Письмо с флота

   
      Худой как велосипед заряжающий носового орудия артиллерийского крейсера «Свирепый» матрос Иван Жуков, тезка и однофамилец чеховского героя, будучи дневальным по кормовому кубрику, то есть «охранником кают», дождавшись ухода дежурного по низам, достал из рундука тетрадь. Вырвал двойной листок и приготовился писать письмо. Не на деревню деду Константину Макарычу, а домой.
      Ваня, еще не зная, что лучшее письмо - это конверт с деньгами, взяв в писательные пальцы карандаш, встал головой в угол и склонился на коленях над рундуком.
      Почему на коленях и головой в угол? Да очень просто. Если за написанием письма его ненароком поймал бы дежурный и обвинил в том, что матрос отвлекся от службы, он мог бы четко и ясно доложить:
      - Я не отвлекаюсь, а ловлю крыс! - что приветствовалось на крейсере.
      Крейсер слегка покачивало на короткой волне. В большом кубрике тускло горела одна лампочка. В углах качались зловещие тени предшественников, населявших этот кубрик. За переборкой с придыханием сексуально стонала корабельная холодильная установка.
      По рундуку опять встревожено пробежал хмельной таракан, цвета спелого чернослива. Он искал подругу чтобы сказать, что жизнь у молодого салаги на корабле была как у адмиральского погона - ни одного просвета.
     Отсутствие обычной начальствующей колготни настраивало матроса на лирический лад. Как написать письмо и выразить все, что уже накопилось в душе?
      Командир на месте Жукова начал бы письмо к матери матроса с простых слов: «Дорогая Зинаида Александровна! В первых строках письма спешу сообщить Вам, что Ваш сын-мерзавец, пока жив-здоров, готовится в тюрьму…»
      Жуков с видом, будто только что пил из унитаза отрешенно посмотрел на подволок-потолок кубрика и задумался. Иван уже знал, что в первой фразе, как в корабельном Уставе затаена вся жизнь письма - дух, ритм, образ.
      Ему вспомнился родной дядя Леша, капитан сейнера в Находке. Свои письма он начинал, как правило, с поздравлений типа: «С Днем Парижской Коммуны!» или «С Днем взятия Бастилии!».
      Дядька был большой оригинал, и читать его письма было одно удовольствие. Чего только стоили такие перлы: «Я был в восторге, получив письмо с твоей фотографией. На фото ты шикарный, неземной как белый лебедь. Я бы не посмел к тебе подойти. Письмо твое повлекло за собой кучу различных для меня благоприятностей - встречу с друзьями, выпивку, выдачу премии».
     Ване же захотелось начать письмо с матросского стишка: «Попа в мыле, яйца в попе - мама я служу в военном флоте!», но, зная, что флотский юмор дома могут не понять, решает писать письмо как обычно.
      "Здравствуйте дорогие мама и папа! У меня все хорошо," - наклонив голову набок и закусив нижнюю губу, Ваня старательно выводил школярские каракули, похожие на наскальную живопись. Кривые буквы цеплялись друг за друга, подобно звеньям якорной цепи. Это был не почерк, а отчаяние. Матрос, вдохнув запах кубрика, ощутил в желудке шебуршание «бигуса» - термоядерной смеси тушеной капусты с  картошкой, которыми ежедневно кормили на камбузе.
      "Спешу сообщить, что я жив, здоров, чего и вам желаю. Пишу со службы, которой конца еще не видно. Вот я и на флоте! И не на каком-то там непонятном речном, а на самом настоящем военно-морском! На Тихоокеанском, то есть на самом Великом нашем Океанском флоте! Начинаю потихонечку привыкать и въезжать в службу. Впитываю многовековую флотскую мудрость и незыблемые морские традиции".
      Парень, тяжело вздохнул и начал вспоминать, как на «гражданке» до службы пропадал с гражданкой на летних танцплощадках. Как было тогда хорошо, но сейчас в душе было ощущение, что это происходило не с ним, а в какой-то другой жизни. Он задумчиво посмотрел на свет мутного светильника, потом словно очнувшись от сна, встряхнул головой, будто сбрасывая наваждения, и продолжил писать.
     «Пишу, будучи дневальным по кубрику. Здесь мы живем, как можем, и можем, как живем. Передайте моим друзьям Вовке и Сашке, что служить на флоте интереснее, чем работать в нашем колхозе. Подъем здесь в шесть часов, а не как у нас в деревне - в четыре для работы в коровнике. Сначала было тяжело вставать так поздно, но сейчас я к этому привык. На днях был посвящен в моряки. Пришлось выпить командирской водки - плафон соленой забортной воды и получить деревянным пластырем по голове. Ощущение - был на седьмом небе! Потом не слезал два дня с дучки гальюна. Несло «детской неожиданностью» изо всех дыр и щелей».
