Антон Шибанов и Павел Ломатов, приятели ещё со школьной поры, поздним вечером возвращались с дня рождения их общего знакомого Иннокентия Близова. Были они изрядно навеселе. Неся какой-то вздор, смеясь, подталкивая и поддерживая друг друга, они прошли улицу Свободы насквозь, пересекли железную дорогу и вместо того, чтобы идти на рабочий городок, спьяну взяли левее и выбрались на Норкину Дачу. Норкиной Дачей в Новочеркасске называли обрывистое место на берегу реки, где речные крысы изрыли своими ходами весь берег. Пройдя по едва заметной тропинке мимо лопухов и прочего бурьяна, они поднялись на самое высокое место и замерли в восхищении. Они стояли на самом краю обрыва, а дальше за рекой, за тёмной загадочной долиной, над самым горизонтом, почти его касаясь, висела огромная, медного цвета Луна. Была она как полый тонкостенный шар, наполненный лёгким газом, и казалось, что именно по этой причине она висит легко и основательно, не падая на Землю.
— О, боже! — воскликнули оба в один голос.
Что и говорить, красота была неописуемая и как нельзя более соответствовала их нынешнему настроению. Не сговариваясь, они уселись на скамейку, которая имелась тут же, поставленная, должно быть, какими-то добрыми людьми именно для таких вот восторженных созерцаний.
Луна была бесподобна.
Какое-то время они молчали, наслаждаясь замечательной картиной, и им казалось, что тёплый вечерний воздух, словно бы сотканный из тонких бархатных нитей, мягких и нежных, ласкает им каждую альвеолу, и ещё казалось, что именно в такие вот минуты душа посвящается в некие вселенские тайны, происходит какое-то странное мистическое единение со всем окружающим миром — и это было так прекрасно, так непередаваемо блаженно... А потом Ломатов, вздыхая и постанывая от наслаждения, полез в карман за бутылкой. Надо сказать, что у них была с собой слегка початая бутылка водки, которой предусмотрительно снабдил их Близов, когда они, прощаясь, долго стояли на пороге. Кроме того, он снабдил их двумя пластиковыми стаканчиками, и потому они могли сидеть тут теперь сколь угодно долго без всякого напряжения, не стесняемые понуканиями товарища по поводу задерживаемой тары.
Они выпили, синхронным движением поднесли к лицу руки, прогоняя из носоглотки пары дрянного этилового спирта запахами пота, что пропитал их рубашки, и снова стали смотреть на Луну. Луна и впрямь была так прекрасна, что в какой-то момент Шибанов даже хотел заплакать от умиления, но не успел, так как его приятель завёл длинный философический разговор на тему планет вообще.
— Знаешь, друг, — начал он. — Я вот иногда задумываюсь и с каким-то ужасом начинаю осознавать, как мало мы знаем об окружающем мире. Вот, например, планеты. Они ведь не сами по себе. Ими управляют высшие трансцендентные силы. И называются они планетарными логосами. Это вообще такие иерархии духовные есть. Они, если ты не знаешь, состоят из тонкой материи с различными степенями свободы — четырёхмерные, пятимерные, слыхал?
Шибанов ни о чём подобном не слышал, но, не желая показаться невеждой, на всякий случай кивнул. Удовлетворённый вниманием товарища, Ломатов продолжал:
— Что интересно, есть не только планетарные логосы, но и логосы звёздные, и галактические. Вот смотришь ты на Солнце и думаешь, от чего это оно так светится. Думаешь, от раскалённого газа? Неееет! — Он помахал пальцем перед лицом Шибанова. — А от того, дружище, что это ауры солнечных жителей так сверкают. Их там много — миллиарды, а может, и триллионы, и вот их совокупный свет и есть свет нашего Солнца, от которого всё растёт и развивается.
— А где ж они там живут?
— Кто?
— Солнечные жители.
— Как где? В городах, естественно. Там города везде — очень большие.
Они помолчали несколько секунд.
