Не знаю точно к кому она сунулась поначалу, хотя о кое-каких её попытках впоследствии услышала от потрясенных такой непорядочностью дам. Да и зачем мне другие претенденты на членство в клубе, когда она попыталась туда завербовать даже меня - женщину, которая в то время едва ли не голодной рыскала по Емску в поисках дополнительных заработков.
Впрочем, расскажу об этом поподробнее.
Клара Федоровна пришла ко мне в тот момент, когда я уже подключала к сигнализации библиотеку перед уходом домой.
— Людмила, — с напористым апломбом заявила она, — у меня к тебе серьезный разговор.
Я не очень удивилась. Может, Петровы собирались куда-то уехать, а меня хотят попросить кота кормить? Хорошо бы: тогда и тосковавшему по мясу Мурзику что-нибудь перепало.
Мы направились к моему дому, кутаясь в воротники от колючих порывов февральского ветра. У меня болело горло, и разговаривать на холоде не хотелось, но Кларе Федоровне похоже мороз был нипочем.
— Вы часто жаловались мне, Людочка, на свое тяжёлое положение. Понимаю, что растить одной дочь непросто, поэтому не один раз размышляла: как помочь вам с Аллочкой?
Я даже раскашлялась от изумления. Больше пяти лет она обо мне практически не вспоминала и вдруг такая забота. С чего бы это?
— И я пришла к выводу, — уверенно вещала госпожа Петрова, — что вам нужно в корне изменить жизнь. Вы сильная и энергичная женщина, а таким людям грешно чахнуть в библиотеке: нужно выходить в люди, заняться бизнесом.
Неужели её Димочке сменщик в ларек понадобился? Ладно, я не против такой подработки: до десяти утра свободна, да и понедельник у меня выходной.
Но дело оказалось не в этом.
— Есть такой закрытый элитарный клуб для успешных бизнесменов, — таинственным голосом пояснила она. — Это очень и очень разборчивое сообщество. Кого попало туда не пустят, но за вас я поручусь как за исключительно порядочного человека.
Не скажу, что сразу же поняла, о чём речь. Растерянно хлопая ресницами, я изо всех сил пыталась сообразить, зачем могу понадобиться «успешным бизнесменам»: полы, что ли мыть в их клубе некому?
— Спасибо, конечно, — прохрипела я, — но что я буду в том клубе делать?
— Деньги! — с чувством пояснила мне собеседница. — На каждый вложенный рубль вы получите триста. Правда первоначальный взнос достаточно высок — 10 тысяч долларов, но потом всё окупится сторицей.
И только тут до меня дошло, чего она хочет. Первой мыслью была обида: наверное, Клара Федоровна считает меня полной дурочкой, если думает, что я клюну на такой «развод», когда весь город жужжит о финансовой афере. Потом сообразила: Петрова-то уверена, что её авантюры никому неизвестны и на свой манер теперь пытается обвести вокруг пальца очередную простушку.
У меня вырвался нервный смешок:
— Все это прекрасно, дорогая Клара Федоровна. Одно непонятно: откуда я возьму десять тысяч долларов, когда для меня и десять рублей - деньги?
Она панибратски ухватила меня под локоть и зашепелявила прямо в ухо:
— Я уже всё придумала: у вас есть квартира и если её продать...
— Что? — нервно вырвалась я из цепких лапок.— Как продать? Кому?
— Есть некий Самвел. Мужчина тапочками торгует на базаре Он давно хочет получить жилье в нашем Емске. Я уже с ним разговаривала…
Да ты погляди на неё: эта наглая баба нас с Алкой и жилья уже заочно лишила!
— Нет! – резко ответила я.— Никогда!
Клара Федоровна явно не ожидала такого резкого отпора:
— Людмила Павловна, — даже топнула она ногой, — что вы такое говорите? Почему же «нет»? Я так старалась, общалась с нужными людьми, договаривалась, а вы? Нехорошо. Я думала, что вы - серьезная и умная женщина.
— Лучше быть глупой и легкомысленной, но в квартире, чем умной и серьезной «бомжихой».
