Давным-давно где-то в просторах южного океана был остров. Площадь острова была невелика, и чтобы обойти его по берегу, понадобилось бы всего три-четыре дня. Жаркое южное солнце висело над островом круглый год, лишь изредка укрываясь свинцовыми тучами. Тогда шёл ливень, но никогда дожди не длились больше трёх дней.
На том острове жило маленькое племя. Собственно, к тому времени, о котором идёт речь, островитян трудно было назвать даже племенем, ибо осталось их ровно двадцать человек. Главным среди них был вождь, и власть на острове переходила от отца к сыну уже много столетий. Нынешний вождь был молодым двадцатилетним юношей. Матери он не знал, а его отец погиб несколько лет назад во время ловли рыбы, когда быстрое течение затянуло его пирогу на глубину и перевернуло. Там поджидали хищные акулы. А юноша остался сиротой. И стал новым вождём островитян.
Рыба была их единственной пищей. Ловля сопровождалась многочисленными опасностями, но выбора у людей не было. И каждый день три пироги выходили в лазурные воды океанского залива. В лодках обычно сидели по трое рыболовов с длинными гарпунами. Все мужчины племени, кроме одного дряхлого старика, рыбачили, а женщины между тем искали на берегу редкие съедобные ракушки и жгли сухой тростник, чтобы запечь в золе улов.
Как-то раз вождь ловил рыбу у восточной оконечности острова. Там глубина была большая, но и рыба попадалась покрупнее, правда, плавала в основном у дна, недосягаемая для гарпунов.
Наступил вечер, и три десятка хороших рыбин лежали на дне пироги. Лодка была старая, на ней плавал ещё дед вождя, но благодаря бережному обращению пирога оставалась пригодной для плавания у побережья.
Юноша осторожно поднялся на ноги, и несколько мгновений неподвижно стоял на зыбком дне выдолбленной из древесного ствола скорлупки, напряжённо всматриваясь в пучину. А потом бросил заострённый шест из особого вида бамбука в сизую воду.
- Попал, - улыбнулся юноша.
Как и все мальчишки, он с ранних лет выходил с отцом на ловлю рыбы и потому почти не промахивался на мелководье. Но чем глубже океан, тем сложнее было попасть в рыбину.
Спустя полминуты лёгкий гарпун медленно всплыл на поверхность. На его нижнем конце билась большая треска, выпуская в воду облака крови.
Вёсел не было. Подгребая руками, люди приблизились к гарпуну и вытащили его в пирогу. А затем отплыли метров на пятьдесят в сторону и снова высматривали добычу. Рядом с вождём сидел его друг детства, и отец того – крепкий мужчина, загорелый почти дочерна.
Серый безмолвный плавник большой акулы нарезал круги воды вокруг пироги. Вероятно, это была та самая особь, что сгубила его отца. Молодой вождь с ненавистью глядел на морскую хищницу и сжимал гарпун так сильно, что сводило пальцы. Но тонкий шест не повредил бы акуле.
Трое рыбаков загарпунили ещё четыре большие рыбины, прежде чем вечерняя темнота полностью скрыла коралловое дно. Только акула по-прежнему кружила вокруг пироги.
- Не разглядеть ничего, - сказал, наконец, мужчина. – Уже темно.
- Плывём домой, - произнёс вождь.
Они молча гребли несколько минут.
- Когда я был совсем мальчиком, - вздохнул островитянин, - хорошая рыба водилась и на мелководье. Можно было гарпунить её до самой ночи.
- Мы же её и съели, - усмехнулся друг вождя. – А потом съедим всю рыбу и здесь.
Оставшийся путь до залива никто ничего не говорил. Все трое очень устали, не столько от рыбалки, сколько от бесконечной гребли. Пирога, казалось, едва движется по волнам. Но вот за темнеющим мысом, опушённым кустарником, открылся посёлок. Десяток тростниковых шалашей и весёлый огонь, разведённый в ямах на песке.