— А в чём смысл их жизни? — спросил Шибанов.
Ломатов охотно объяснил:
— А чтобы свет на Землю изливать, понимаешь?
— Понимаю.
— У них любовь там большая, понимаешь?
— Понимаю. А вот эти города — их можно в телескоп разглядеть?
— Конечно.
— Не тёмные ли это пятна, о которых учёные говорят?
Ломатов, потрясённый неожиданно глубоким умозаключением, которого никак не ожидал услышать от своего товарища, с изумлением уставился на него.
— Подожди, подожди! — закричал он. — Как ты сказал? Тёмные пятна — это города? Вот это поворот! Я никогда о таком не догадался бы... Братуха, дай пять!
Шибанов дал ему пять. Какое-то время они молча тискали друг другу ладони, потом стали обниматься. При этом Ломатов свалился со скамейки, Шибанов бросился его поднимать и упал сам. Они стали смеяться, хлопать друг друга по плечам и всё повторяли: «Как много в жизни необычного! Как много!»
Потом Ломатов спросил:
— А ты читал книжки Алисы Бейли?
— Нет.
— Зря. Я тебе дам почитать. У меня есть дома несколько штук. Там всё так доходчиво описано — и про логосы, и про галактическую иерархию, и про золотой век — что просто диву даёшься, почему люди не желают жить мирно.
Шибанов очень жалел, что не читал книжек Алисы Бейли, и всё время напоминал Ломатову:
— Ты ж смотри — не забудь, завтра обязательно принеси.
А Ломатов всё глядел на Луну и всё сокрушался, почему это люди не желают жить мирно.
— Люди не желают жить мирно потому, — объяснил ему Шибанов, — что американцы хотят на нас напасть.
Ломатов задумался.
— Американцы?.. Хм... В общем-то верно да только мелковато как-то.
— А на Марс скоро на ракете полетят, — объявил Шибанов. — Я недавно по телевизору смотрел. Давай ещё по одной.
— Давай, — согласился Ломатов.
Они снова выпили, после чего Шибанова потянуло в сон. Он примостился на своей половине скамейки, свесив ноги вниз, а головой упершись в бок Ломатову, и почти сразу же провалился в забытье. Сон у него был нервный, беспокойный, он то и дело просыпался, чтобы в очередной раз уловить обрывок фразы про планетарный или галактический логос, про то, что золотой век вот-вот начнётся и что надо, наконец, завязывать с пьянками.
Проснувшись под утро, Шибанов обнаружил, что товарища рядом нет — вместо него на скамейке стоит пустая бутылка, а сам товарищ ползает по мокрой траве в отдалении на четвереньках и, время от времени поднимая к небу залитое слезами лицо, надрывно стонет:
— Луна... Луна...
Было зябко и холодно. Луны не было. Звёзды одна за другой гасли на светлеющем небе. Лежавшая внизу долина была затянута туманом, который стелился как молоко, и какие-то тёмные тени бродили там, и оттуда доносилось мычание и приглушенный звон колокольчика.
Шибанов поднялся, потягиваясь. Внутри было не очень — самое бы время похмелиться, но бутылка была пустая. На его счастье обнаружился стоявший в траве стаканчик, в котором было наполовину водки. Он морщась выпил, подождал, когда снизу накатит блаженная теплота и стал подымать на ноги Ломатова. Тот не сопротивлялся, лишь таращил на товарища бессмысленные глаза, предлагая «а полетели на планетарный логос», и всё ловил каких-то видимых только ему одному не то мошек, не то ангелов, летавших перед его лицом. Шибанов закинул его руку себе за шею и потащил товарища по тропинке вниз, раздумывая, что он скажет жене и удастся ли, созвонившись с начальством, выпросить выходной. Всё, что его сейчас окружало, вызывало у него глубочайшее отвращение, что же до вчерашнего вечера с восторженными придыханиями по поводу Луны, то об этом он вообще не хотел вспоминать...
22 февраля 2016 г.
