После того, как перемыли всю посуду, Натка с Павлом, наконец, уединились в комнате. Они сами застелили постель свежим бельем. Включили ночник.
- Какую музыку будет слушать моя красавица? - спросил Павел.
- Включи, пожалуйста, «Шоколад». У меня все песни этой группы ассоциируются исключительно с тобой и нашей любовью. Я так соскучилась по ним,- попросила Натка.
- Больше, чем по мне? – пошутил парень и улыбнулся своей неповторимой хитрой улыбкой.
- Ну что ты такое говоришь! Тебя мне никто не заменит! Никогда! Запомни это! На всю жизнь! Я, даже умирая, буду тебя любить! Я так чувствую! - страстно прошептала девушка.
Павел притянул Натку к себе и начал гладить её по волосам. Натка закрыла глаза. Слёзы счастья так и просились наружу. Она понимала всем своим существом, всеми своими нервами, что началось их время, которое принадлежало только им. Натка подняла руки и запустила свои пальцы в его мягкие волосы. Исследуя лицо, стала обводить ими абрис его чуть шершавого из-за щетины лица. Подушечками больших пальцев провела по густым бровям. И смотрела, смотрела в эти голубые глаза, в которых, казалось, хотела утонуть без остатка. Натка впитывала в себя образ, запоминая каждую родинку, каждую морщинку. Она впитывала его в себя.
Павел же смотрел на Натку, чуть прищурив глаза, с лёгкой улыбкой во взгляде. Он любовался теми эмоциями, которые отражало лицо девушки. А Натка пальцами рук добралась до его губ. Она провела подушечкой указательного по их контуру, задержав взгляд на маленькой родинке на губе. Потом приблизила своё лицо и провела кончиком языка по ней. И тут же её рот был обхвачен его горячими губами. Дыхание остановилось в груди, глаза заволокло истомой, а разум отступил на задний план. Теперь были только чувства и чувственность, которые настойчиво требовали свободного полёта из души и телесной оболочки. Натка вздрагивала от нежных прикосновений пальцев Павла, которые легли на её бёдра, а его ладони, снимая платье, ласкали их, поднимаясь вверх. Эта ласка подтолкнула и Натку к более смелым действиям. Она положила руки на его талию и повела ими вверх по спине, зажимая в кулаках ткань одежды. Потом, стянув футболку, приникла губами к его груди. Павел застонал от удовольствия, но Натке этого было мало! Она сейчас хотела целиком владеть им. Вытянула руки, с его помощью скинула через голову платье и приникла грудью к его груди. И весь мир померк перед этим бесхитростным движением. Два дыхания слились в одно, свивая судьбы жизней в единую нить, которую никто в этом мире в данный момент не мог прервать!
Медленными шажками молодые люди стали двигаться к кровати. Павел сел на край, а Натка стояла, полусогнувшись, боясь оторваться от его губ, которые дарили ей сладость и терпкость, кружили голову и вызывали дрожание в ногах. Парень отстранил Натку от себя, а потом приник губами к её животу. Волны тепла понеслись вихрем внутри её существа, а снаружи кожа покрылась мелкой россыпью предательских мурашек. Невольно, она сильнее прижала его голову к своему телу. И в следующий миг, резко отстранившись, толкнула навзничь на спину. Опираясь своими коленями о край кровати, Натка присела на его бедра, потом коснулась грудью его тела. Павел обхватил Натку за спину, прижал теснее, как будто хотел вместить её всю в своё тело, а потом неожиданно перекатил через себя. Теперь уже она почувствовала прохладу простыни под спиной. Натка уперлась руками об его грудь, как бы отстраняя от себя.
- Ты что-то хочешь мне сказать? – спросил тихо Павел.
- Нет, я просто хочу оттянуть удовольствие, чтобы острее почувствовать тягу к наслаждению. Когда-то ты мне говорил, что счастье надо получать дозировано. От этого голод будет чувствоваться острее. Предвкушение наслаждения всегда острее самого наслаждения, - прошептала чувственно в ответ.
- О, да вы, сударыня, коварны! Где вы всему этому научились?
