Сестра попросила по SMS брата срочно приехать в деревню. И, не отдохнув с ночной смены, Виталий Романович поспешил на электричку.
- Что случилось? – спросил он Валентину c порога.
- Серёжка в больнице… Я не могу больше…То штаны порвал, то живот чуть не пропорол, а нынче с утра пораньше руку сломал. И всё этот клён. Сруби его.
Сестра расплакалась. После развода с мужем у неё сильно сдали нервы
- Да, не плач ты, объясни толком, что случилось?
- Упал с клёна и руку сломал. Сруби это чёртово дерево…
Уже не первый раз Валентина просила брата об этом.
- Я сама вчера взялась срубить. Да где мне! Застарелый клён - железный, топор отскакивает.
- Ладно, срубить, так срубить.
Клён не очень высокий, но раскидистый с толстым стволом рос на краю оврага, разделявшего деревню Ольшанку пополам. И если кто спрашивал, где живёт Иванов, например, то отвечали: «Это третий дом за клёном». По клёну было удобно и стадо коров поделить на два гурта, и две бригады АО «Нива» организовать. Никто не помнит, с каких пор дерево растёт здесь… Но все знают, что находится он на пазьме Валентины Самохиной.
- Клён ведь наш, Виталий, - для убедительности напомнила Валентина. - Чего хотим то и сделаем с ним. Надо срубить.
Виталий Романович подошёл с топором и бензопилой к дереву. И вдруг заныло сердце. Клён, казалось, затрепетал каждым своим листочком. Дерево будто отпрянуло от человека, и наклонилось в противоположную сторону, словно собралось убегать. «Бог знает, что может показаться после изматывающей ночной смены!»
Виталий Романович решил отдохнуть минуту-другую. Только сомкнуть глаза, только сладостно потянуться всем телом… Едва присел под клёном, откинул голову к стволу, как услышал голос:
- Устал, сынок?
- Да, очень устал. Работа - выматывающая… А, кто со мною говорит?
- Это я говорю, мой мальчик, клён ваш Самохинский.
- Да какой же я мальчик на пятом десятке лет.
- А мне знаешь, сколько годков? Я и сам не знаю. Посчитаешь потом по кольцам на пне. Я помню и деда твоего и прадеда. Все они лазили по мне, рвали штаны и рубахи о мои сучья. А ты в детстве очень любил играть в Тарзана. Никто во всей Ольшанке не мог кричать по-тарзански, кроме тебя. Ребятишки всегда просили тебя кричать «Ауо—ии-и». Вам было хорошо со мной. Но память человеческая короткая. Вот ты уже и пришёл с топором и пилой. А помнишь, Ольшанка горела? Вся малая Ольшанка вспыхнула на ветру. А Большую я не дал огню. Сам обгорел, но Большую загородил… Вам, людям, хорошо живётся на белом свете. Не понравилась мужу Валентины наша сельская жизнь, он в город подался. Ни жену, ни ребёнка не пожалел. А нам, деревьям, передвигаться не дано. Я даже от смерти убежать не могу. И приму её стоя. Даром, что ли говорят: «Деревья умирают стоя». Нравится, не нравится, стой на месте и питай свои сучья и листья, тем, что добудешь в земле. Мои корни устают не меньше, чем ты на работе. Через глину, через камни за крохой соли пробиваются, за каплей воды… Стужа лютая или зной великий – терпи. Вам, людям, не понять нашу растительную жизнь. А нам и вовсе не понять вашу, человеческую. Трудная работа, говоришь? - Облегчи её, человек! Жизнь ненормальная? - Обустрой её, хозяин! Руки-ноги есть, а главное - голова на плечах!
- Эх, ты! – очнулся от забытья Виталий Романович, и глазам своим не поверил: перед ним стоял Серёжка, племянник. – Тебя из лечебницы отпустили?
- Ага! домой привели. Руку просветили, мазью помазали, сказали: до свадьбы синяк пройдёт.
- Слава Богу, обошлось! Но поаккуратней, Серёжа, лазай, мать не огорчай.
- Да я ничего, дядя Виталий. Рубаху жалко. Как ножницами располовинил.
- Рубаху я тебе куплю. И кричать «По-тарзаньи» научу…
- Значит, клён спиливать не будем?!
- Не будем, сынок.
- Вот спасибо, дядя Виталий! Вот я рад!
А уж Виталий Романович, как был рад!
По пути на электричку, за околицу, он остановился на пригорке, долго любовался своей Ольшанкой, разделённой старым клёном и впервые в жизни радовался удовлетворению несделанной работой. «Как хорошо иногда не сделать работу, чем сделать её на беду, на мучения или даже на страдания людям !»…
Декабрь 2017
|
Врут?
...
Читается легко, понравилось)