Прохор и Тойта

1

Димушка забрался ко мне на колени и, обняв за шею, прижался губами к уху:
- Бабушка, родненькая, - таинственно зашептал он, - ты кого больше всех любишь?
Его глазки распахнулись, а сердечко замерло на миг от ожидания радости. Я, конечно же, хотела сказать: «Тебя, мой малыш», - но из педагогических соображений ответила:
- Я вас всех, внучек, люблю одинаково.
Мальчик понимающе улыбнулся:
- Ладно. Я всё равно знаю кого. Пусть это будет наша с тобой тайна.

2

Есть брат у меня и быстрый конь,
Есть башня, скала и отцов огонь…
Ласточки улетают к теплу, говорят,
Та, что к нам прилетит, найдёт тепло.
(Из ингушской песни)

Крепкая седая старуха лет шестидесяти сидела за прялкой у окна. Ловкие пальцы легко сучили пряжу, а она пела странную грустную песню. Старуха не видела, как в горницу вошёл семилетний внук Миша и притаился за её спиной. Он внимательно слушал бабушкину песню, гортанную, похожую на эхо в горах. Женщина закончила куделю, отодвинула прялку в угол и увидела внука. Глаза ребёнка блестели любопытством.
- Иди сюда, мой мальчик!
Она опустилась на лавку, посадила Мишу на колени и тихо зашептала на ушко ласковые слова, которые громко мальчику не говорят.
- Бабушка Тойта, ты, правда, ингушка? – так же тихо и таинственно спросил и внук.
- Правда. В горах живут мои братья и сёстры, много племянников, внуков. А вот я тебя, Михайлушка, возьму весной в гости к ним на священный праздник Солнца, – пообещала внуку Тойта. – Сам увидишь, какие у тебя родичи, – горделиво добавила она.


3

Мулла с минарета призывал правоверных на вечернюю молитву, когда Висаит вошёл в свою саклю. Его семья считалась христианской. Хотя мало кто в ауле разбирался в религиях. Мужчины иногда ходили в мечеть, иногда — в церковь, женщины поклонялись старым богам на Святой горе.

Висаит молился домашним богам: каменному идолу у очага и Маруше — иконке с изображением девы Марии. Он поблагодарил их за то, что они дали ему много детей, попросил здоровья членам своей семьи. Висаит даже перечислил их по именам, чтобы боги не забыли кого-нибудь. Напоследок попросил благополучного отёла корове.
Удовлетворённый разговором с богами, Висаит вышел из дома. Старшие дочери собрались к роднику за водой. Их уже можно назвать девушками, и чтобы нескромные взгляды и шутки не задели девичьей чести, сестёр должны были сопровождать их братья, Борз и Орц.

Дети шли в ряд, и все они были такие красивые, статные, высокие, что Висаит невольно залюбовался ими.
Он вспомнил, как огорчался, когда начали рождаться первые девочки.
Старшую назвали Яхита – «живи!» Потом родилась Социта – «остановись!»
Затем Тоита – «хватит!»

Тогда они с женой много молились: ходили в пещеры к старым богам, к солнцеликой Тушьоли, ездили в Джейрах в христианский храм Тхаба Ерды.
Когда Зора была беременна четвёртый раз, ребёнку приготовили имя Елита – «умри!» Но родился Борз – «волк». Сколько радости тогда было в ауле! Висаит зарезал на рождение сына быка. А теперь у них с Зорой пятеро  сыновей и три дочери. И никто из них не умер.

