Лучшего - убей!

«Лучшего из христиан – убей!»*
                                               Рассказ.
«Не так давно по радио и телевизору был представлен репорт, где  отмечалось, что каждый год исчезает 2 миллиона (2.000.000) детей! Нужно сказать, что эти дети совсем маленькие, чтобы сами могли уйти из дома, и каждый год только в Америке (США) находят 5.000 (тысяч) мертвых тел неопознанных детей»**.
"Дьявольское поклонение. Рост сатанизма".1989 - Jeremiah film, Inc. Фильм "Devil  Worship. The Rise of Satanism".
(*Неоднократно звучащее требование иудейского Талмуда.
**Б.И. – То же количество детских ритуальных убийств в Британии. Не меньшее, а, очевидно, даже большее сегодня число отданных на заклание Люциферу и в «причастившейся» свобод России.)
 
    Звали его, на выбор, двумя наиболее известными публике именами – Сатаною или Антихристом. Клан богатых почитателей, каковых он, как правило, продвигал в политике и каковым он затмил собою светило небесное, звали его Люцифером. Знали его, таким образом, кажется все. Видели – крайне немногие.
     Меж тем армия червленых грехами и самопроклятием падших слуг его на эшелонах высших – правила миром, ступенью ниже – издавала книги и газеты, писала сценарии и снимала фильмы, в коих только и было места – маньякам, вампирам, извращенцам и суперменам, и уже привычно выполняла за него всю грязную работу, какую прежде Сатанаилу приходилось исполнять самому. (А поскольку, помимо прочего, был он олицетворением циничности и попечителем «всей масти», то и шутил по сему поводу: «Теперь другие за меня носят «парашу».) Пришло время для отдыха и для «души». В перерывах меж войн и конфликтов, что так обогащали его и его «тузов и шестерок», занимался он меценатством: продавал гуманитарную помощь голодающим африканцам, открывал биржи и университеты – эти инкубаторы будущих люцефериан, что приходили к господину своему через социальные и прочие «с начинкою» идеи, так хорошо оформленные растиражированными ликами «святых» от философской, психоаналитической и экономической мысли. Не забывал про искусство и пестовал новаторов от такового. Когда бы не Сатанаил, большинство из обласканных им постигла бы участь де Сада, а так – ставки и цены за приверженность «единственно правильному курсу» были сверхвысоки, сыпались гранды и премии, опившаяся зелья слава носила «таланты» на руках и целовала в лоб, иным – за «выдающиеся успехи» на поприще обработки человеческих душ или «миротворчества» удавалось снискать и Нобелевскую премию.
     Все шло своим чередом. Сатана мало являлся миру лично и более проводил время в отдаленных от автострад и городов цветущих поместьях и на частных своих островах. Но… все стареют. Старел и Сатанаил. А со старостью одолевают подчас не то что малых, но и великих мира сего весьма экстравагантные причуды. И вот Сатанаила потянуло в город.
     Он выбрал самый шумный и признанный средь городов. Ему было здесь очень уютно, как прежде когда-то в Содоме и Вавилоне. Он купил себе небольшой особняк на одной из центральных авеню и взял моду ежедневно, с полудня до четырех часов, толкаться среди шумной, слепо спешащей толпы. Так прошла неделя, а вслед за нею и месяц. Так мог бы пройти и год, благо, все в роду Сатанаилов отличались на редкость долгим веком – по грехам, так сказать (или, как посмеиваясь шутил на сей счет сам Сатанаил – праведников и детей «туда» - в первую очередь). Но, случилось непредвиденное, что разом, в час один, опрокинуло сложившуюся было идиллию.