Две другие пироги уже были вытащены на берег, потом их отволокут повыше от моря. Рыбаки с них сидели у костра, понуро глядя на пляшущие языки пламени. Улов у них сегодня выдался совсем непримечательный.
- Завтра все поплывём на новое место. В заливе рыбы почти не осталось, - сказал вождь, подходя к посёлку.
- Ой, беда, - запричитала одна старуха. – Скоро помрём с голоду. Так и знайте.
- Да помолчи ты, - прикрикнула на неё дочь, невысокая женщина с резкими чертами лица. – И так тошно, а тут ещё ты! Разделывай лучше рыбу.
Её муж отдыхал рядом. Их сын сидел на корточках у огня. Сегодня он рыбачил вместе со взрослыми. Уже пятый год подряд, хотя ему всего-то было десять.
Друг вождя подошёл к своей девушке и поцеловал её.
- Я успел соскучиться, - шепнул он ей на ушко.
Вождь взглянул на них и отвернулся. Они оба любили девушку. Когда-то даже поссорились из-за неё. Дело чуть было не дошло до рукопашной, однако отец, тогдашний вождь, велел подросткам угомониться.
- Пусть выбирает она, - сказал он и слова вождя никто не смел ослушаться.
Трудным был выбор для неё. С обеими девушка играла в детстве. И оба были для неё дороги. Но она прислушалась к своему сердцу и выбрала не сына вождя, а его друга.
А теперь юноша был один. Кроме возлюбленной его друга, были ещё две молодые девушки. Одна из них – жена молчаливого замкнутого юноши, что жил вдали от всех. А другая была очень уж некрасивой, и вождь не смог долго жить с ней в одном жилище. Детей от него она так и не родила.
Посёлок располагался у плоского пляжа, испёщренного тысячами следов островитян. Ночной прилив почти доходил по берегу до ковра из пожелтевшей травы, смывал следы, но выше не поднимался. Когда-то, если послушать ворчанье стариков, племя жило выше, почти у вершины небольшой горы, возвышавшейся над островом. А с той поры, как пришлось каждый день ловить рыбу, переселилось на побережье. Это была их правда, выдуманная, чтобы скрасить настоящее.
Островитяне жили прошлым. Три старухи и старик усаживались у костра и начинали рассказывать, как, дескать, всё было хорошо, когда они были молодыми. Тогда и рыбы было много, и племя насчитывало полсотни человек. Молодым оставалось только хмуриться и уходить прочь, чтобы не слышать о давней, слишком радостной жизни.
Когда наступила ночь, юноша забрался в свой шалаш и улёгся на тростниковую циновку. Обычно он долго не мог уснуть. Не давали покоя тягостные мысли.
Кроме маленьких земляных крыс, которых было трудно поймать, на острове не осталось никаких млекопитающих. Ещё были ядовитые ящерицы, прятавшиеся в глубоких норах да птицы, гнездившиеся на недосягаемой горной вершине. Только рыба спасала остатки некогда многочисленного племени от голодной смерти.
Отец рассказывал, что много столетий назад остров населяли сотни людей. Всем им хватало пищи, кокосовые пальмы покрывали весь остров, а у подножия горы, рядом с родниками, было множество огородов, где разводили батат и другие съедобные культуры. Но когда число островитян достигло тысячи, они уже не могли прокормиться. Племя разделилось на две части. Одна из них спустилась к морю и научилась рыбной ловле, другая же продолжала неустанно обрабатывать истощённые земли, вырубать мангровые леса для строительства крепких хижин. И нападать на жителей побережья. Рыбы у тех было вдоволь, но случалось, что голодные люди верхнего племени поедали и самих рыбаков. А потом все деревья были срублены, даже кокосовые пальмы, и жители горы спустились вниз. Из оружия у обеих сторон были лишь деревянные копья, но люди всё равно гибли сотнями. В конце концов гарпуны, использовавшиеся для ловли рыбы, дали жителям побережья преимущество над врагом и позволили перебить всех людоедов до одного. Тогда-то и появился титул вождя. Первым правителем выжившего племени стал тот, кто больше всех отличился в битве. Его потомки по мужской линии наследовали власть.
