Еду из города в деревню на сенокос.
Отец всю жизнь мечтал жить в городе, но живет на селе, а я наоборот.
Не хотел в нем жить, а вот живу, да еще в центре.
Не стоит о грустном. Впереди таинство.
Накануне мужики "закладывают" по черному, как на проводах в армию.
Работа тяжелая, ручная, как бы прощаются с белым светом.
Утро наступило, но темно. Собираемся.
Закинули косы, грабли в тракторную тележку.
Все хмурые, но не злые.
На настоящую работу нельзя злиться, но и "сдыгать" стыдно.
Пыхтит старенький разноколёсный тракторишко - белорус.
Емко тянет телегу.
Впереди завал на дороге. Спрыгнул с бензопилой "Тайга".
Вырезал чурками проезд - двигаем дальше.
Хорош тракторишко.
Кренится с кочки на кочку, чуть не переворачивается, а тянет телегу. Работяга.
Вот приехали. Аккурат рассвело, но туман еще держится.
Тихо, хорошо - комарья пока не густо.
Нехотя разбираем косы.
Отец норовит всучить мне девятый номер, но мне такой не прокосить - силенка не та.
Беру седьмой - по мне.
Больше настраиваем себя, чем косы - копошимся у среза лесной прогалины.
Идти первым в прокос желающих нет.
Встал отец, за ним я, ступенькой мужики подтянулись.
Спешим, пока трава влажная, легко идет.
Пот затекает в глаза, но останавливаться нельзя, следующий секанет по ногам.
Вот и спасительная кромка. Перекур.
Падаю от усталости на траву. Тяжело.
Мужики, хитро жмурясь, дымят самосад. Мне стыдно.
Поднимаю себя усилие воли - привалился к березе.
Поднялся отец, я за ним.
Плывущий кошмар дня -мошкара из высокой травы бьет с лёта в лицо, слепит.
Трава жестче проволоки.
Марево жары.
Обед.
Все вымотались.
Разливаем смородиновую настойку. Пьем.
Три года выдержки возвращают часть сил.
Начинаю хоть что-то различать вокруг.
Трава подвяла. Ведро.
Беремся за грабли и в помощь женщинам.
Еще поворошить и можно грести. Меня, как молодого, загоняют метать стог.
Мужики хохочут и в трое вил бросают сено мне на верхотуру стога.
Утаптываю сено под собой, остановиться нельзя, провалюсь.
Выше, еще выше - копна растет как гриб. Я вижу все вокруг, как со смотровой площадки.
Вот и навершие подводят.
Теперь спуститься, не разрушив результатов.
Стог чуть кривоват, но меня не ругают - некогда.
Небо задернулось облачками - спешим заметать выкошенное.
Нельзя допустить, чтобы пропал этот адский труд.
Разбитые едем обратно. Мужики не обидно подшучивают: "завтра то поедешь, аль хворать будешь".
Отец с хитрецой - "ничего, банька поспела, сейчас я его оживлю".
Приехали. Вываливаюсь из телеги.
Хочется лечь и не вставать до утра. Все болит и ноет.
От одной мысли о пище тошнит. Я умер и на меня не рассчитывайте.
Отец зовет в баню - плетусь, как на расстрел.
Сбросил ненавистную потную, засолевшую одежду - заполз на полок.
Преем.
Мне казалось, что пот из меня давно вытек, а он бежит и бежит.
"Прочищай, прочищай поры" - смеется отец:
"я тебя веником сейчас воспитывать буду".
Поддает жару и поехало.
Откуда взялись силы.
Он стегает, а я верчусь как угрь на сковородке, хорошо.
Отец сдает, выскакивает в предбанник, а я в раж вошёл.
Ковш студеной воды на голову, аж парю весь.
Пар сворачивает уши трубочкой, обжёг руки и все нипочем.
"Ну все, хватит" - орет отец:" мне в предбаннике жарко".
Кайф. Тело не мое, в нем нет веса.
Сейчас подпрыгну и полечу.
Отец смеется:" ну че работничек, ожил"...
Пошли пить чай с малиной.
Сейчас разгоряченный - все нипочем.
Одевайся, а то кто у меня завтра работать будет.
Корни,
они сильнее нас,
тянут к истокам...