Дом на улице Ленина

Дом, в котором я прожила свои первые семь лет, снесли. Это был двухэтажный купеческий особняк, выложенный из кирпича. Когда его сносили, бульдозер не смог справиться. Кирпичная кладка была на яичной основе, дом был выстроен на века. Пришлось вызывать подрывников. Потом я обнаружила дом-близнец, спрятанный в одном из центральных переулков.

Нашему дому не повезло, он стоял на улице Ленина, напротив кинотеатра “Победа”. Из окон нашей комнаты был виден экран, по которому шла реклама кинофильмов, иногда документальные фильмы. Смотреть их мешал старый тополь, и мы шутили, что однажды он сгниет, и не будет больше загораживать ветками экран.
Мы ошиблись. На месте нашего дома построили современный продовольственный магазин с высотной пристройкой.

Мы больше никогда не поднимемся по скрипучей лестнице на второй этаж и не войдем в дверь большой коммунальной квартиры. Слева была общая кухня, из которой дверь вела в туалет. Я им не пользовалась, у меня была эпоха горшка, но той серой комнаты побаивалась. Напротив кухни жила семья Скомороховых, наших соседей, оставшихся добрыми друзьями. Их комната с тяжелыми шторами была для меня притягательна, Маринка, их дочь, была моей первой подругой. Однажды я даже решила перейти к ним жить. Я собрала все свои сокровища: книги и платья, и пришла к ним. Мне поставили раскладушку. Я переночевала, меня даже не отговаривали. Просто утром тетя Вира, я звала ее мама Вира, спросила, не жалко ли мне мою маму, я разрыдалась, ответила, что жалко, и вернулась к своим.

Наша комната была в самом конце коридора. Она была достаточно большой, примерно треть ее была отгорожена, там была спальня, где стояла моя кроватка, кровать родителей, большая тумба, похожая на маленький шкаф. Другая половина служила столовой. В центре стоял большой круглый деревянный стол со стульями, диван у перегородки, напротив книжный шкаф, на который потом взгромоздился телевизор “Рекорд”. По моим понятиям, слишком высоко, чтобы хорошо разглядеть, что же этот телевизор показывает. Я предпочитала радио. В угол был задвинут журнальный треугольный столик, на котором стоял телефон, время от времени столик падал вместе с телефоном.

Я помню, как однажды лежала в постели и думала о том, что мои подруги по детскому саду сейчас тоже засыпают в своих кроватках, и кроватки у всех разные, и комнаты разные, и родители тоже разные. У меня моя мама и мой папа, а могли быть другие. Я могла родиться совсем в другой семье.

Моя мама приехала в Нск по распределению после окончания Иркутского финансового института. Она начала работать ревизором, и ей дали эту комнату. Потом к ней приехал мой будущий отец. Свое бракосочетание они отметили скромно: заказали столик в ресторане на четверых, приглашены были свидетели. Я родилась в конце июля. Дядя Сережа Скоморохов, отснял “исторические” кадры: мой отец заходит в роддом, мама у дверей роддома, она держит меня в одеялке на руках и улыбается мне; отец взял меня в первый раз, у него удивленное лицо. Мама запомнила его первую фразу обо мне: “А она шевелится!”

Когда мама была еще беременна, в дом нагрянули друзья отца, геологи, и спросили: “Свет, чего ты хочешь?” Мама ответила: ”Яблок”. Тогда они притащили мешок яблок белый налив.

А когда меня принесли домой, потянулись мамины коллеги — поздравлять. Все несли цветы. В тот год было много гладиолусов. Цветы сначала ставили на стол, потом на окна, потом кончились вазы, и цветы в трехлитровых банках стали ставить вдоль стен. Когда приехала бабушка, она была поражена количеством цветов и яблочным духом, который исходил от яблок из казавшегося бездонным мешка.