Обратный билет.

Обратный билет
Я познакомилась с ней в тесном сыром холле старой городской больницы. В томительном ожидании устало, оглядывая снующих людей, я увидела ее. Красивую, броскую, высокую и задумчивую.
Нормальные люди у дверей реанимационного отделения не вступают в разговоры, я так думаю. У белых стерильных и стерилизованных дверей, за которыми близкие, родные и знакомые балансируют между хрупкой жизнью и алчной смертью, – тихо молчат.
Нам бы это понять – в те минуты нетерпеливого ожидания. Нет. Нас понесло.
– У меня там муж.
– А у меня брат.
– Родной?
– Да. Младший.
– Это ужасно.
– Кошмар.
– Когда все закончится?
– Поскорей бы!
После реанимационных потуг талантливых людей в белых одеждах они выжили. Затем два заштопанных тела перевезли на третий этаж и поместили в одну двухместную палату, исключительно – платную. Сходные финансовые ресурсы стали тем обстоятельством, которое определило условия вынужденно совместного времяпрепровождения в лечебном учреждении. Условия комфортные: душ, телефон, телевизор, кассеты – болей, не хочу!
За неделю реанимационных дежурств у стерильно-неприступных дверей (на отделение не пропускали ни за какие конфетки), мы с Кларой успели подружиться. Она была восхитительна! Стильная, волевая, рассудительная, добрая. Пышный букет подобных признаний я презентовала ей в то сложное для нас обеих время. Она страдала, ругалась, переживала и платила – за мужа. Я – за брата.
Своего братца я воспитывала в строгом, грустном, но стабильном одиночестве. Хотя где-то существовал, пьянствуя, отец и бродяжничала, побираясь, мать. Позднее родительское творение, произведенное на свет в пьяном угаре, я не доверила несерьезным людям и взяла под свою опеку. Это творение – по имени Алешка – время от времени предпринимало попытки от рук моих отбиться – вот и угодил старый мотороллер под новую машину.
Конечно, Алешка был виноват. Естественно (или неестественно?), никто из нас об этом и не вспомнил. Все радовались каждому новому дню и возвращенному здоровью. Сколько за здоровье и за каждый день мы заплатили денег, теперь не сосчитать…
Ее мужа звали Олег (иначе и не представлялось). Они были женаты семь лет, но у них не было детей. Я бы от него родила семерых, в каждый год по ребеночку, а она не хотела. Их все устраивало – и совместная жизнь, и общий семейный бизнес, до сих пор не в курсе какой.
Зато я знала, что он любит на завтрак. Какую позу предпочитает принимать после сытного ужина – мне и об том доложили. О страшной прижимистости его ученых родителей тоже рассказали. Только о том, где и как они куют презренный металл – ни-ни.
Все правильно. О пустяках можно и поговорить, а на главном – табу.
Меня вполне устаивали и мелкие «пустяшки». По крупицам я собрала всю его прошлую жизнь. Сложив обрывки ситуаций в объемные фрагменты, связав причины со следствиями, сопоставив обстоятельства с конечным результатом, я получила вполне конкретный образ.
И вышел образ так себе. Не эталон для подражания и даже не мой типаж. Красивое лицо, волевой подбородок, импульсивный характер, расшатанные нервы и деспотичное поведение. Что (кто) может быть более отталкивающим?
И только она, Клара, справляется с такой неординарной, нестандартной и вообще плохо управляемой мужской особью (ее слова).
О, как мне было наплевать на все его минусы и плюсы, на положительные качества личности и отрицательные. Он есть! Он живет. Ест, спит, пьет горькие таблетки, протягивает руку для очередной капельницы, говорит мне «здравствуйте» и «до свидания».
Воспитанная под северным небом, я старалась молчать. Видя его глаза и слыша его голос, я просто радовалась…
Сладкое наслаждение, или наваждение, Олег, было позволительно ежедневно, в любое время дня и ночи. До тех пор, пока… его не выписали домой. Рано или поздно все должно было этим закончиться, понятно.
Отчего же я – такая прагматичная, дальнозоркая и рассудительная не задумалась над тем, что будет «после». Почему?
То ужасное «после» наступило внезапно. Я пришла к Алешке и первое, на что упал мой взгляд, был затертый до дыр порножурнал, лежавший на заправленной кровати. Его кровати!
– Твой? – спросила я у Алешки.
– Мой, – испугавшись, ответил он.
– Мм…
– Что с тобой?
Что со мной?..
Я думала, все закончится… Рано или поздно. Но прошел год и восемь месяцев (считала каждый день, прожитый без него), а я по-прежнему с трудом дышала, ходила, жила.
Клара мне звонила (часто). Спрашивала, как дела и куда я пропала. Звала в гости. Она ни о чем не догадывалась, иначе легко послала бы меня к чертовой бабушке.
И вдруг… он позвонил мне сам! И предложил выпить по чашке кофе.
Тогда по телефону я не узнала его голоса. Несколько раз переспросила: «Кто это? Какой Олег»? Как глупо…
Перед «чашкой кофе» я переоделась шесть раз. Нервничая, порвала чулки. Сделала зацепку на шелковой блузке. Меня трясло и лихорадило.
Приглашая меня в кафе, Олег предполагал посвятить меня в какой-то незатейливый план. Сухой бизнес-проект, в котором я смогла бы принять посильное участие определенной суммой денег. Но он понял все и сразу (взрослый мальчик).
Кофе мы пили в гостинице «Русь», в Сочи. Мы улетели, не взяв с собой ни вещей, ни зубных щеток. Что он наплел Кларе, я не слышала, но это было неважно. В тот момент неважно. Он был рядом. Пять дней.
Вернувшись в город, мы виделись каждую неделю. Чаще он не мог (иначе Клара догадалось бы). На что я надеялась?
Три часа через семь дней. Три часа. Ярких. Реальных. Но мысленно я ни на минуту не отпускала его от себя. Это был сумасшедший сон, не принесший мне ни покоя, ни гармонии, ни тихого счастья. Это была болезнь.
А потом он исчез. Просто взял и исчез. Не провалился в тартарары, не улетел на Марс, а просто перестал звонить, писать и приезжать. Была ли я тому причиной или еще какие обстоятельства вмешались в привычный, налаженный, мужской ритм его жизни, не знаю, но с тем, что произошло, мне трудно было смириться. А жить было просто невозможно.
Я ходила по «лезвию ножа» – выбиралась на скользкую крышу двенадцатиэтажного дома. Ежедневно! Пролезая через грязный и темный чердак. С единственным навязчивым желанием – прыгнуть вниз.
Я этого не сделала. Отчасти оттого, что просто не хватило мужества, а по большему счету была другая причина. Мне казалась, что я упаду, разобьюсь и умру, а он в это время вдруг позвонит. Или напишет. Или придет…
Так я и жила. Очень долго. Бесконечно долго. Были депрессии, бессонницы, нервное истощение. Мне бы к доктору, а я потащилась в Мариинский театр, на премьеру оперы.
И увидела его. Не с Кларой – с другой, очень юной и красивой девушкой. Он держал ее за руку, и она ему улыбалась.
Где я взяла пистолет? Не помню. Может быть, купила, а может, украла у охранника фирмы. Разве это важно, теперь? Как я выследила его? Это было несложно. Правда, товарищ следователь. Совсем не сложно.