Ради забавы

***
 
Я иду по лесу. Осматриваюсь. Вон там высокий холм. Под ним живет барсук. Опасно. Противный. Нужно обходить. Вон там полянка. Там вкусный клевер. Но опасно. Нужно быть осторожным. Оглянуться. Прислушаться. Никого. Но все равно нужно быть осторожным. Выхожу на полянку. Тихо. Можно поесть. Но только быстро. Опасно. Пойду дальше. Вон там ручей. Да, пойду туда. Там вкусная вода. И там тихо. Хорошее утро.
 
***
 
«Все ведем себя как мыши, - наставлял нас с Виктором отец, - увидите его, постарайтесь не шуметь, подайте мне сигнал. Как только он побежит, коней пришпорили и за ним. По плану, как договаривались. Все ясно?»
Мы кивнули. Отец всегда жил в прошлом, подумал я. Вот и сейчас решил заняться охотой на лошадях. Поскольку мы жили на ферме, верховая езда была нам не в новинку. Мы с братом порой даже устраивали маленькие скачки. Но сколько себя помню, я еще ни разу не выиграл. Виктор был старше меня на 4 года. Ему 23, мне 19.  И эта, казалось бы, небольшая разница значительно прибавила ему скакового опыта. Мы еще раз проверили ружья. Виктор был старше меня, поэтому он понес винтовку. Вторая была у отца. Мы заседлали лошадей, сели, проехались рысью до места, где стеною начинался лес, немного потоптались на месте, въехали в прохладную тень, отбрасываемую деревьями, и охота началась.
 
***
 
Вкусно. В этом ручье всегда вкусная вода. И трава рядом вкусная. Что это?! Просто птица. Но надо быть начеку. Приятная прохлада. Хорошее утро…Что это?! Белка. Как много звуков. И все страшные. Но утро хорошее.
 
***
 
Мы медленно пробирались сквозь густые заросли. Папоротник плотно устилал землю, так что ноги лошадей были видны лишь выше колена. Отец с Виктором озирались по сторонам, поворачивая голову с такой тщательной медлительностью, будто она у них не на шее сидела, а на травинке, и одно неверное движение – и голова полетит с плеч. Виктор судорожно сжимал ружье.
 
Я же любовался природой. Это была моя первая охота, и я имел о ней самые туманные представления. Вообще я редко выезжаю на природу с отцом. От рождения слегка замкнутый в себе и весьма впечатлительный, я любил и ценил уединение. Что же касается охоты, повторяю, я практически ничего об этом не знаю. Особенно о таком ее древнем виде, как конная охота. Я всегда считал себя пацифистом, и, как говорят, за свою жизнь и мухи не обидел, и отцу с братом пришлось приложить немало усилий, чтобы затащить меня в самую чащу насилия и неоправданной жестокости. Конечно же, я понял это только потом. Я про насилие и жестокость. "Ну, у меня же нет ружья, - по-детски рассуждал я, - стрелять не буду, просто посмотрю. В конце концов, я ведь нечасто вижусь со своей родней в последнее время. Так что надо это исправлять".
Однако перед моим мысленным взором все время маячил весьма жуткий кадр. Не череда картинок, мелькающих, словно страницы журнала, когда тебе лень его читать и ты лишь бегло просматриваешь фотографии, нет, а именно один четкий эпизод. Передо мной на земле, раскинув передние и задние ноги так, словно он все еще спасался бегством, на боку лежал раненый, истекающий кровью олень. Крови было так много, с трудом верилось, что она вытекла из одного животного. Густым полотном разлилась она в радиусе нескольких метров вокруг умирающего животного. Но самое страшное было не в этом. Глаза. Эти остекленевшие от ужаса и страха глаза. Я не хотел смотреть в них. Вообще никогда в жизни...
Я глубоко вдохнул, и целительный хвойный запах выветрил все дурные мысли из моей головы. Я всегда любил гулять в лесу, особенно верхом. Особенно верхом на Призе. Добрый конь.
Отец с Виктором остановились. Я тоже остановился. Наверное, они что-нибудь услышали или увидели, подумал я. Они не двигались. Мне хотелось спросить их, что не так, но вспомнил, что отец велел вести себя тихо.
- Кристофер, - прошептал он, - ты едешь слева, я его гоню, а ты, Виктор, – справа.
Я ничего не успел понять. Помню только выстрел. И мелькнувшие в кустах рога…
 
