Два маленьких солнышка, как звала их в детстве бабушка, почти не отличались друг от друга, разве только, что у Маши родинка была на правой щеке, а у Наташи - на левой. И платьица, и туфельки у них тоже всегда были одинаковые. Мать же различала их по глазам, одной ей было только ведомо, как она это умела делать. Она всегда говорила, что у Наташи глаза с грустинкой, хоть она очень веселая девочка.
Девочки постепенно подрастали, и к концу окончания средней школы неожиданно их интересы к выбору профессии резко разминулись. Маша пожелала стать врачом, Наташа – учительницей.
Впервые за семнадцать лет девочки расстались.
Маша поступила в Саранский медицинский институт, Наташа – в Нижегородский государственный пединститут. Оба института были далеко от их маленького городка, и сестры встречались теперь только на летних каникулах. Они по-прежнему были очень похожи внешне, только и одежда, и интересы у них были теперь разные. Наташа - веселая хохотушка, была очень влюбчивой. С танцев, куда девушки ходили по вечерам во время летних каникул, ей всегда находились провожающие. Маша относилась к случайным знакомым очень серьезно, и развлекаться с мимолетными ухажерами вовсе не желала.
В сентябре девушки уезжали на учебу, но связь между собой не теряли. К концу пятого курса Наташа впервые по-настоящему влюбилась в однокурсника Алешу и беспрестанно рассказывала о нем сестре по телефону, а после получения диплома учительницы пригласила сестру на их свадьбу, которую молодые решили сыграть в родном городке Наташи.
В светлый июньский день Маша ехала домой на свадьбу сестры. Поезд опоздал, и на свадьбу она попала, как раз в то время, когда гости «кланялись» молодым, преподнося им подарки для будущей жизни. Наташа и Алексей, стоя принимали сувениры, и под крики подвыпивших родственников беспрерывно целовались.
«Примите подарок и от меня, - сказала она, протянув молодым, два серебряных кулона для счастья. - Вы теперь можете всегда носить фотографию своей половинки возле самого сердца. Надеюсь, что мой подарок вам понравится».
Маша встретилась с глазами Алеши, и поняла, что буквально утонула в его синих глазах, и ее куда-то несет по незнакомому ей прежде морю. Сердце больно екнуло.
"Мы же двойняшки, - успокаивала она себя ночью, вот нам и по нраву один и тот же парень». Но, представив, что Наташа лежит в его объятиях, поняла, что утром не сможет больше встретиться взглядом, ни с сестрой, ни с ее мужем.
Она уехала рано утром, когда молодые еще спали, сославшись на то, что ей предстоит еще один экзамен в институте.
Уже в поезде она поняла, что влюбилась в мужа сестры, и что это совершенно невозможно; но сердце ее еще долго пыталось выскочить из груди, сопротивляясь ее твердому решению не думать об этом.
Время шло. Маша закончила мединститут и по распределению уехала в Сибирь. У Алеши и Наташи через год после свадьбы родились двойняшки: Шура и Нюра, а через три года после рождения детей, в марте, в их семье случилась страшная беда. Возвращаясь с работы, Наташа попала под колеса автомобиля, и ее не стало.
На похороны сестры Маша не успела, о чем горько жалела. Шура и Нюра вместе с Алешей теперь жили в доме ее родителей. Маша, взяв отпуск, два месяца помогала родителям и Алеше пережить, навалившееся на них горе, взяв все заботы о двойняшках на себя.
Отпуск закончился, и ей пора было возвращаться на работу.
Стоял ветреный майский день. В округе отцветала черемуха. Ее белые лепестки кружились в неистовом танце весенней вьюги, заметая тропинку, по которой Алеша с Шурой и Нюрой провожали Машу на поезд. Маленькие ручонки цепко держали ее ладошки. В глазах девушки стояли слезы.
Вот и железнодорожная станция. Еще несколько минут, и поезд умчит ее в сибирские края.
Она взглянула на кулон Алеши, тот самый, который она подарила им с Наташей на свадьбу. Там хранилось теперь уже его прошлое с ее сестрой.
Объявили посадку на поезд.
- Тетя Маша, - услышала она голосок Нюры,- не уезжай от нас, пожалуйста.
- Ты же наша мама, - вторил ей Шура.
- Мамочка, не уезжай от нас, - заплакали они в голос, поняв, что через минуту поезд навсегда увезет ее от них.
- Папа, ну, скажи ей, скажи! – умоляли они отца.
Впервые за эти два месяца Маша взглянула в измученное лицо Алеши, встретившись с его глазами, и ее опять, как при первой их встрече, унесло в неведомое ей море.
«Останься, Маша. Будь детям матерью. Мы все вместе переживем это горе», - как сквозь сон услышала она голос Алексея. Он еще, что-то говорил и говорил, сжав до боли ее руку, но Маша была не в силах понять, о чем он ее просил.
У Маши запершило в горле, ее качнуло куда-то в сторону, и она еле удержалась на ногах. В глазах Алексея застыл вопрос. Дети тоже молчали, по их щекам катились горькие сиротские слезы.
- Я вернусь, хорошие мои, деточки мои, обещаю, а пока поживите с папой, дедушкой и бабушкой. Вот только решу вопрос с работой.
Объявили отправление поезда. Маша вскочила на подножку вагона.
- Мамочка, возвращайся скорей. Мама! Мама!- еще долго слышала она голоса детей, ощущая взволнованный поцелуй Алеши на щеке.
А за окнами мчавшегося поезда, как и в ее душе, бушевала то ли вьюга, то ли метель, роняя лепестки черемухи.
