Поцелуй чёрной вдовы. «Мёртвый город». Сэрош и Миррор. Часть 4

Я грезил темнотой бескрайней ночи.
Пьянел от схватки, позабыв свой плен.
Но вот проснулся...
-Снова прутья клетки,
И я не жду от жизни перемен.

Операция была  бы пустяшной, если бы не условия, в которых она проводилась.
-Ни робот ассистент, ни тем более робот хирург, я уж не говорю о мед-капсуле пост-операционного выхаживания... Этой социальной прослойке людей, как впрочем и вообще большинству, выживающему в окраинных звёздных системах, все эти «блага цивилизации» по определению не доступны. Поэтому всё по старинке, головой и ручками.  Вот она, во всей красе, пресловутая, «нестареющая классика» - с горечью думал про себя профессор, приступая к операции. Отсутствие стерильности, необходимых инструментов и препаратов, полог над головой, чтобы в открытую рану не сыпались с потолка маленькие чешуйки едва держащейся, отслоившейся краски. Отвратительный свет от четырёх не убиваемых «атомных»  ламп, с алмазными источниками питания, украденных, скорее всего, из запасов, хранившихся на подземных военных стратегических складах   и, вероятно, изрядно фонящих.
Однако войдя в привычный ритм, профессор, увлекшись, позабыл обо всём. Руки, словно по волшебству, всё делали сами. Фельдшер, из состава группы, проживавшей сейчас рядом с ними, тщательно проинструктированный доктором Сэрошем, был на удивление расторопен, спокоен и молчалив, будто  ассистирование при хирургических операциях было его ежедневным, привычным занятием. Впрочем, ничего удивительного. Люди умудряются здесь не только выживать, они, как ни странно, даже находят поводы для радости. Сиюминутные чувства и воспоминания на короткое время ослабляют свою мёртвую, удушающую хватку, чтобы затем с новой силой навалиться и терзать, терзать, терзать. Заканчивая операцию и накладывая последние швы, доктор, ощутив неимоверную усталость,  унимая дрожь в коленях и тяжело усаживаясь на большой пластиковый контейнер, установленный у одной из стен импровизированной операционной, подумал:
- Создатель! Когда-то  я за один день проводил несколько таких же или даже более сложных операций и после этого шёл играть в теннис. Сейчас же всего одна способна вышибить из меня дух. Прикрыв глаза, попробовал медитировать. Ни расслабиться, ни сосредоточиться не получалось.  
- Сегодня явно не мой день.
- Вам плохо, профессор? - голос хоть и негромкий, но прозвучавший у самого уха, заставил старика вздрогнуть.
- Всё хорошо, - не открывая глаз прошептал он. –  Мне просто надо немного посидеть и отдохнуть. Ваш человек знает, что делать. Операция, на мой взгляд, прошла удачно.
Кто-то, заботливо стянув с него одноразовые, стерильные  хирургические перчатки, сунул ему в руки большую горячую кружку. Приятно пахнуло крепким чаем с лимоном.