Впрочем, остров всё равно умирал. Племя с каждым поколением уменьшалось, рыба была истреблена. Жители посёлка уже сейчас ложились спать полуголодными. А что будет потом? На этот свой вопрос молодой вождь не хотел отвечать.
Каждый год, в день, когда с севера приходили тучи, предвещая дожди, племя поднималось по извилистым тропам среди скал к подножию горы – туда, где было покинутое селение. Таков был священный обряд.
Один за другим все члены племени покидали свой маленький посёлок и брели по холмам, укрытым вечнозелёным кустарником. Они спускались в болотистые долины, поросшие высоким разнотравьем, пересекали глубокие лощины, полные папоротника и хвоща, преодолевали скальные нагромождения, карабкаясь по ним вместе с лианами и плющом. Последними шли старики, кряхтя и то и дело переводя дух. Мужчины несли в большой плетёной корзине весь вчерашний улов – два десятка макрелей, а среди них несколько тропических цветастых рыбок и даже одну мурену. Накануне никто не ужинал – так было заведено. Вождь шёл первым. Он уже пятый год подряд вёл соплеменников к месту древнего селища.
Молчаливая гора смотрела со своей недосягаемой высоты на горстку островитян. Кучевые облака, могучей армадой двигавшиеся на юг, цеплялись за её многоглавую скалистую вершину. Птицы с беспокойными криками плутали в небе, чувствуя приближение ливней. Немилосердное солнце лишь изредка появлялось в разрывах сплошной ткани облаков.
Очередной подъём тропы привёл людей к крохотному плоскогорью. Дальше пути не было. Островитяне, озираясь в благоговейном страхе, входили в древнее селение. Когда-то тут был главный населённый пункт острова, и здесь жили предки всех без исключения островитян задолго до разделения.
Черные полусгнившие стены деревянных хижин молчаливыми памятниками людской беспечности встречали по обе стороны от главной площади. Земля здесь была за века утоптана тысячами босых ног и ничего не росло до сих пор. Дети: двое мальчишек и девочка, не особенно беспокоившихся священным ритуалом, разбежались было по окрестностям и теперь вернулись к своим родителям. Мальчики дрожали от невыносимого страха, девочка плакала.
- Скелеты, - догадался вождь. – Не бойтесь их.
В нескольких хижинах лежали убелённые ветром и дождём скелеты людоедов, обитавших здесь много поколений назад. Видимо, это были те, кто по каким-то причинам не спустился вниз, к рыбакам на побережье. Тех, кто сошёл, победители ещё тогда похоронили в другой части острова.
Вождь вспомнил, как тоже боялся этих останков, когда приходил сюда ребёнком. Белые кости словно застыли здесь в вечном проклятии синим небесам и живым душам под ними.
Островитяне подошли к огромному дереву. Это был фикус, и говорили, что ему не меньше тысячи лет. Многочисленные боковые стволы отходили тонкими колонными от раскинувшихся во все стороны ветвей. Осы с гудением кружили вокруг древнего исполина. Последнее дерево на острове служило местом поклонения племени.
Бамбуковыми палками выкопав небольшую яму у центрального ствола, трое мужчин положили туда рыбу.
- Прими наш улов как жертву тебе, - медленно и громко воззвал вождь. – И под первыми каплями дождя подари миру цветы и плоды.
Исполнив ежегодный обряд, племя возвращалось в свой приморский посёлок. Никогда уже не распустятся на этом последнем дереве ароматные цветы и никогда не нальются соком драгоценные плоды инжира. Вождь понял это ещё подростком. Но нельзя было отнимать у племени надежду.
Три пироги плавали у восточного
