От заката до рассвета

Брожу по остывающему городу в объятиях предзакатных сумерек. Люди неровным потоком стекают вниз по проспекту.
Зашёл в наш старый бар. Почему именно в него?  Может, просто, хотел её увидеть? Наверняка. Знал, что она может быть здесь. Не ошибся.
Сидит весёлая, нарядная. Светится вся. Меня не заметила. Прошёл, сел в дальний угол к ней спиной. Пью пиво. Курю одну за одной. Периодически оборачиваюсь. Знаю, что не надо, но ничего не могу с собой поделать. Кончено почти всё. Бумаги уже подали.
Обернулся в пол оборота, смотрю два хмыря подсаживаются к ней. Один, долговязый, в цветастой рубахе, которые носят сутенёры или незадавшиеся мачо. Другой, в алом обтягивающем свитерке, желеобразный. Выражения лиц - ищущие, похотливые. А она такое ощущение, что и не замечает этого. Улыбается, смеётся. Бог ей судья. Кто в конце концов я ей такой? Почти бывший муж. Пусть они её хоть вдвоём сразу…
Нет, надо выкинуть из головы и остыть, а то наломаю дров. Какое-то время пью не оборачиваясь. Изнутри всего сточила обида, тоска, боль. Тянет она к себе, не отпускает. Не могу из сердца выкинуть, вот так, за здрасти. А почему ты тогда, дурак, со всем этим делом, так легко согласился? Почему смог отпустить тогда, а сейчас сидишь и локти кусаешь? К чему сейчас эти вопросы. Ну, смеётся и ладно, весело ей. Тебе чего? Если хотел спокойно выпить пива - надо было идти в другой бар. Надо было выбирать другую жизнь или на худой конец другую девушку…
Слышу смех её раскатистый через весь зал. Передёрнуло. Обожгло. Плитой стотонной придавило грудь, так что и вздохнуть невозможно…
Когда встретились она на пятом курсе училась. Светлая и лучистая. Невесомая. Разливала вокруг себя счастье, и я тонул в нём. До невозможности полюбил я эту невысокую чудачку с каштановым снопом волос. Поженились быстро и всё вроде хорошо, да отлетели крылья, пропала лёгкость. Сжалась вселенная до размеров съёмной однокомнатной квартиры, где как-то надо было ужиться двум непомерным Эго. Она легко продвигалась по карьерной лестнице, она по жизни вообще шла легко. А я уже отставал на целую вечность и плёлся позади, неудачником. Со своими паранойями, страхами, наваждениями. Нереализованными возможностями. У неё какие-то новые друзья-знакомые, новые интересы. Ревность, обида, боль, крик, стон. После очередной ночи разбитой посуды, я не выдержал, плюнул и ушел. И вот теперь мы сидим в этом самом баре, я одиноко с кружкой пива. До блевоты, до остервенения. Почти не соображаю уже ничего. Она за спиной у меня с какими-то левыми типами и весело ей. Терпение лопнуло, не железное, будь что будет.
Подсел за их столик. Втиснулся между этими двумя. Злобы через край. Сжимаю кулаки, костяшки белеют. Желваки гуляют.
- Весело с ними? - спрашиваю, заглядывая Кристине в глаза.
- Весело, - ехидно скривив лицо отвечает она. – А ты чего, следишь за мной?
- А если и слежу тогда что?
Хочется врезать по её самодовольному выражению лица. Треснуть хорошенько, не для того чтобы наказать или сделать больно. Нет. Сбить спесь, дурь из башки выбить.
- Ты бы лучше с собой разобрался, а не за мной бегал.
- Эй братан! – тот, что одет в цветастую рубаху, положил мне руку на плечо. – Мне кажется тебя никто не приглашал. Крис, ты знаешь этого козла?
Мимо ушей пропустил его слова, руку резким движением с плеча скинул. В глаза ей смотрю ответ пытаюсь найти. Может надежду какую, что есть ещё шанс, что не всё ещё потеряно.
- И, что, может ты с ними двумя, сразу? – через зубы, давя обиду говорю я.
- Дурак ты Игорь - каким был, таким и остался, – фыркнула она.
- Слышь друга, да ты на грубость нарываешься. Ты как с девушкой разговариваешь? - встрял желеобразный в алом свитерке.
За столик подсел ещё один. Шея бычья. Несмотря на модный пиджачок, колхоз-колхозом. Жвачку от скулы к скуле перекатывает.
- Здарова братва, чо как? – спросил он, бросив на Кристину оценивающий взгляд.
Он, наверное, у себя в колхозе, коров на ферме так оценивал. Тварь.
- Денис дружище зацени. Мы тут с Коляном оттягиваемся. С девушкой симпатичной познакомились, отдыхаем культурно, а тут вот этот чёрт влезает и всю малину нам портит, - сказала цветастая рубаха.
