Верка

- Пошпорим по пятнадцать копеек воры шурудят- дрожащим шёпотом одиннадцатилетняя Томка Федоренкова вопрошала тринадцатилетнюю подругу Верку.
 - Улья оберут и наш потом зарежут. Вот увидишь. Девчонки были одни в большом доме Черногубовых. Все остальные его обитатели уехали за восемь километров на сенокос с ночёвкой. Надо было до дождей запастись сеном. Дед Степан Гонтарь считал, что Верка достаточно взрослая, чтобы подоить коров и утром проводить их в стадо и задать корм птице. В прошлом году, когда одна из лошадей поранилась о торчащий сук, дед посадил на неё Верку и отправил по тайге в Уяр к ветеринару. Мать Верки попробовала роптать, но дед осадил дочь
- Ничего, лошадь дорогу знает, дойдет. Больше послать некого.  Нет у меня свободных рук. И действительно лошадь дошла.
Верка напряженно вглядывалась в темноту сквозь отверстие в виде сердца, выпиленное в ставне.
Действительно возле ульев, которые стояли в глубине огорода, было заметно какое-то движение.   Правда ночь была тёмная, безлунная, но молодые глаза различали белесое пятно, которое то появлялось, то исчезало.   По спине у Верки от ужаса побежали мурашки.     Да ещё и Томка нагоняла страха причитая и поскуливая
- На шиш ты меня только позвала. Шпала бы я шпокойно дома - шепелявила она
- Не скули - оборвала её Верка -  поздно ныть
- Я думала мы ш тобой гадать будем в полночь – продолжала Томка -кабы я только знала, ни за что бы не пошла.
Наконец Верка поняла, что   это белеет около ульев. Воры пользовались дымарём.
Верка побежала в комнату деда, сорвала со стены карабин. Затем прошла на кухню и из ящика стола достала патрон, оттянула затвор, зарядила карабин. Когда вернулась в комнату, Томка вцепилась в карабин.
- Не штреляй, Верочка, они разозлятся и подрежут наш. Не штреляй. Чешно тебе говорю подрежут. Верка решительно оттолкнула подругу, открыла створки окна, просунула сквозь выпиленное сердечко    ствол и нажала на курок. Раздался оглушительный выстрел.    Верка выронила карабин, прислушалась.  Стояла мертвая тишина. Девчонки заняли позицию у окон и до боли в глазах вглядывались в кромешную тьму.  Минут через двадцать Верка подняла с пола карабин и отнесла его на место в комнату деда, окна которой выходили на улицу. Когда уже выходила,   услышала чьи-то осторожные шаги.
 -Кто-то явно крадётся- подумала она, чувствуя, как ужас начинает ею овладевать. Верка сняла карабин со стены, прошла на кухню и снова зарядила его.  И тут же услышала, как заскрипели ворота. Кто-то вошел во двор.    Верка зажгла на кухне свет. В дверях кухни стояла бледная Томка. Её зубы выдавали мелкую дробь.
- Тама кто-то в окно штучал - сказала она едва слышным шёпотом.   Со двора донёсся крик.
- Это я, Вера.  У вас тут порядок? Стрелял кто-то. Томка радостно заорала.
-Это папка. Верка штреляла. Наш тут грабят.   Верка открыла входную дверь. Вошёл Алексей Федоренков, Томкин отец.
- Кто вас грабит? - улыбнулся он.
- А мы откеда знаем -  одевая   шерстяную кофту, ответила Томка. -Тут такие штрашти, не приведи господь. Хорошо, что ты пришёл. Я домой хочу.
- Вроде возле ульев кто-то ходил. Неуверенно сказала Верка
- Боишься? Может к нам пойдёшь?   
- Нет, я дома останусь.
- Так с ружьём и будешь в обнимку спать?
- Зачем же. Я его на гвоздь повешу.    
- Ну гляди.  Дело твоё.
Верка закрыла входную дверь и осталась одна.  Она прошла в комнату, посмотрела в окно. Ей показалось, что на улице стало ещё темнее. Хотелось спать. Она пошла в комнату деда, повесила на место ружьё, завела будильник и свернувшись калачиком, не раздеваясь уснула. Рано утром она встала по противному звону будильника, подоила коров и опять легла досыпать. Разбудил на этот раз её пастух Валерка Ериков. Он стучал кнутовищем в ставню. Верка выгнала коров, пошла на кухню, налила стакан молока и, прихлёбывая из него, подошла к окну в комнате и чуть не подавилась от того, что увидела в огороде. Навалившись на один из ульев лежал человек, одетый в синий дождевик и черную фуражку. Верка, как ошпаренная, выскочила из дома и, забыв закрыть дверь,  понеслась к Федоренковым.   Слёзы мешали толково объяснить дяде Алексею, что случилось. Но тот быстро всё понял, оделся и вместе с братом Николаем и отцом Петром Кузьмичом пошли на огород Черногубовых.   Верка дошла с ними до двора, но в огород не пошла. Через несколько минут они вышли.  Кузьмич   спорил с сыном Николаем.
- Акимов то Акимов - говорил он - но не Андрей, а должно быть Тихон. Андрея посадили ещё года не прошло, да ведь он с Березовского далече добираться, а Тихон считай здешний, с Имежа.  
- Ладно, какая разница Андрей ли, Тихон -урезонил отца дядя Алексей – езжай Николай до деда Степана. Пусть сам решает, что дальше делать. А ты, Верка, хату закрывай и к нам пойдем. Пока дед, или отец приедет у нас будешь.
К обеду приехал один дед Степан. Он погрузил тело убитого на телегу и, не повидавшись с Веркой, уехал в неизвестном направлении. Николай передал Верке его распоряжение доглядывать за домом и скотиной.
- Что ещё сказал? - допытывалась Верка.
- Да ничего больше, ни словечка. Ты что деда своего не знаешь.
Через два дня все Черногубовы вернулись с покоса. О стрельбе помалкивали. Только мать, оставшись с глазу на глаз с дочкой, ласково погладила её по голове. Ещё через пару дней пришёл участковый Рощин. Дед Степан повёл его в огород, минут двадцать они там о чем-то толковали. Потом вместе отправились в Красноярск. Дед предварительно достал из укромного места деньги. Вернулся он к ночи. Верка уже спала. Дед Степан побудил её и, когда она проснулась, сунул в руку коробочку. В ней лежали серебряные серьги, украшенные красными камушками. Такой красоты Верка в жизни своей не видела. На следующий день, после завтрака дед, подержав тонкое шило в самогоне, проколол ей уши. Верке так хотелось поносить серёжки, что она почти не почувствовала боли. И потом обошла всех подруг, которые жутко ей завидовали.