     Все дело было в том, что, как и последователи и рабы его во грехах, Сатанаил был жертвою привычек и ритуалов, и если в привычной жизни своей вне городов он, подобно верному рыцарю Жанны Дарк мог по праву вековой «черной аристократии» творить неузнано в замке своем что угодно, то в городе, право, бес привычки наверно попутал. И вот, праздно шатаясь по улицам города, он неожиданно присмотрел для себя замечательную белокурую девочку – нарядную, непосредственно-доверчивую, голубоглазую. Не девочка, а готовая рекламная картинка, на вид – не более лет семи. Сатанаил следил за нею весь день. Он скоро узнал, где живет девочка, и в какие часы родители оставляют ее без присмотра. Право, лучшего подарка случай не мог ему подготовить! Конечно, избалованному поклонением, ему приходилось не раз принимать подарки от вознесенных волею его на вершины мира прихлебателей и сатрапов, но там, за высокими стенами, обходилось все как-то уже не так, пресновато быть может. Иное дело теперь – Сатанаил почувствовал себя охотником в первозданном мире. Но… как всякий подарок требует оформления и подношения, и точно рассчитанного часа, так и Сатанаил не поспешал с подарком себе, а решил подождать до субботы.
     В субботу, прилюдно, на глазах играющих детей и их родителей, Сатанаил убил белокурую девочку.
     Что же здесь началось! Толпа никогда не знает в лицо своего Господина, а если же и видит такового – то, как правило, благостно-улыбающегося, отчего, много лет позднее, узнавая о таковом правду, отчего-то всегда удивляется. (Но, не дай Бог толпе дожить до часа, когда перестанут ей улыбаться ее господа!) Теперь, узнав повадки своего Господина, люди, как обезумев, забыли Кто перед ними. Когда бы не подоспела полиция, а еще четырьмя минутами спустя – шеф полиции и мэр, Сатанаилу пришлось бы весьма худо. Пока же, в первые минуты, полицейским пришлось прибегнуть к силе и избить несколько не в меру активных «фурий» и отцов. Одну из женщин, это некстати заснял на камеру явившийся на шум журналист, полицейские чины в запале даже оходили ногами по голове. Самого виновника беспорядков поскорее отвезли прочь от толпы.
     Толпа наивна, наивны и читатели, какие верно ожидают, что Сатанаил если и избежал вдруг ввиду богатства своего и влияния наказания, так познакомился хотя бы ненадолго с кутузкой. Что потребовался сонм лучших и дорогих адвокатов, чтобы вывернуть наизнанку суть происшедшего. Не тут-то было!
     - Сатанаила отвезли в гости к мэру. Там редкого гостя ожидали уже дорогие сигары и коллекционный коньяк. Можно было расслабиться и поболтать себе в удовольствие. Чему Сатанаил, ввиду возраста и вправду ставший более разговорчивым и терпимым, и предался вполне. Первое слово, впрочем, как принимающему гостя хозяину досталось мэру:
     - Мы должны уважать демократические свободы, мы должны быть более прогрессивны и толерантны. Но как все часто портит эта глупая толпа! Мы создаем все условия, чтобы жить в прогрессивном мире, - а я так уважаю ваши ритуалы и обычаи, - но, от избирателей наших я, вот как сегодня, постоянно впадаю в кому. Но, избирателей не выбирают!.. А вы сегодня поступили смело, наверное только немного неосмотрительно: ведь живы миллионы матерей, у коих отняли мы в военных конфликтах сыновей. Наседки эти теперь подымут вой. Благо печать и телевидение – наши, да и в Интернете – все заблокируем, отследим и перекроем. Ну а те, кто не пожелает позабыть об инциденте, - мы решим, что с ними сделать!
     Сатанаил, впрочем, мало походил на того, кто чем-либо обеспокоен. Куратор лицедеев, он единственно за время краткого монолога мэра все менялся в лицах, и то посматривал в пустоту взглядом немощного старика, то расползался в улыбке, то вдруг бросал на мэра хитрый, и уж теперь донельзя трезвый и пронзительный взгляд. По мере всех этих перемен менялось что-то и внутри мэра: на маразматическую улыбку Сатанаила воздымалось в нем что-то сладостное и угодливое на сердце, а стоило столкнуться с трезвым прицелом сатанинских глаз – и лоб покрывала испарина. Так он и вился перед Сатанаилом ужом на сковородке.
