(826-827 гг. от Р.Х.)
На созванное в конце года императором совещание или по-франкски ассамблею в Ингельхам прибыло множество знатных лиц. Важностью вопросов, которые император собирался обсудить и связанных с безопасностью на границах империи, Людовик намеревался помирить своих старших сыновей, указав им, что их распри только ослабляют государство. Он сидел на троне, покрытом позолотой, слушал епископа Эббона Реймского и искоса посматривал на старшего сына Лотаря, который по праву соправителя империи[1] сидел рядом с Людовиком в похожем на трон кресле. Около Лотаря стояли два старших сына императора и, недовольные этим соседством, а также присутствием на ассамблее Юдифи с маленьким Карлом на коленях, хмуро внимали словам епископа.
Бернар, слушая епископа, с нетерпением ждал возможности обратиться к императору. Его брат Госельм прислал письмо, в котором сообщал, что на подвластных землях Бернара, взбунтовалась знать, во главе которой встал гот Аисса. На сторону бунтовщиков перешли окрестные гарнизоны, и им на помощь эмир Кордовы прислал войско мавров. Госельм опасался, что восставшие, получив подкрепление, могут перейти в наступление и угрожать Барселоне[2]. Бернар на помощь брату отослал всех своих воинов, но понимая, что без помощи императора мавров не разбить, он с раздражением слушал заунывное повествование Эббона Реймского.
- Повелением церкви и по воле императора, - здесь епископ поклонился, а Бернар отметил, что он волю императора поставил после повеления церкви, - четыре года назад я и епископ Бремена Виллерих были направлены к данам проповедовать слово Божье с целью приведения неверных в лоно христианства и почитания заповедей Божьих. Увы, наши проповеди с трудом доходили до сердец этих диких, невежественных людей, а подчас и совсем не доходили… Епископ Виллерих в скором времени покинул этот мир, и мне одному пришлось денно и нощно вразумлять этим дикарям христианские принципы.
- Так много ли людей тебе удалось склонить принять эти принципы? – С показным равнодушием, смотря перед собой, спросил император.
- В их умы очень трудно входит истина. – Вздохнул Эббон Реймский. – Но и тех людей, в ком проросло зерно истины, убили Рюрик и его воины. Я надеюсь, что их души вознесутся в рай.
Епископ сложил перед собой ладони и возвёл вверх взгляд.
- А может ты не приложил достаточных усилий для этого?
Епископ отбросил смиренный тон и зло прищурил глаза:
- Этими людьми с дикими нравами, среди которых преобладают похоти и разнузданные желания, всецело завладел дьявол. Они равнодушны к благам этого мира и рады умереть с мечом в руке. Их заставить принять христианство можно только силой. Мечом и огнём…
- Ты хочешь сказать, что слово Божье не несёт в себе той силы, которую несёт меч? – С лёгкой иронией, похожей на издёвку, Людовик уставился на Эббона. - Тогда ты богохульник и не достоин быть священником, а тем более епископом.
Епископ вскинул голову и отпрянул назад. На его лице на мгновенье появился испуг, но он совладел с собой и опять принял смиренное выражение. Величавым движением ладони император отпустил Эббона Реймского. Тот отошёл в сторону, и Бернар заметил, как он из-под своего капюшона бросил злой взгляд на императора.
- Так что же нам делать с данами? Не приняв их в лоно христианства, они так и будут продолжать совершать опустошительные набеги на наше побережье.
Лотарь наклонился к отцу:
- А может нам туда послать войско? Пока их земля лежит в разрухе, разорённая воинами Рюрика, пока низвержен их конунг Готфрид, пока нет достойного преёмника, мы сможем без усилий сделать их подвластными нам.
Людовик внимательно посмотрел на сына и тихо ответил:
- А хватит ли нам сил держать в повиновении непокорные народы? Мы несколько раз усмиряли Бретань, но мне сообщают, что там опять тлеют очаги неповиновения. – А затем громко повторил. – Так что же нам делать с данами?
- Я предлагаю послать к данам аббата Ансгара. - Робко предложил капеллан императора Фульк. - Ему подвластна риторика и ораторское искусство. Я полагаю, что ему удастся направить данов на истинный путь[3].
- Я согласен. – Кивнул головой Людовик, а Бернар опять перехватил недобрый взгляд епископа Эббона Реймского
Следующими перед императором предстали князь лужичан Тогомир и князь бодричей Цедраг. Они стояли, гордо расправив плечи, и без робости смотрели на Людовика. Это бесстрашие разозлило императора, и он с раздражением в голосе произнёс:
- Вы обвиняетесь в неисполнении моей воли. Вы оба проигнорировали моё повеление – прийти со своими воинами и помочь усмирить басков. Я могу посчитать это изменой, и тогда вы знаете, что вас ждёт. Но я вначале хочу услышать причины, по которым вы ослушались моей воли.