— Я же говорю, что всё вернется месяца через три, умножившись стократ. А пока вы можете пожить у Розы Сергеевны. Димочка не возражает.
Да, настоящие благодетели: в доме с бушующим полтергейстом разрешают пожить. Да я туда и за пресловутые десять тысяч долларов не заселюсь.
— Зато я возражаю.
— Как вы можете? Ведь я столько для вас сделала: помогала и продуктами, и одеждой, и если на то пошло, квартира без моей помощи давно бы отошла к вашему бывшему мужу. Могли бы из простого уважения прислушаться к моим рекомендациям.
В этот момент я её возненавидела. Мы стояли у входа в подъезд, мёл снег, но мне и в голову не пришло пригласить бывшую подругу в дом. Мало того, захотелось схватить Петрову за лисью шапку и окунуть лицом в снег. А вот она, похоже, не собиралась отступать.
— Что же, и чашечку чая не предложите? — оскорблено спросила Клара Федоровна.
Разве только с синильной кислотой, но у меня её не было. А на нет, и суда нет!
Неизвестно, чтобы произошло дальше: может я и перешла бы на личности и опустилась до рукоприкладства, но помешал Геннадий Борисович Лысенко.
Геннадий Борисович — Герой Советского союза и заслуженный ветеран Второй мировой.
Раньше я думала, что его на фронте в голову ранило, поэтому он пьет, как лошадь да куролесит с молодым пылом и недюжинной фантазией. Но как-то моя знакомая из пенсионного фонда добралась до его наградного листа. Там подробнейшим образом была описана дичайшая история, как в сорок первом году младший сержант Лысенко, вооруженный лишь топором, разогнал до зубов вооруженную роту фрицев, для начала отрубив голову возглавлявшему немецкий отряд офицеру вермахта. Захватчиков тогда полегло от топора Геннадия Борисовича больше, чем от прямого попадания снаряда.
До сих пор мне везло, и я умудрялась обходить запивавшего ветерана стороной, но в тот вечер фортуна отвернула своё капризное лицо, и герой, выскочив из парадного на улицу в одних кальсонах, оказался прямо перед нами.
— А, — закричал он, свирепо вращая глазами, — попались сучки! Ты - Клара Целкин, и ты - Людка-проститутка! Да я таких как вы на фронте пачками … снимай панталоны!
Петрову мигом унесло. Увы, мне бежать было некуда. Где-то за спиной в метели спряталась бессовестная Клара, а перед лицом маячил упившийся до белок сосед, требовавший, чтобы я невесть зачем стаскивала с себя штаны (все в доме знали, что ветеран стал импотентом ещё при жизни своей покойной половины).
Спасение пришло внезапно, но было радикальным: чугунная, помнившая ещё первые пятилетки сковородка бабы Нюры опустилась на его запорошенную снегом лысину:
— Уймись, варнак!
«Варнак» спланировал как осенний лист – плавно и горизонтально.
— И что с ним делать? – растерялась я.
— Да чё ему будет-то, алкашу? У него в башке пластина титановая вшита. Я его так часто угощаю.
А я-то всегда удивлялась, почему у ветерана голова напоминает котел с плоской крышкой? Наверное, выпуклость надо лбом безжалостно сравняла карающая сковорода нашей отважной революционерки.
Выскочила дочь Геннадия Борисовича — медсестра на пенсии Тамара Петровна.
— Спасибо, баба Нюра, — деловито поблагодарила она старушку, — теперь он до утра проспит.
Втроем мы затащили «героя» в их квартиру. На кухонном столе виднелась едва початая бутылка водки, и баба Нюра тотчас её заприметила.
— Девки, а не оприходовать ли нам пол литра? Всё равно этот охламон ничего завтра не вспомнит.
— Можно, - охотно согласилась Тамара Петровна, — только надо отцу стопку отлить для опохмелу. А то ещё утром корячиться и мозги выносить будет.