- Учителя у меня были хорошие! – рассмеялась Натка. - И, надеюсь, наука любви нами ещё не пройдена. О, сколько нам открытий чудных готовит . . . наслажденья дух! - пропела девушка.
- Ты сводишь меня с ума. Дай мне тебя съесть! - потребовал Павел.
- Только не больно ешь! Я еще жить хочу! - рассмеялась Натка.
- Живи! Но я буду смаковать каждый сантиметр твоего тела, - пообещал парень.
И Павел начал покрывать Натку лёгкими поцелуями. Тело Наткино изогнулось ему навстречу, в предвкушении того запретного плода, который ей уже удавалось познать. Его руки ласкали бедра, губы пили бархатистую нежность девичьей кожи, а источник мужественности уже ясно чувствовался бугром Венеры.
Она прошептала требовательно и настойчиво:
- Раздень меня до конца! Не хочу, чтобы хоть что-то разделяло нас!
- Хорошо, но я вынужден буду контролировать себя, чтобы не навредить нам раньше времени! - предупредил парень.
Павел движением руки сбросил последнюю Наткину преграду, а так же освободил себя от остатков одежды. Горячая упругость коснулась Наткиного лона, чем окончательно свела её с ума: бедра подались навстречу живому источнику наслаждения. Павел, сжав губы, стал совершать поступательные движения по животу, бедрам, венериному холму, а Натка поджав ноги, двигалась навстречу, всё ускоряя темп движений. В какой-то момент она почувствовала, что волна понесла её ввысь, а потолок комнаты обрушился на неё, либо она сама поднялась к нему. В глазах мелькали разноцветные огни, а тело пронзила острая судорога удовольствия. И в этот момент горячее вылилось и побежало по коже струями огня, как лава изливается на землю из рванувшего вулкана. Дыхание обоих было сбито. И только губы Наткины шептали криком: «Ещё, родной, ещё!» Похоже, это безумие остановить было не возможно. Тела изнемогали, требуя продолжения ласки:
- Я так хочу тебя! – вдруг крикнул Павел – ВСЮ. ДО КОНЦА. ХОЧУ!
Натку этот невольный крик отрезвил и вернул на грешную землю. Она вдруг заплакала, и прошептала:
- Я тоже тебя хочу! Но ... НЕЛЬЗЯ! НЕЛЬЗЯ! Будь проклято слово, которое мы давали вместе, обещая родителям не наделать глупостей! Это просто НЕВЫНОСИМО! Я хочу быть твоей! Я когда-нибудь буду ДО КОНЦА твоей! Но не сегодня, не сейчас!
Натка уткнулась в подушку и разрыдалась. Павел успокаивал её, как мог: гладил по волосам, целовал в макушку, теснее прижимал к себе, стараясь вселить веру в себя. Ему, наверное, было труднее всего. Он корил себя, что сам спровоцировал своим признанием в порыве страсти эти слёзы отчаяния, эти слёзы бессильной злобы на то, что она еще не ДОРОСЛА до того времени, когда ВСЁ МОЖНО! Павел уже жалел, что вообще разбудил эту чувственность, эту страстность в юном неискушенном теле, а теперь Натка плакала из-за того, что не смогла в данный момент отдаться ему до конца, стать ЖЕНЩИНОЙ! ЕГО ЖЕНЩИНОЙ! В этом заключалась ее личная трагедия, а он не мог помочь, так как давал ТВЁРДОЕ МУЖСКОЕ СЛОВО – БЫТЬ ОТВЕТСТВЕННЫМ за их судьбу. Как мужчина! Как взрослый человек! Через этот барьер он переступить не мог!
Выплакав все слезы, Натка обняла его руками, ногами, обвила, как удав, боясь, что он вырвется, уйдет. Эмоции потихоньку угасали, а тепло бьющихся сердец оставалось. От пережитого глаза Натки постепенно стала смыкать сонная истома, которая погрузила её через короткое время в мир иллюзий. А Павел ещё долго не мог уснуть, остро переживая за неё, за себя, за семьи, которые они не имели права подвести. Они ОПРАВДЫВАЛИ ДОВЕРИЕ, возложенное на них. Только КАКОЙ ЦЕНОЙ?
С уважением, Андрей.