       Ваня покачал головой и шкодно заулыбался. Нет, не над собой, а над земелей Васькой. Василий вчера полчаса не мог попасть в ритм качки и сходить «по большому» в гальюне. Когда же все-таки «облегчился», его неожиданно подмыла вырвавшаяся из очка «прицела» корабельного унитаза струя забортной холодной волны, да так, что он чуть не отморозил мужское естество.
      «Похвастаюсь - я в море не укачиваюсь! - молодой матрос вспомнил другого дружка Саню, который на днях так блевал, так блевал, что залил весь командирский трап. - А сколько новых названий я узнал за последнее время! До службы на флоте, был глубоко убежден, что астролябия - это название падшей женщины. На самом же деле оказывается это прибор для определения местонахождения корабля в море-океане по звездам.   Настоящие моряки не плавают, а ходят.  Запомните! На флоте плавает только дерьмо! Когда скажут, что у вашего сына в морях его дороги, то не верьте! Врут все про это! В морях дорог нет! Там нет ни одного указателя, дорожного столба и отсутствуют светофоры, не говоря уже о кюветах и всяких там ограждениях. Все ходят, как кому и куда заблагорассудится. Знайте, ваш сын служит на корабле, а не на судне. Судно - это то, что стоит в больницах под койками».
       Написание письма прервала команда дежурного прооравшего по радиотрансляции:
      - Новому суточному наряду приготовиться к построению!
      Жуков мысленно послал эту команду туда, куда вчера его послал командир бе-че-Два. Матрос  грустно задумался. Парень вспомнил как до призыва на флот ходил в боксерскую секцию на тренировки. Хорошо, что ходил. Пригодилось. Теперь на корабле не каждый мог дать по голове, опасались, что и он мог дать сдачи. В жизни много значит, не то что ты умеешь, а что можешь сделать!
       Матрос уже увидел море приколов: помощнику, который остался за командира, друзья-офицеры приделали милицейскую кокарду к фуражке, и он с ней сходил к комдиву. Экипаж угорал два дня. А старпому в борщ патрон от калаша подложили. Это надо было посмотреть. Другой бы сразу же понял, что попал в сумасшедший дом, но до Ванюшки это дошло только после того, как он добросовестно выпил весь лагун матросских приколов. С мешком сбегал за паром в котельную, за горячей трансмиссией - в боевую рубку, а за чаем - на клотик. Пару раз заострил лапы якоря трехгранным напильником. Был бы поопытне, то газорезкой вообще лапы у якоря отпилил. На камбузе в очередном наряде добросовестно продул макароны, чтобы у товарищей на зубах не скрипела мучная пыль.
       "Мама! Кормят у нас хорошо, как говорит старпом - сытно и вкусно, всегда почти хватает. Служба идет нормально, никто не обижает, командиры любят и заботятся.  Мой командир башни, улыбаясь матом, так мне и сказал: "Я тебе буду отцом родным, а матерью твоей будет камбуз, откуда из нарядов ты не будешь вылезать!" Теперь я знаю, что пар надо носить не в кастрюле, а в мешке. Туда его больше помещается. Стал хорошим киномехаником - «кручу кино» на камбузе. Почему на камбузе? Да очень просто. В переводе с флотского это означает молоть на мясорубке мясо на котлеты". - Ваня прислушался и  продолжил.
     "Признаться, службой доволен - нравится ходить строями, глядя на грудь четвертого человека в шеренге и чувствуя локоть товарища в своей печени. Каждый день узнаешь что-нибудь неизведанное и интересное. Увлекательно мыть горячей водой причальную стенку во время дождя перед приездом очередной проверяющей комиссии. Еще интереснее красить траву зеленой краской.  Служу я не богато, поэтому те десять рублей, которые ты выслала, еще не дошли, но уже кончились и, кстати, десять рублей пишется с двумя нулями".
       Матрос, морща лоб, перечитал письмо. Оставшись довольным собой, он удовлетворенно поставил жирную точку. Почесав в задумчивости затылок, добавил, как писали все его товарищи. «Жду ответа, как соловей лета! Ваш сын, а ныне матрос советского военно-морского флота Иван Жуков».
     Достал из рундука копеечный конверт без марки с треугольным штампом «Письмо военнослужащего бесплатно». Свернул вчетверо исписанный лист и аккуратно вложил его в конверт. Лизнув край, аккуратно запечатал послание и стал рисовать индекс, сличая цифры со шпаргалкой на обороте.  Довольный, что ему дежурный по низам не помешал, и никто в кубрик не ломился, спрятал конверт под подушку своего рундука, в надежде после вахты отправить письмо с дежурным баркасом на берег.