Рассказы странствовавшего.

Рассказы странствовавшего по иронии Судьбы по всей стране.

До чего же я был рад этой встрече с родной землей, с родными местами! Даже запах и вдыхаемый воздух казался родным.

Я вернулся. Если посчитать, от 19-летнего возраста моего до 40-ка лет – почти двадцать лет я не был на родине.
И случилось встретиться с теми людьми, которые знали меня в юном возрасте. Ну, конечно, не сразу узнали даже меня, видя зрелого мужика вместо молодого паренька, залихвастого гитариста, играющего на гитаре у подъезда дома в группе таких же «разбитных» юнцов, тревожа пожилых женщин, ругающихся по вечерам из-за того, что оранием дворовых песен мешали их спокойному течению провинциальной жизни.

Уехал я в юности в далекую Сибирь – «за туманом… за деньгами едут только дураки». И оказывался в таких местах, куда, как в той песне: «только вертолетом можно долететь».

Скоро, через три дня, я уже работал с теми же мужиками, которые были ненамного старше меня (на 3-4 года), которые остались в далеком далеке, на родине, пока меня Судьба носила по всей Сибири, - от Иркутска до Тюмени и обратно до Хабаровского края и Якутии.

Естественно начались расспросы. И я рассказывал. Собеседники были друзьями моего отца, с которым они работали вместе в одной бригаде, отец был бригадиром.

Поначалу, я вкратце рассказал о своем двадцатилетнем бытии-путешествии. Но, господи(!), что ни поворот судьбы, - то целая эпопея, которая требовала отдельного рассказа-повествования. И рассказывая, я, сам про себя, думал: «какая-то страшная смесь мрачных трагедий с похабными водевилями, эти мои «похождения», а ведь это жизнь, которую я пережил!». «Были высоты человеческого духа, но были дикие вещи, сродни смрадной и мерзкой клоаке!». «А все-таки я жив и, слава Богу, здоров! Жив я именно благодаря великой тоске по родине, живущей в глубине души… жив верой в возвращение домой. Это я сам себе создал некие испытания в жизни».
Что только не передумал, и вот, - поделюсь своими рассказами о своих «приключениях».
 
Рассказ первый «Она».

Название моего рассказа состоит из трех букв, естественно он о любви. Но я должен рассказать и о моей глупости, о том, как иногда, сдуру, в несколько минут теряет человек большое счастье, чтобы потом всю жизнь каяться. Ах, ты не поверишь – это была любовь!

Познакомились мы при необычных обстоятельствах. Я останавливался на зимний нерабочий сезон в гостинице большого города N. Не в центральной, а в недорогой на окраине. И на первом этаже трехэтажного здания был ресторан, куда все жильцы гостиницы ходили обедать, потому что им предоставлялась скидка. Но сюда же приходили и местные «выпивохи». В ресторане всегда можно было выпить и закусить, и работал он почти до утра. Именно за счет ресторана держался весь гостиничный бизнес, я думаю, потому что жильцов было мало, и комнаты оставались пустые.

Частенько, мне кажется, тут происходили скандалы и драки местных посетителей. Но тут же в дверях был охранник, некто Андрей, с виду настоящий «вышибала»-убийца, но по характеру веселый и простой, что видно при первом общении.
Разные и диковинные посетители оказывались за столами. Тут были и туристы-отдыхающие, в джинсах, в новомодных одеждах и деловые работники-командировочные, в костюмах с галстуками. Ни какого особого дресскода не требовалось, - половина зала с баром, вообще, представляла закусочную-забегаловку, даже со своим вторым входом, хотя столики и тут и там, на обеих половинках ресторана были одни и те же.

Обслуживали нас, посетителей, две официантки в зале, в половинке, где была «столовая» и люди обедали и ужинали, ели, и одна от бара обслуживала «выпивох». И главное, - «хозяйка» бара была со странным именем на стикере, висевшем на правой стороне – «Аллергия». Я останавливался в этой гостинице не раз и знаком был и с «хозяином», управляющим и с «хозяйкой», с той самой Аллергией, - как она объясняла, имя её по-испански означало – «веселость». Она мне нравилась.

Часов в семь вечера, зимой уже темно, я пришел в ресторан поужинать. Занял уютный столик в углу барной половинки, так как не собирался обильно есть, а только закусить со спиртным.
И вдруг произошел очередной скандал. Какие-то «моряки» в тельняшках под пиджаками, с монгольского вида круглыми лицами (буряты, может быть), все на подбор маленькие и коренастые, выпили лишнего, начали шуметь, перессорились, встали и уже готовы были пустить кулаки в дело ссоры, и даже пытались пинаться своими кривыми ножками. Все они орали одновременно на своем каком-то диком гортанном языке, похожем то на клекот птиц, то на свиное хрюканье, страшно выкатывали желтые белки глаз и скалили друг на друга матовые чернеющие зубы. И вот, Аллергия накидывает свою фирменную курточку с цветными оранжевыми вставками на плечах и рукавах, светло синюю, - и вызывающей походкой, раскачивая бедрами, выходит из-за барной стойки в зал к скандалистам.