***
  Горячий чай с неизвестно откуда раздобытым ломтиком лимона и недолгая прогулка, пусть и под дождём, вернули старику силы, и даже настроение, как ему вдруг показалось, улучшилось. Благодарные люди из общины проводили старика  до входа в облюбованный им и Миррор подвал.
- Будьте осторожны, профессор. Вы ведь там таких петель накрутили! Чёрт ногу сломит! - с улыбкой сказал один из провожатых, сунув профессору в руки небольшой непромокаемый пакет. – Берите. Отказа мы не примем. Это самое меньшее, чем мы можем вас отблагодарить. Эфраима мы подождём здесь.
- Если вы будете не против, я бы хотел чтобы дети ещё немного побыли вместе.
Улыбчивый провожатый, закутанный в непромокаемую  накидку, утвердительно кивнул головой и, окликнув товарищей, спрятавшихся в развалинах и скорее присматривавших за детьми, чем охранявших их, припустил в сторону  временного жилища общины.
С трудом протиснувшись по небольшому рукотворному лабиринту из строительного мусора, верёвок, остатков пластиковой мебели, громко поскрипывая и похрустывая битой керамикой, звонко ломающейся под ребристыми подошвами армейских берцев, старик, наконец вошёл в комнату.  
Сон, судя по позам, застал детей неожиданно. В комнате было очень тепло. Переносной химический нагреватель, по данным датчика индикации разряда аккумулятора, исправно потрудившись,  доживал свои последние минуты.
«Они даже не проснулись, когда я в коридоре, как слон,  топтался по осколкам и насыпанному на пол мусору». Миррор, со съехавшим на шею с головы платком, широко раскинув руки и разметав по «цифре» ткани, свои светло-ржаные кудряшки, безмятежно посапывала, лёжа поверх брошенного на пол спальника. Эфраим, держа её за руку и запрокинув голову на подложенный мешок, с тихим подсвистом всхрапывал рядом. Глядя на спящих детей, старик ощутил, что в его сердце рождается какое-то новое чувство, ранее ему неведомое. «Я просто за них в ответе. Должен, обязан выжить, чтобы они смогли покинуть, это гнусное место. Хотя бы они». Ещё раз взглянув на девчушку подумал: «Её величество «Жизнь», словно дорогое праздничное платье, на которое родители копили  деньги целый год, отказывая себе во всём, примеряла на безмятежно спящую девочку заглянувшее к ней случайно,  во сне, навсегда потерянное детство. Дети, простите нас…»

***
Потом они, словно сундук с невероятными сокровищами, потрошили пакет, весело и даже чуть более чем позволительно шумно радовались каждому новому деликатесу, доставаемому из казавшегося бездонным, волшебного мешка. Чуть позже, заметив некоторую нервозность у мальчика, профессор сообщил ребятам новость, подарившую им счастья больше, чем все сегодняшние сладости и даже, о чудо, пара настоящих, ярко-оранжевых апельсинов.
- Эфраим! Тебе разрешили сегодня остаться на ночь у нас, - торжественно произнёс счастливый старик.
- Деда, а сказка сегодня будет?
- Непременно!

Гринтаун. Тайнэ, «Ваяющая мечами».  Лавка Копасова. После захода солнца.

У заката осеннего дня
Апельсиновых сумерек вкус.
Паутинкою лёгкой паря,
Забывается лета искус.

И незримою пеленой
Растворяясь в попытке уйти,
Я играю огнём и водой,
Словно с осенью нам по пути.

