Крыша.

Крыша.

Лукин сидел на кухне и пил водку с племянником Мишкой. У локтя Лукина стояла дежурная кружка чифиря, из которой он, время от времени, делал мелкий глоток, - чтобы не окосеть и не потерять лицо перед племянником. У Мишки таких проблем не было, - молодой организм мог принять и литр, без особых последствий. Водка Мишку только заводила, накручивая ему в голову горячие идеи, чесавшие язык.
- …заживём, - продолжал он, ёрзая камуфляжным задом по табурету. – Вот победим их и заживём.
Лукин, молча, затянулся чёрной, как грех, «Астрой» и выдохнул струйку едкого дыма.
Далеко и тяжело бухали гаубицы, стёкла в кухонном окне отзывались звенящим зудом.
- Свобода будет, - упорно повторил Мишка, хотя ему никто и не возражал. – Своё построим. Насрать нам на их законы.
- Ну, так они и строят, - безразлично отозвался Лукин. – А ты путаешься под ногами со своим «калашом». Потому они и валят тебе бомбы на голову.
- Я путаюсь?! – У Мишки от возмущения перехватило дыхание. – А тебе глаз, где выбили? Вилкой в кабаке?
- Я свой дом, знаешь, сколько строил? – Так же безразлично, сказал Лукин. – Пятнадцать лет. Я этот дом и защищал, чтоб не спалили. Насрать мне на  вашу и нашу свободу.
- Ты это в ополчении скажи, - угрожающе начал Мишка, но тут же осёкся.
- Я в апреле 14-го года, свой АК-47 откопал, - Лукин раздавил окурок в пепельнице. – Когда ты ещё под своей бурсой митинговал. А закопал я его в 91-м, думал, не понадобится. Опять возьму, если такие, как ты, меня давить станут.
- Не возбухай, - ухмыльнулся Мишка. – Ты не переметнёшься, ты старый коммуняка.
- Я никогда не был в партии, - ответил Лукин. – И лозунги «Слава КПСС!» мне жить не мешали. Но, тогда моя страна была, - от края до краю. А теперь я сижу в Донецке, как за чертой осёдлости. С вашими свободами.
- А я тут причём? – Мишка чуть не поперхнулся огурцом. – Это ты всё просрал. Я в 91-м году в детский сад ходил.
- Мы тогда все в детский сад ходили, - мрачно кивнул Лукин. – Ни хрена не понимали, что происходит. Вот нас и накормили свободой, по самое не могу. Тогда в Москве на майдане запрыгали, - развалили Союз. Теперь на майдане в Киеве запрыгали, - развалили Украину. А какая страна была! При Советах со всей России сюда ехали, на Украину тёплую, хлебную. Теперь грызёмся с собаками за кость.
- Не за кость, - трезво и твёрдо сказал Мишка. – Бандера придёт – порядок наведёт. И меня и тебя, дядя, - точно к стенке поставят.
- Поэтому, я и сижу тут с тобой, водку пью, - Лукин мельком взглянул на медаль на груди у племянника. – У меня один глаз, у тебя два. Так смотри в оба. Настоящая свобода, - это крыша. Не профукай её за фантик от «сникерса».
- Какая крыша? – Мишка растопырил пальцы с обломанными ногтями. – Которая у тебя поехала, что ли?
- Мне уже много не надо, - ухмыльнулся Лукин. – К дочери доехать в Дубну и всё. И землицы полтора на два метра хватит. А тебе жить надо. Не в бронзе. Крыша, - это крепкое государство. Под ней ты можешь свободно двигаться куда хочешь и как хочешь. А через трухлявую крышу тебе на голову посыплются бомбы. Теперь понятно?
- Ну, построим крепкую, - не очень уверенно, сказал Мишка.
- Я тоже так думал, - ещё шире ухмыльнулся Лукин. – Когда свою хату строил. Но я бы её не защитил, если бы не подошли такие, как ты. Нас бы всех уже разнесли бомбами, если бы Россия не подогнала ПВО. Либо ты, - гуляй Вася, либо, - просись под крышу. Нет другой свободы. Понял?
- Понял, понял, - поморщился Мишка.
- А чтобы тебя туда взяли, - продолжал Лукин. – Защити здесь всё, что можешь. А потом грызи всех, кто грызёт опоры крыши, которая тебя защитила.
- Ну, это мы можем, - осклабился Мишка.
- Остальному жизнь научит, - кивнул Лукин, разливая по последней.
Завтра Мишке было на фронт.