Интересно было глядеть на нее в эту минуту. Вся она будто преобразилась и внезапно похорошела: гневные карие глаза, ноздри раздувались, как у рвущейся к бегу скаковой лошади, и мускулистые руки с напряденными жилами из-под засученных к локтям рукавов…. Коротким повелительным движением вытянув перед собой руку, она указала на выход и с удивительным выражением высокомерного презрения, сквозь стиснутые зубы произнесла:
- Бу эрданг гилинг! – что означало на узбекском языке: «пошли вон отсюда».
И тут к ней присоединился, подошел и встал рядом мощный охранник от дверей второго обеденного зала.

Ах,  что за артистичность! Ей могли бы позавидовать все звезды театра, - за такой жест и за такую интонацию!
Эти «матросики» так и остановились посередине перебранки, забыв даже закрыть свои рты. Один за другим, гуськом и чуть ли не «на цыпочках», они осторожно начали выходить из ресторана. И точным, интуитивным взглядом определив старшего и денежного, Аллергия остановила одного и потребовала расчет, - тот достал крупную купюру и, конечно, не дожидаясь никакой сдачи поспешил за своими товарищами.

Этот театральный, водевильный уход скандалистов, в связи с величественной театральной позой Аллергии был полон некоторого комизма. Я невольно захохотал, и так свободно, как смеялся только в детстве, в цирке над клоунскими пантомимами.

И тогда же я почувствовал, что кто-то трогает меня и трясет за плечо. Я остановил смех свой и взглянул вверх из своего сидячего положения, но тотчас же встал, чтобы дать место даме. И вот тогда я влюбился… - Аллергия – это она подошла за мой столик и села на мой стул, а я занял соседний стул свободный. Посетителей было немного, вечер только начался, «час пик» еще не настал, и у неё было время передохнуть, так она решила посвятить этот «перекур» разговору со мной.

Что касается влюбленности…, обойдемся без слезливости…, тогда я с восторгом понял, что милостивая Судьба или добрый Бог послали мне величайшее счастье в мире. Это я сердцем почувствовал, но умом еще тогда не понял.

Красива ли она была? Об этом я сказать не могу и не сумею, у каждого же свои представления о красоте. Для меня она была прекрасна! Если бы я был писателем уровня Льва Толстого, описывающего даже бакенбарды на полстраницы, я бы смог её описать в подробностях: губы коралловые, зубы жемчужные, глаза черные как бриллианты сверкающие, ресницы бархатные большие как бабочки, роскошная фигура, словно выточенная из природного мрамора и так далее и так далее.

Она подхватила мой смех и смеялась легко и свободно, потому что я продолжал улыбаться. И наши глаза сошлись в улыбке.

Хороша ли она была? И опять я не могу сказать. Знаю только, что о ней я мечтал с самых ранних лет моей юности. Мне показалось, что я знаю её очень давно, лет двадцать, с самых мальчишеских лет, и как будто она всегда была моей женой, и если я когда-то любил других женщин, то лишь в поисках её одной.
Вот оно как бывает. И не думаешь, а находишь, когда думаешь и ищешь не находишь, как правило. Такова судьба.
________________________
Людям показался бы интересным разговор возлюбленного с возлюбленной. Разговор был своеобразный и особенный, состоялось знакомство со взаимными вопросами. Например, был вопрос ко мне: - Вы суеверны? – я признался, что да.
- Как странно, - повторяла она задумчиво, - как странно…. Неужели это судьба – фатум? –

Я узнал, что сама она была нерусская, мать её была русская Маша, Мария, а отец – узбек. Поэтому тех «матросиков» она легко понимала, - это были узбеки, и они действительно были матросами на речных судах. Часто они уходили на своих тягачах тянуть по большой реке баржи с товарами, а когда возвращались, то бывали у них в ресторане.

В городе, расположенном на берегу большой реки было много молодых вдов, матросы и портовые рабочие часто гибли молодыми, оставляя женщин, иногда с детьми, жить в одиночестве. И Алла, удачно выбравшая себе псевдоним для стикера, жила одна, недалеко от гостиницы в частном секторе, в доме, который оставил погибший муж.

- Я вас давно заприметила, второй сезон у нас живете, - сказала она в конце всего разговора. – И в последний раз – сегодня, никто не смеялся, только вы обратили внимание на комичность ситуации. Признаюсь, я была немного экстравагантна. Не правда ли? Но уверяю вас, я не всегда бываю такая. Вы не поверите, я иногда очень застенчивая, а застенчивые люди склонны делать глупости. Мне давно хотелось познакомиться с вами. Мне казалось, что в вас я найду доброго друга. –
- Друга! – Вздохнул я с тоскою в голосе.
- Может быть, и больше. Я ничего не знаю наперед. Приходите завтра после обеда в ресторан. Предупреждаю, - я вам скажу или очень, очень много или ничего не скажу. –
- Благодарю вас. Я ночую тут же, в гостинице. Обязательно – сказал я и на этом мы расстались.