- Тэк мож, ему люлей ввалить, чоб не пердел почём зря? – сказал колхоз имени Мичурина, не отрывая от Кристины сального взгляда.
Не выдержал, накипело, что угодно только не этот её равнодушный взгляд. Сердце в клочья. Ярость глаза чёрной пеленой стелет.
- Слышь братан, тебе ясно сказали, отчаливай, а не то… - не договорил алый свитерок.
- А не то что пидор? – повернулся я к алому и блеснул на него волчьим взглядом. Ощетинился. Вздыбился. В глаза смотрю ему, а там неуверенность и страх, вот дурачок, чего боится? Их же трое на одного!
Поднялся крик, они вскочили, слов я не разбирал. Над ухом нёсся ураган ругательств и оскорблений. Ждал, что она что-нибудь скажет. Нет, ничего. Тишина. Равнодушие. И ладно, Бог с ней. Будь как будет. Из общего петушиного гама надо мной, я выловил нужную фразу, давно уже назревавшую: “– Пойдём, выйдем.” Я молча поднялся и пошёл к выходу. Вспомнился Есенин: “ … под сердце финский нож.” Погибну как истинный поэт в кабацкой драке. Хотя вряд ли у этих пижонов есть финский нож.
Зашли за бар. Маленький тупичок. Шебуршат крысы в мешках с мусором. День остыл, окончательно спрятав солнце. Трое из ларца стоят передо мной. Переминаются с ноги на ногу. Хари как у одного самодовольные. Смотрю и алый свитерок повеселел. Сообразил, что к чему. Может, думают, извинюсь. На попятную пойду. Малой кровью хотят отделаться. Нет, ребята, не выйдет. Загнан я в угол и нет мне оттуда хода. Колхозник стоит, убрав руки в карманы узеньких джинсов. Ухмыляется. Собрал я в кулак всю свою боль, злость, ярость. От души махнул левый крюк, прямо в челюсть колхознику. Попал. Раздался хруст, стон и свалился он мешком так, по-моему, и не вынув рук их карманов. Парень в цветастой рубахе оказался не промах и тут же сработал мне прямой в нос. Я отшатнулся посыпались искры из глаз. Попытался замахнуться в ответ, но не успел даже. Полетели удары справа и слева. По губам, в бровь, по скуле. Свалили с ног, начали топтать. Без злобы бьют, так из озорства. Вскочил кое-как, руку выбросил наугад и вроде даже попал, застонал кто-то, но всё  без толку. Прилетел справа в ухо и сбил меня с ног. Опять топчут. Слышу по асфальту каблучки зацокали нервно и суетливо.
- Стойте, - кричит Кристина. – Вы же его убьёте. Перестаньте скоты. Вдвоём на одного.
Небольшая возня. Бить перестали. Дыхание её испуганное. Наклонилась надо мной. Я присел, голова кругом. Эти двое стоят руки в колени, отдышаться не могут. С брови кровь саднит на глаз. В носу хлюпает. Губы разбиты. Бок поламывает. Жить можно и не такое бывало. Спижонили парни, могли и сильнее отоварить. Кристина суетится около меня, пытается вытереть кровь салфеткой. А я опять пытаюсь поймать её взгляд.
- Крис, ты чего с этим психом что ли остаёшься? – недоуменно спросил парень в алом свитерке вытирая рукавом разбитую губу. Всё-таки попал.
- Уходите, я сейчас полицию вызову, - истерично выкрикнула она.
- Да пошли они, идём. Она, с её дружком, долбанутые на всю голову, - сказал парень в цветастой рубахе. – Мало мы ему накостыляли, надо больше было.
Знал он цену своим ударам. Понял, что спижонил. Развернулись недовольно пыхтя и поковыляли в сторону бара, волоча под руки колхозника. Сильно я его приложил, от души. Ну, извини дружище. Накипело.
- Зачем ты полез?  - спросила Кристина. – А если бы они тебя убили?
- Обидно стало. Не знаю. Закипел. Сейчас отпустило, уже легче.
- Мы же с тобой всё решили. Зачем ты пришёл?
- Ничего мы не решили. Ты моя жена.
- Мы в разводе, если ты забыл.
- Формально нет. У нас есть ещё месяц для принятия решения.
- Ну, и как, принял?
- Давно, в тот самый день, когда тебя увидел.
- Балда, ты Игорь! - Кристина провела рукой по моим спутавшимся волосам и поцеловала в щёку. – Надо скорую вызывать, мне кажется бровь шить надо.
- Сама знаешь, на мне как на собаке. Пойдём лучше домой.
- Горе ты моё луковое. Пойдём.
Её глаза светились нежностью – это были те самые глаза, без которых я не мог жить и за которые я готов был умереть в любую секунду.
Я осторожно поднялся, опираясь на Кристину. Она подхватила меня под пояс, и мы не торопясь поковыляли по остывшим городским улицам домой. Вдвоём.