Привет из прошлого

Рейс на Ош отменяется из-за  метеоусловий. От  посадочного  терминала  отошло  несколько  человек, и направились к  той скамье,  на  которую присел  я  в ожидании  своего рейса.
Вообще зима  не самое лучшее время для полетов. Нет гарантии, что  улетишь  с первого  раза.
Рядом  на  скамейку уселся  солидный  мужчина чуть моложе  моего  возраста. Или директор преуспевающей фирмы, или простой влвделец такой же фирмы. Мы при кажущейся одинаковости, выглядим немного  по-другому.
Он установил  у ног сумку и смачно  выругался на  киргизском языке. Для  меня, это прозвучало  как музыка и    призыв  к знакомству. «Кыярда барасыз?» - спросил я - «Ошкя» Ответил он  автоматически  и тут же  в  удивлении посмотрел на  меня. Усмехнувшись, он протянул  руку «Саламат сыздарбы» Ответив  на  рукопожатие, я  спросил его на киргизском языке  как это  положено, о делах, о детях, о родителях, о братьях  и  сестрах, о соседях  и  детях  соседей… 
Чем отличается национальное  приветствие  от  русского? Тем, что можно  говорить долго, интересуясь  всеми, о  ком только  вспомнишь  и  тот,  кого  приветствуешь, должен  кивать  головой и мычать «Джакжи» и пытаться  выдернуть  руку. В  конце  концов, он  рассмеялся и  проговорил: хорош, хорош  я и так понял, что  мы  земляки.
Не  успели мы начать долгий разговор о городе,  в который направлялись, а направлялись мы  в Ош, стольцу юга киргизии.  Как вдруг напротив моего собеседника остановилась очень богатого вида женщина,  посмотрела на него внимательно, но  видимо не решилась задать  вопрос, и  стала  удаляться, но затем,  резко развернувшись,  подошла  к нам. Благоухая дорогими духами  и слепя блеском драгоценностей.
- Извините, Вас  случайно не Владимиром  зовут, а фамилия ваша Киршин.
Мой сосед удивлено  посмотрел  на женщину,  поднялся  с  сиденья, и чуть  отступив  в сторону, глухим голосом спросил: Нинка – Шельма, ты ли это?
- Я Вовчик, я. Надоело  в  випзале  париться, вот вышла к  народу.
- Ну, да!  Как всегда, на  нас,  на простых работяг посмотреть и себя ненаглядную показать.
- Ты не рад меня  видеть? Пойдем Вовчик  в ресторан, угощу по-царски.
- Нина, иди  своей дорогой, не виделись мы тридцать лет, и дай Бог еще не увидимся. А в ресторан я могу и без тебя  сходить.
Криво хмыкнув яркокрасными губами, Нинка-шельма, как ее назвал  мой  попутчик, удалилась в сторону випзала.
- Не дай Бог  с ней  на один  рейс  попасть. Хотя нет,  на родине ей делать  нечего, видимо эта дамочка летит заграницу, тратить  не  свои деньги. – Проговорил Владимир Киршин.
- Я был вынужден поинтересоваться: почему  такая неприязнь к  приятной, на  вид, женщине?
Немного  помолчав, Киршин ответил: это тянется из  юности.

            - Я  вернулся  из армии в  город в то  время, когда в Оше стали строить огромный текстильный  комбинат. До  армии работал  на шелковом комбинате и жил  в барачной комнате с мамой,  а тут полная возможность  получить собственное жилье и я устроился на новый комбинат. Рассказывал  мне Владимир  Киршин.

Работал наладчиком  станков в цеху, где  работали девчата  со всего Союза. Все жили  в рабочих  общагах и по  мере создания семьи получали комнаты в более благоустроенных семейных  общежитиях. А  уже  при рождении ребенка молодой  семье выделялась квартира.
Прекрасные были времена: с затаенной грустью проговорил Киршин.