Князь Тогомир смело смотрел на императора и без робости начал говорить:
- Я не знаю, где живут баски, но точно знаю, что хорваты живут у меня под боком. Среди них началась междоусобица, а всякий знает, что ссора у соседей, перерастающая в драку, может затронуть и тебя. Мне с дружиной пришлось ограждать свои земли от хорватов, чтобы огонь войны не затронул моих людей.
- Слепец! – Взъярился Людовик. - Хорваты всем обязаны нам. Мы дали им спокойную жизнь, защитив их от хана болгар. Они бы не посмели без нашей воли напасть на твои земли, зная, какая кара их потом ожидает[4]. А ты – слепец, если не предвидел этого. В Библии сказано, что если один слепец поведёт за собой другого слепца, то в скором времени они оба упадут в яму. Я не могу это принять в твоё оправдание. Ты ведь прибыл сюда со своим сыном?
Получив утвердительный ответ, император продолжил:
- Ты можешь вернуться к своему народу, но сына оставишь здесь в заложниках.
Князь Тогомир нахмурился, но смолчал, а затем повернулся и ушёл с поникшей головой.
- Что скажешь ты? – Людовик, не моргая, уставился на Цедрага.
- Ты же знаешь, - в довольно пренебрежительном тоне ответил Цедраг, - что я в это время я помогал Рюрику громить данов – твоих врагов. Мы их разбили, а их конунга повесили. Отказать Рюрику было нельзя, и поэтому я не смог прибыть со своими воинами.
Лотарь потемнел лицом и, не сдержавшись, крикнул:
- Ты боишься Рюрика больше, чем гнева императора?
Людовик с осуждением посмотрел на сына, а Цедраг перевёл взгляд на Лотаря:
- А что ты сделаешь? Опять направишь войско в мои земли? Так мы встречать умеем. Или, может, сделаешь так, чтобы мой брат покинул самовольно занятую землю? Может, ты не знаешь, что Рюрик, несмотря на его молодость, в поединке убил князя лютичей? Да и воины у него хоть куда! Да вы сами могли почувствовать это на себе, когда Рюрик напал с моря и пограбил ваши земли.
Лотарь даже приподнялся со своего кресла:
- Ты это знаешь точно, что это был именно он?
- Догадываюсь, а, иначе, откуда у него появились такие богатства? А теперь он завёл дружбу с конунгом свеев Харальдом Клаком. А это такой разбойник!.. Даже даны его держали в яме. Не удивлюсь, если они теперь вместе будут разорять ваши прибрежные земли.
От возбуждения широко открыв глаза, Лотарь повернулся к императору:
- Отец, мы не можем это так оставить…
Людовик поднял руку, останавливая поток слов сына, а затем более спокойно поинтересовался у князя:
- Ты обмолвился, что у тебя есть желание, что бы твой брат Рюрик убрался с твоей земли?
Цедраг, иронично скривившись, ответил:
- В одной берлоге медведи не зимуют.
- Хорошо. Я решу твою участь позже. Ты будешь находиться здесь до тех пор, пока я не увижу Рюрика.
Император повернулся к своему капеллану и негромко сказал, утаивая слова от окружающих:
- Сообщи аббату Ансгару моё повеление: прежде чем он направится к данам, пусть встретится с этим Рюриком и сообщит ему, что император желает видеть его и его воинов. Да!.. Пусть ещё захватит с собой этого Харальда Клака.
- Я понял тебя, отец! – Заулыбался Лотарь. – Здесь мы их и казним.
- Зачем? – Удивился император. - Достоинства врагов нужно использовать для своей пользы. Ты мой преемник, сын мой, и ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать эти простые истины. Я дарую им земли, на которые нападают норманны. Пусть они защищают эти земли.
- Даровать земли безбожникам!.. – Ужаснулся капеллан Фульк.
- Зачем безбожникам?.. Мы предварительно их окрестим. Пусть аббат Ансгар сообщит об этом условии Рюрику.
Бернар не слышал, о чём разговаривают между собой император, его сын и капеллан, и с ожесточением мял в руках письмо Госельма. Наконец, он не выдержал и, расталкивая остальных вельмож, вышел и встал перед Людовиком:
- Мой государь, прошу милости и помощи!
- Чего тебе, Бернар?
[justify]- Мавры угрожают