     Старательно развлекая гостя, мэр перешел на темы более светские и комфортные, и хоть имел привычку обманщика убедительно смотреть собеседнику в глаза, на этот раз делал невзначай все, чтобы только пореже доставлять себе подобное удовольствие. Пока язык мэра, давно натренированный независимо от мыслей владельца сыпать на собеседника словесное конфетти, вязал на спицах светский разговор, Сатанаилу позвонили. Аристократическим движением руки Сатанаил призвал мэра к молчанию. Звонил сын Сатанаила, сын, впрочем, не родной – не имеющий прямых наследников, Сатана усыновил его уже взрослым и, так сказать, готовым. Такое случается, если вы, дорогой читатель, не позабыли убийцу Поэта – Дантеса, в случае с коим престарелый и странноватый в увлечениях посол так же пожелал иметь уже готового наследника.
     Минуту с небольшим продлился разговор, а после, все с тем же природным аристократизмом, Сатанаил извинился перед собеседником:
     - Дела, знаете ли! Куда от них! Думаю развязать на Ближнем Востоке небольшую войнушку – склады забиты оружием и амуницией уже сверх всякой меры, надо продавать, да и военные не прочь подзаработать и повеселиться. А кончим с этим, надо будет, опять-таки, передел очередной в мире произвести – там прибрать, здесь суммировать. Да хоть бы и через взрыв – один, но аховый! Люблю я смешивать бизнес и удовольствие! Так люблю вдохнуть чужой ужас и боль, попить свежей крови! Помнится, - Сатанаил затуманился очами, замечтался, - почти столетие назад, устроили мы в России че-ка. Сколько довелось мне тогда попить крови!.. Сколько крови попили, сколько крестов и звезд на лбах вырезали, и скольких заставили звезды носить вместо креста мы тогда с моими сатрапами! Всю землю перевернули тогда, все устои с корнями прочь вывернули, все что живое и трепетное было – вырезали. По сей день послед того замечаю: по сравнению с теми, вырезанными, нынешние вроде как беспамятные какие, смешно им в очи заглядывать – не знают, не помнят, мнят только, что живут!
     - Ну, так и мы во славу вашу работаем, стараемся!
     - Знаю, знаю! – ласково махнул ему в ответ рукою Сатанаил.
     Меж тем вновь зазвонил телефон и, легко помахивая в такт разговору кистью руки, Сатанаил стал переговариваться с кем-то невидимым мэру.
     - Собачка звонил, - объяснил он, закончив телефонный разговор. - Он из вашего племени: не аристократ потомственный, Богом проклятый, - нищеброд потомственный. Мы взяли служить его из солдатни, из шоферни. Головушку, конечно, мы ему промыли, и в крови по ноздри по сию пору ходить заставляем. Но и эффект каков: теперь он поднялся выше правителей и аристократии, и нет преданней нам слуги и активней. А как он ненавидит вчерашнюю братию нищую свою! Что ни день – план очередной: как сократить, как потравить, какими мерами в тюрьмы побольше отправить! И ни-ни одиночных камер, как в старорежимные времена, свал только, чтобы плодились в этом аду земном слуги нам новые, а не умники…
     Чудный слуга! Верный! Побольше бы таких, глядишь и не тянулась бы волынка с переустройством мира. Нам и нужны-то на каждый край по Пол Поту, да Ленину, не больше, и в пару лет можно будет управиться!
     Одного боюсь: промысел Божий, будь он неладен! Поднимаем ведь в самые верхи, в первые лица самых что ни на есть убийц и растлителей, все по плану идет, и людишек как траву сорную скирдами по всякой обочине, и кажется, десятилетие – не более, вымрет в угоду нам Земля, выгорит, зарастет дикими травами, и станем мы на пустоши этой по-новому замки себе ставить, да с