Вошедшая в полную силу осень вот уже несколько дней по странной прихоти демонстрировала кротость и благонравность  своего обычно непредсказуемого и взбалмошного характера, одаривая  жителей долины тёплой, безветренной погодой.  Город привычно готовился к приходу ночи. На крепостных стенах и центральной улице в больших каменных чашах  уже ярко пылали осветительные костры. Легконогие, шустрые ребята из гильдии фонарщиков,  быстро перебегая  от одного к другому, ловко  зажигали фасадные и уличные фонари. Стража, готовясь закрыть главные ворота, для порядка покрикивая, пропускала последних припозднившихся жителей, работавших в городских предместьях, и заезжих путников, желавших обрести покой за надёжными каменными стенами в уютных  тавернах, манящих к себе дразнящим весёлым людским гомоном, ярким светом  и бархатным пением бардов. Добрый, забористый эль и тёплая компания были для многих обязательной, возможно, самой приятной частью обещанного городом безмятежного отдыха.
К лавке гнома  девушка подошла,  минуя центральные улицы, заросшими тенистыми дворами незадолго до заката.  Увидев у входной двери  четвёрку гномов, одетых в тяжёлую броню, и узнав в них сегодняшних утренних зрителей, выпивавших в харчевне одноногого Хэма, Тайнэ решила не торопиться. Укрывшись в густой тени дурманящего сладким запахом отцветающего жасмина, прислонившись к ещё теплой каменной стене дома отстоящего через улицу от гномьих владений,  спокойно наблюдала  за замершими на страже у входа в лавку грозными воинами.  Выбранное место давало возможность хорошенько рассмотреть охранников, оставаясь при этом незамеченной. Гномы стояли молча, уступом,  опираясь на свои тяжёлые двуручные секиры, явно давая понять всем проходящим, что к охраняемой  двери они никого не пропустят. В наступающих  сумерках, перебивая  свет фонарей, освещавший оружие и воинов, ровным, холодным, бледным, сине-сиреневым светом лучились зачарованные обоюдоострые боевые топоры.
- Боги Средиземья!  Это кто ж такой к нему пожаловал?! Кто, интересно,  может позволить себе такую охрану?!  Возможно,  я скоро об этом узнаю. Вспыхнувшее любопытство тонким, ароматным оттенком, украсило тёмное, бархатистое, терпковатое, прохладное вино ночи, медленно разливающееся по окрашенной осенью  чаше благословенной долины.
Ожидая, пока лавку гнома покинут высокие гости, девушка вернулась к волновавшим её мыслям. За день она успела прочитать весь дневник, хорошенько выспаться, вымыться, плотно  поужинать, вдоволь наговорившись со стариной Хэмом и подробно расспросив его обо всех последних городских и окрестных новостях.  Наконец,  обдумать прочитанное.  Вопросов к старому гному было слишком много. Прежде всего, куда делись вырванные листы из дневника капитана? За что, собственно, этот старый жмот взял с неё золото?!  Страшные истории про перевал Близнецов она могла бы  послушать и в вертепе большой мамаши Жюс, купив вечно ошивающимся там  бродягам  выпивку и  потратив при этом не двадцать, а всего один золотой. Кое-что, конечно, настораживало. Кто-то или что-то уничтожило пограничный  форт.  Из полутора дюжин защитников  осталось пятеро, маг не в счёт. С ним вообще  много непонятного. Учитывая, какая на стенах форта была магическая защита, это полный разгром.  Если, конечно, описываемое в дневнике событие - правда, то это серьёзно. Очень серьёзно. Где все люди, которых  воины гарнизона пропустили к перевалу? Если бы кто-то из них появился в городе и начал болтать, город уже гудел бы, как растревоженный улей. Может, те, кто знает об этом, надеются на то, что перевал и сейчас, и зимой будет непроходим? Однако зима не будет вечной. Надеюсь,  старый ярл  далёк от слабоумия и начнёт предпринимать какие-нибудь разумные действия. Откуда, наконец,  взялся этот дневник? Кто-то ведь его принёс. Ну, и, конечно, самое главное: как это касается меня?! Тому, кто по камушкам разобрал пограничный форт, я даже не на один зуб!
От размышлений Тайнэ отвлёк  крупный кот, тихо вышедший из кустов. Он мягко присел недалеко от неё и начал умываться. Она сразу его  узнала. Это тот самый подсвинок, что спал утром на подоконнике. Нестерпимо захотелось взять его на руки и как следует потискать. Коту или девушке сегодня везло. Хотя, кто знает, может, он был бы не против, но в этот момент из тёмного проёма двери лавки на улицу вышли два дородных, богато одетых гнома. Охрана взяла их в «коробочку»  и  процессия медленно двинулась по главной улице к центральному рынку. Идущие навстречу заезжие зеваки и местные жители, торопящиеся к домашнему очагу, шарахались от прущих напролом невысоких, но имеющих косую сажень в плечах,  могучих, закованных в броню воинов.  
Тайнэ проводила взглядом их удаляющиеся фигуры, покинув уютную тень, подошла к закрытой двери. Постучать не успела. Дверь  приоткрылась, позволяя ей проскользнуть  внутрь. Снизу, не мигая, горящими в темноте,  янтарными глазищами смотрел на ночную гостью маленький гоблин. Он открыл и сразу захлопнул за ней дверь. Царящую в помещении немного жутковатую тишину нарушило лишь, раздавшееся за спиной тихое позвякивание задвигаемого, хорошо смазанного металлического засова.  В торговом зале лавки царил полумрак. Единственная зажжённая