Девушки шли к роднику с бурдюками, только у Яхиты был кувшин, высокий медный сосуд с узким горлышком, который она ставила на плечо и изящно поддерживала руками. При этом черкеска туго обнимала её стройную талию. Тоита, младшая, ни в чём не уступала сестре: высокая, с длинными косами до колен, тонкими бровями вразлёт. А вот Социта уродилась широкоплечей и коренастой, похожей на мужчину. Сразу видно, что родители хотели сына. Но девушка не унывала и была из сестёр самой бойкой, весёлой и смешливой.
Тропинка сузилась и круто пошла вниз. Ребята выстроились цепочкой, камешки сыпались из-под ног. Девушки старались идти мелкими шагами, прямо, сохраняя достоинство. Внизу журчал ручей, который брал начало в каменной чаше родника. У источника на плоском выступе скалы уже стояло несколько девушек. Они встретили сестёр радостными приветствиями.

К роднику горянки ходили не только за водой. Во-первых, поболтать с подружками, обменяться новостями, посплетничать. А во-вторых, перемигнуться с джигитами, которые тоже собирались у родника, но чуть поодаль. Молодёжь под раскатистое горное эхо перекидывалась шутками, намёками, взглядами. Здесь зарождалась любовь.

Сегодня у родника было особенно весело. То и дело взрывы смеха в обеих группах молодёжи сопровождали смелые шутки и остроты.
Возвращались девушки домой возбуждённые, полные впечатлений.

Социта шутила:
- А как Гелани смотрел на нашу Тоиту?! Видно, прикидывал: пройдёт ли она в дверь его низенькой сакли?
- Неправда, - вспыхнула младшая сестра, - он на Яхиту смотрел!
Орц всю дорогу ныл:
- Быстрей идите, нана ругать будет.
А мать уже стояла у плетня и сердито выговаривала:
- Вас только за водой посылать.
- Смешно, - думала Тоита, - как будто сама не была молодой.

4

В 1831 году два полка линейных казаков прибыли на дальние рубежи Российской Империи и укрепились на берегах Сунжи. Время неспокойное. Не все ингушские аулы были мирные. Казаки охраняли своё селение и поля, а ещё несли службу на кордоне.
Новая станица расположилась в уютной долине, закрытой от ветров горами, с плодородной землёй и чистыми водами горной реки. Земляки держались кучкой: у них были общие воспоминания и, зачастую, родственные отношения. Большинство привезли свои семьи, но на холостёжь девок не хватало. Некоторые из ребят ездили за невестами в обжитые гребенские станицы. Участились случаи умыкания горянок из аулов. В поселении уже были осетинки, ингушки, кабардинки и даже грузинки.

Прохор Лизунов жил один. Там, на Дону, остались родные могилы и дальние родственники. На новом месте молодой казак с помощью соседей построил себе мазанку, как мог, обставил её. Не хватало только хозяйки.

Он волком рыскал по округе. Тайными тропками подбирался к горным аулам в поисках невесты. Сосед Ливонников уговаривал Прохора подождать, пока подрастёт его дочь Лизавета. Но девке шёл одиннадцатый год, а парню уже исполнилось двадцать пять. Ему хотелось не только любви, но и детишек в доме. Он присмотрел себе Тоиту. Уж очень она была похожа на казачку. Стройная, гибкая с длинными чёрными косами и широкими бёдрами. Оставалось самое трудное дело: украсть. Для этой цели он задумал план.
Сговорившись с тремя друзьями, Прохор, согласно этому плану, уже вторую неделю караулил девушку на тропе, ведущей к роднику. Но всё время рядом с ней находились сёстры и братья. А их было слишком много – целая толпа.

И вот сегодня — удача! К роднику шли только трое из семейства Висаита. Она – красавица Тоита, ещё широкоплечая коренастая сестра её и брат – мальчик лет двенадцати.
– Дождёмся, когда будут вертаться и сделаем, как задумали, - шептал
товарищам Прохор. – Главное, тихо, чтобы раньше времени не вызвать
подозрения у джигитов.
И казаки затаились в густом орешнике неподалёку от тропы, с которой было видно, кто идёт от родника. Они даже спешились и, успокаивая, гладили своих коней по холкам, чтобы те не фыркали и не ржали.