- В цеху стало  твориться неладное, у девчонок стали пропадать из сумочек обеденные деньги. Дружелюбный климат в  коллективе был разрушен. И тут  у нас новость: наша Нинка,  которая  имела странную фамилию Шельма, выпала  с балкона четвертого этажа. Оно  и  понятно, что  такая высота – это явная смерть. Решили помочь на похороны деньгами,  кто сколько может. Собрали  какую-то  сумму, цех большой, народу  много. сумма получилась приличная. Меня направили с двумя девочками  из  профсоюза к Нинкиной маме. Заходим в незапертую дверь. Посредине  стол с остатками застолья, за  которым  в неприглядном виде сидит Нинкина  мамаша. Девочки  молоденькие,  расстерялись и смущаясь протянули  маме пачку денег со  словами: это вашей Ниночке на похороны. Мамаша, жадно  схватив пачку грязными пальцами, и стал прятать её куда-то внутрь лифчика. Но  тут за  занавеской раздался шум  и грохот, из-за  тряпочной перегородки выскочила Нинка с костылями  под мышкой и ногой  в гипсе и ккинулась  отбирать у мамаши  похоронные деньги. Нинка кричала, переходя на визг: отдай старая б**ть – это  девочки  мне собрали!
Мы  стояли в растеряности, в драку лезть не хотелось, и пошли  восвояси, не будешь  же возвращать в цеху девчонкам  их рубли, да  и  список не писали, кто дал,  а кто и без денег  сидел. Всех не упомнишь.
Потом оказалось, что  Нинка гуляла в  компании ребят с  судимостями, были  у нас и такие комсомольцы, и они поймали Нинку, когда  она шарила по  карманам. Ну и  выкинули ее с балкона, а показания дали,  что упала  сама, а ей, когда узнали, что жива, пригрозили смертью. Вот Нинка и не помнила, как  упала. Больше  Нинка  в цех не вышла и у девочек перестали пропадать деньги.
Время шло – продолжал  рассказ Киршин – я стал  встречаться  с хорошей девушкой, наши  встречи были  полны романтики, мы очень любили гулять в  молодом сквере, вдоль берега канала, по  его бетонному руслу. Это  горная река Ак – Бура запертая  в бетон, через весь город  уходила на полив хлопковых полей. Мутные воды с глухим  ворчаньем выплескивались из бетонног русла, вскипали  буруном перед  мостом ведущим на комбинат, его даже  нельзя назвать мостом, это  сооружение было  площадью перед комбинатом и на  нем стояли всевозможные  торговые ряды, вода выходила далеко за  пределами торговой зоны. Попав под этот мост выбраться живым не было  шансов  ни укого. Рассказывали, что оставшиеся на комбинате Зэки расправлялись с  неугодными людьми, мол,  шел человек и оступился. Пока  не  поставили ограждение.

- Что-то  я отвлекся от  темы. Почему-то  глубоко  и печально вздохнув: проговорил Киршин.
Как-то гуляем  по бережку, и вдруг  мимо  нас пробегает девушка, и прыгает в  воду,  на повехности видны только ее белые трусы. На  той стороне народ с интересом  смотрит, как эту самоубийцу несет к  мосту, а там верная  смерть. Долго не раздумывая бросился  вслед за  ней, поймал за то, что было видно и таким образом подтянул  к  берегу. Ухватился  за  протянутую руку моей девушки и выполз на берег совместно  с утопленницей. Так был  испорчен мой единственный выходной  костюм. Вскоре  подъехали  менты и нас  всех повезли  в участок. Там  при  свете я разглядел, что это была Шельма.
Она заявила, что возможно  в воду меня толкнул он, и  показала на  меня  пальцем, и что при  ней была сумка с крупной суммой денег.
Прислове «деньги» у  киргизских ментов уши  поднимаются  как  у немецких  овчарок.
Не буду вдаваться в подробности, но  я полностью испытал  на себе горячее стремление ментов найти  сумку с деньгами. После ночи проведенной в отделении,  я месяц пролежал в больнице. Спасла  меня моя девушка, она нашла  свидетелей,  что  Нинка прыгала  в воду с пустыми  руками.
- Вот  так, земеля, вместо медали за  спасение утопающих я лишился выходного  костюма и  получил перелом нескольких ребер, но  зато обрел верного спутника на  всю жизнь.
Шельма, она и есть Шельма! Уехала  после этого  случая из города, ибо при  встрече я бы не раздумывая, снова кинул бы ее в тот мутный поток.
А  прыгала  в воду  она, как мне потом рассказали,  из-за того что в  карты проигралась, поставила на  кон  свою жизнь. А я не дал ей умереть! Это уже не ее вина. Карточный долг она отдала попыткой суицида.
Узнала  она  меня, своего спасителя, наверное,  помнит  и то,  как отблагодарила. Вот  и  смылась из  зала. А пойди  я  с ней в ресторан, то  точно она меня бы там  подставила. Не может Шельма по другому.
Вот  так, земляк,  я лишний раз  убедился, что  в нашем  мире в богатстве живут  не те,  кто  стоял за  станком, а  вечерами  учился  в институтах. А  вот  такие  как эта Шельма.