***
 
Бегу. Опасность. Здесь всегда было тихо. А сейчас нет. Громкие крики. Выстрелы. Хищники. Я не видел их раньше. Все равно. Бежать. Надо просто бежать. Я хочу бежать. Я хочу жить.
Они повсюду. Слева. Справа. Только вперед. Ноги заплетаются. Я почти выдохся. Лес стал очень густым. Рога задевают за ветви. Лишь бы не зацепиться. Нельзя останавливаться. Нельзя.
Тупик. Надо бежать. Некуда. Тогда драться. Изо всех сил. Трудно двигаться. Ноги как вата. Вспышка прямо перед глазами. Я падаю. Нет. Я пытаюсь встать. Бесполезно. Во мне дыра. Красное. Больно. За что? Тут всегда было так тихо. А сейчас нет…
 
***
 
Отец одним прыжком соскочил с лошади и направился к раненному оленю.
-Так Кристофер, иди, смотри, как это делается…
Я подошел и…Что это? Что это, папа? Он мучается! За что ты так его? Я думал, охота – это раз и все. Хотя нет. Я вообще не думал об этом. Я весь одеревенел, глаза раскрылись от ужаса. Я весь дрожал. А олень смотрел на меня. Тоже глазами полными невыразимого ужаса. И страха. И непонимания. И отчаяния. И желания жить.
-Не надо, - прошептал я сорвавшимся голосом, но меня не услышали.
Виктор держал оленя за рога, а отец доставал острый охотничий нож. Он сегодня с утра его заточил. Лезвие отбрасывало смертоносные блики, решительно приближаясь к ходящему туда-сюда горлу. А я смотрел…
 
***
 
Страшно. Они сильные. Он меня держит. У другого есть коготь. Острый и длинный. Нет. Не надо. Будет больно. Вырвусь. Нет. Они меня не выпустят. Там есть еще один. Стоит. Не трогает. Смотрит. А эти сейчас тронут. Не надо. Больно. Будет. Тут всегда было так тихо. Хорошее было утро. А сейчас…
 
***
 
Уверенным резким движением отец перерезал оленю глотку. Кровь хлынула матовым алым потоком. Олень больше не дергался, но он был жив еще несколько мгновений. Я видел это по его глазам. По его всенепонимающим глазам.
- Что ж, славная охота. Не думал, что мы так быстро управимся. Молодец Виктор, хороший выстрел, точный. И ты Кристофер…
Он не договорил. Обернувшись, он увидел, что я лежу на земле, свернувшись калачиком и громко рыдая. Даже не рыдая. Я орал. Мысли бегали по кругу в моей тесной голове, и я боялся, что она вот-вот лопнет. «Эти глаза. За что? Как я допустил такое?! За что мы его убили? Он же никого не трогал. Он не знал. Он не понимал. Он просто хотел бежать. И жить. И ведь мы не одни. Это происходит везде. Ради забавы… Мы убили не из нужды или необходимости, а… ради забавы….» Это финальное осознание потрясло меня так, что я затих и тупо уставился на свои колени, которые я подтянул почти к самому лицу.
Вернулись все домой мрачные и притихшие. Тушу оленя отец завернул в плотную ткань и волочил по земле до самого дома, привязав к задней луке седла.
- Что будем делать с оленем? – тихо спросил Виктор у отца, чтобы не было слышно. Я выходил из конюшни в этот момент, но все услышал.
- Что, что… - рассеянно ответил отец, - раз уж поймали, значит…
- НЕТ!
Виктор с отцом обернулись, приоткрыв от изумления и от испуга рты. В проходе стоял я. По щекам текли слезы.
- Мы его похороним. И точка. И только…
Я не смог продолжить. Слезы встали у меня комом в горле, и я замолчал.
Они не спорили. И вечером этого же дня мы отвезли оленя в лес, к тому самому ручью, и похоронили его там.
 
***
Знакомое место. Ручей. Там вкусная вода. И трава рядом вкусная. Хорошее место. Что это?! Мальчик. Плачет. Что-то бормочет. Как он близко. Вкусно пахнет. Он мне нравится. Он безопасный. Хороший. Хороший вечер…