- Идут! – одновременно увидели они девушек и мальчика.
Вскочив на коней, казаки сразу разделились. Прохор помчался к повороту - эта часть тропы не просматривалась ни с аула, ни от родника; станичники же с двух сторон отрезали пути отступления девушкам и их спутнику. Подхватив на скаку Тоиту, Прохор посадил её впереди себя на коня и устремился в сторону Сунжи. Его товарищи, немного погарцевав вокруг Социты и Борза, отправились его догонять.

Тоита не кричала, только хватала поводья коня, пытаясь вырвать их из рук молодого казака. Когда ей это не удалось сделать, она стала извиваться, чтобы соскользнуть с лошади. Но Прохор крепко держал девушку локтями и коленями.
Друзья догнали молодых у самой Сунжи. Переправившись на конях через реку, казаки с Тоитой поехали в дом родителей одного из них, Ивана Петракова, у которого жена была тоже ингушка. Потом, оставив невесту в доме Петраковых, пошли к старикам с просьбой помочь провести замирение с родичами Тоиты, которые должны вот-вот нагрянуть.

А Тоита в это время рыдала на плече у Седы, жены Ивана. Та её утешала:
- Всё равно надо замуж выходить. А казаки – люди хорошие, добрые. Прохор даже дом для тебя построил. Родителей у него нет. Сама хозяйкой будешь…. Я уже два года здесь живу, и ничего. А замирятся с вашими, через некоторое время к отцу-матери в гости поедешь.
Седа усадила Тоиту на лавку, а сама достала из сундука свою ингушскую черкеску и протянула новой подруге:
— Надень моё платье, а то твоё вымокло от слёз, — шутливо улыбнулась она. Тоита, смущённо прикрываясь, начала послушно переодеваться.
- Ты из какого рода? – продолжала Седа.
- Гайтамировых. А ты?
- Я – Газиевых.
- Правда? Моя тётя за Газиевым замужем. Значит, мы родственницы? – обрадовалась Тойта.
- Ну, конечно. Видишь, как хорошо.
В другом дворе старики советовались, чем будут откупаться за
девку.
- У Прохора сколько овец в отаре?
- Дюжина.
- Добавим от обчества ещё дюжину. Хватит за девку – то.
- А если не сладим?
- Прохор – отважный казак. Станичники с радостью ему помогут. Ну не царицу ж покупаем. Сладим!

Уже солнце оранжевым шаром повисло над горной цепью, когда по
пыльной станичной дороге пробежали ребятишки с криками:
- Ингуши едут! Ингуши!

Старики надели папахи и почтительно стали на пути гостей. Ингушей было десятка два. Молодые джигиты, легко спрыгнув с коней, помогли спешиться старейшинам и отошли на достаточное расстояние, чтобы не мешать им решать важный вопрос. К счастью, один пожилой ингуш сносно говорил по-русски, когда-то служил в Санкт-Петербурге в Кавказском полку . Он и вёл переговоры. Поскольку это был не первый случай примирения сватов, уважаемые люди чинно беседовали о возмещении убытка Висаиту. Ингуши согласились на две дюжины овец. Казаки пригласили аульчан на свадьбу. Удовлетворённые, они распрощались с казаками, договорившись о том, что овцы через неделю будут у Висаита.
Молодые джигиты назад ехать не спешили. Они с любопытством оглядывали казачек, толпившихся неподалёку на порядке . Женщины оживлённо обсуждали редкое событие, а сами нет-нет искоса поглядывали на джигитов.

- Гей, гей! – поторопил молодых ингушей один из стариков, и вскоре пыль на дороге за ними осела.
Тоита была счастлива со своим Прошкой. Она научилась говорить
по-русски, варить борщ, сучить пряжу и по воскресеньям ходить в церковь.
Для Прохора – его Тоюшка была свет в окне и нарожала ему десять детей. Старший Никита жил с ними, а уже внук Мишунька ходил за бабушкой хвостиком. У них была общая тайна, теперь её знаем и мы с моим внуком Димушкой.