Хозяйка на скорую руку поджарила яичницу с салом, открыла банку с маринованными огурцами, и мы уселись за стол. После всех сегодняшних встрясок первые сто грамм пошли на «ура», а если вспомнить, что кроме съеденной ещё в обед овсянки у меня в желудке ничего не было, станет понятно, почему я моментально охмелела.
После того, как мне налили второй раз, я рассказала соседкам о всех напастях, свалившихся на мою бедную голову.
— Вот, — плакалась я, — какому-то Самвелу пообещали мою квартиру. Убьют меня, если квартиру не отдам или мы с Алкой будем на вокзале с «бомжами» жить.
Не надо думать, что я совсем уж разума лишилась: в конце 90-х таким историям никто не удивлялся. По телевизору постоянно показывали интеллигентных стариков и старушек, которых криминал выбрасывал из их квартир на помойку. Кстати, такие истории и сейчас не редкость, но в эпоху «первоначального направления капитала» ограбить беззащитных почиталось едва ли не за доблесть.
Если я и начудила, то только в том, что наделила Клару Федоровну демоническими чертами пособницы мафии. А она была всего лишь мелкой мошенницей, которую к тому же саму обманули. Однако мы — три нализавшихся водочки бабы от тридцати восьми до девяносто пяти лет в тот момент не могли здраво рассуждать.
— Вот оно чё делается, — задумчиво протянула баба Нюра, — уже за одиноких женщин принялись, живоглоты. Но меня они голыми руками не возьмут: у меня револьвер есть - лично товарищ Котовский подарил, когда мы в Одессе беляков били. Пусть только сунутся! А у тебя, Людка, оружие есть?
Захлебываясь пьяными слезами, я только отрицательно покачала головой.
— Есть, есть на ж… шерсть, — отмахнулась Тамара Петровна — дама представительная и рассудительная. — Знаю я этого Самвела. Недаром, всю жизнь фельдшером на «Скорой помощи» проработала. Как-то вызвали «неотложку» на улицу Спартака, где этот хряк живет у своей потаскушки…
Она глотком осушила остатки в стопке, поморщилась и с хрустом загрызла водку огурцом.
— … ну что же, приехали. А его шмара — совсем ещё сопливая девчонка вертится, глаза отводит, что-то верещит о высокой температуре, но ничего толком не говорит. Я прохожу в комнату: на постели в халате валяется огромный восточный мужчина. «На что жалуетесь?» — спрашиваю. Он откидывает полу халата, а там, — рассказчица сделала настолько красноречивый жест рукой, что все поняли, что именно она имеет в виду, — огромный, синий и весь в жутких шишках. Ужас!
У меня изумленно раскрылся рот, а вот баба Нюра проявила деловитое любопытство:
— Уши крысиные, что ли пытался пришить?
— Нет, шарики металлические вживить, — пояснила бывшая медсестра, — да неудачно. Началось нагноение, поднялась температура, и разнесло его причиндалы словно бревно.
— И?
— Увезли придурка в хирургию на операцию.
Я изумленно икнула: в моей голове не укладывалось услышанное. Зато оно хорошо отложилось в памяти бабы Нюры. Что уж говорить: бутылка водки была для неё мелочью, и воспринималась закаленным организмом на уровне чашки чая. И если заявившись домой после кратковременного загула, я в беспамятстве рухнула в постель, то старушка до самого утра подбадривала себя ещё и различными настойками собственноручного приготовления.
Жизнь бывшей звезды Второй конной армии была бедна событиями: не считать же развлечением запои соседей. И вдруг такой повод! Бабка за ночь накрутила себя до состояния невменяемости, окончательно уверившись, что вышеупомянутый Самвел именно её хочет лишить квартиры.
Не успело ещё толком рассвести, как она оказалась на рынке возле палатки продавца тапочками. Ни о чём не подозревающий Самвел неторопливо раскладывал на витрине свой специфический товар, когда на него бешеной тигрицей накинулась наша кавалеристка.
— Вот, — поднесла она ему прямо к носу сложенные в кукиш пальцы, — вот ты получишь мою квартиру!
С такой бабушкой не забалуешь!
Валькирия:)))