нещадно. Душный пыльный воздух, пропитанный едким запахом разогретого асфальта, обволакивал, словно ватным одеялом, вызывая вялую усталость. В подсыхающей на солнцепеке луже, оставшейся после утренней поливки тротуаров, суетливо копошились скандальные воробьи - им тоже было жарко, и они искали облегчения в теплой мутной воде.
Из переулка, звонко хохоча и подпрыгивая на одной ноге, показалась рыжеволосая девчушка лет пяти. За ней с веселым тявканьем выскочил пятнистый лопоухий щенок. Не обращая ни на кого внимания, он прыгал вокруг своей хозяйки-хохотушки, не сводя с нее преданных глаз. Неожиданно девочка быстро наклонилась, игриво щелкнула щенка по влажной пуговке носа и крикнула:
- Тошка, догоняй!
Сорвавшись с места, она помчалась по тротуару в сторону городского парка, а щенок, восторженно размахивая кисточкой хвоста, бросился за ней вдогонку. Через некоторое время они нырнули под арку входа и скрылись в глубине затененной центральной аллеи.
Вадим проводил их пристальным взглядом, чуть печально улыбнулся и тоже отправился в парк. Он приходил сюда каждый день в любое время года, и только, когда шел дождь, обычно отсиживался где-нибудь в одном из своих укромных местечек. В городском парке всегда можно было найти пустующую скамейку вдалеке от главного входа и, скрывшись от посторонних сочувственных взглядов, часами неподвижно сидеть на ней, вперившись бездумным взором в пространство перед собой и полностью отключившись от окружающей действительности.
Под тенью старых раскидистых лип было чуточку легче, чем на улице, хотя немилосердный зной прокрался уже и сюда. Кое-где на скамейках чинно восседали чопорные старушки, зорко наблюдая за прохожими и о чем-то вполголоса переговариваясь между собой. Вадима они провожали жалостливыми взглядами, и от этого ему было во сто крат хуже - гораздо легче было бы, если б они вообще не обращали на него никакого внимания.
Миновав облупившуюся скамейку, на которой расположилась группа заядлых пенсионеров-"козлятников", Вадим свернул на узкую боковую аллею, ведущую к летней эстраде.
- Рыба! - внезапно раздался позади него ликующий возглас одного из игроков, сопровождаемый оглушительным ударом костяшек домино об игровую доску.
Болельщики и игроки сразу оживленно загомонили.
- Как же так?! Погоди... - попытался кто-то растерянно протестовать.
- Чего там годить? Продул, так и нечего ерепениться! Лучше за пивом сгоняй - нынче твоя очередь...
Одобрительный смех был подтверждением правоты говорившего.
Доковыляв до площадки летней эстрады, Вадим остановился чуть в стороне и, опершись на костыли, принялся смотреть на сцену.
Перед ней на скамеечках расположилось не более десятка слушателей - в основном пенсионеры и несколько детишек, но выступающего в данный момент барда-любителя это, казалось, нисколько не смущало. Слегка наклонив голову набок, словно внимательно прислушиваясь к гитаре, он пощипывал струны и пел - хоть и не очень хорошим голосом, зато душевно. Чувствовалось, что песня написана им самим искренне и на подъеме.
Вадим внимательно прислушался, стараясь разобрать слова.
Когда-то все казалось нам простым:
Обиды забывались очень быстро,
А каждый день был праздником большим,
И чувство было искренним и чистым.
Мы верили: добро сильнее зла,
И твердо знали - честь всего дороже!
На крыльях нас вперед мечта несла,
И не было сомнений - мы все
| Помогли сайту Реклама Праздники |