Триумф Вещего Олега 1. Князь Великой Руси

                                                                    3. ТРИУМФ ВЕЩЕГО ОЛЕГА

                                                                    3.1. КНЯЗЬ ВЕЛИКОЙ РУСИ

    Князь Олег в русских летописях назван родственником Рюрика, но степень их родства не уточняется. Только в Иоакимовской летописи сказано, что Олег приходился Рюрику шурином (братом жены), а стало быть, дядей княжичу Игорю. Женой Рюрика была сестра Олега Ефанда (В.Н. Татищев “История Российская”, т. I, с. 110, М., 1994). Можно верить, можно не верить, но никаких других сведений всё равно не обнаружено. Во всяком случае, Олег законно наследовал Рюрику, как старший в княжеском роде. А вот как выглядело тогда государство Олега, можно судить, оценивая состав его войска во время похода на Киев.

    “В лЪто 6390 (882). Поиде Олегъ, поимъ воя многи, Варяги, Чюдь, СловЪнии, Мерю, Весь, Кривичи…”
                    (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 22, Рязань, 2001)

    Варяги своей земли на Руси не имели и составляли наёмную дружину, а чудь, словене, меря и весь обозначают ополчения земель Ладожской, Новгородской, Ростовской и Белозёрской. Чёткое выделение местных ополчений говорит о том, что каждая из перечисленных земель имела своего князя. Кривичами, подвластными Олегу, были псковичи и полочане, но свой князь имелся только в Полоцке. Не названы Муром и Туров, воины из этих земель, очевидно, пополнили ополчения, соответственно, ростовское и полоцкое.
    Олег занимал новгородский престол, но и второй по значению – ладожский нельзя было оставлять без князя и опасно допускать туда кого-либо со стороны. Выход тут один, без вариантов: княжение, хотя бы и формально, следовало передать Игорю. Так что вполне вероятно, что пятилетний ребёнок неожиданно оказался во главе местной рати. Ну и что, Святослав в его возрасте тоже водил войска. Главное – соблюсти формальности, а воеводы сами во всём разберутся. Теперь о дальнейших действиях Олега:

    “… и приде къ Смоленьску съ Кривичи, и прия градъ, и посади мужь свои;
оттуда поиде внизъ, и взя Любець, и посади мужь свои”
                    (Там же)

    Оба города взяты легко, без сопротивления, что наводит на мысль о предварительном сговоре. Но есть и разница – к Смоленску, в отличие от Любеча, Олег подошёл с одними только кривичами. Это понятно: смоляне тоже кривичи, своим легче договориться. Но в составе войска Олега имелись кривичи псковичи и кривичи полочане – кого из них князь взял с собой? Возможно, значение имело такое обстоятельство.
    Название Пскова на финском языке “pihkava” – смола, на эстонском “pihkva” – липкая масса (П.И. Прейс “Pihkwa – эстонское название города Пскова” // ЖМНП, 1889, июль, с. 376-379; В.П. Нерознак “Названия древнерусских городов”, с. 143, М., 1983). Разумеется, никаких финских этимологий здесь быть не может – звучание слов сильно различается. Псков (Плесков) носит определённо славянское имя. Но не связано ли финское название с этнонимом? Смоляне (Smeldingi) – одно из славянских объединений в Южной Прибалтике (“Описание городов и областей к северу от Дуная, или Баварский географ” // А.В. Назаренко “Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков”, с. 14, 18, М., 1993). Во время переселения народов смоляне тоже расселялись в разных направлениях, результатом этого расселения стали болгарский город Смолян и  русский Смоленск. Мы не знаем, как называли себя кривичи, построившие Псков. Может быть, они тоже были смолянами, что и отложилось в памяти у финских народов? Тогда получает объяснение финский вариант названия Пскова. Значит, вполне вероятно, что смоляне и псковичи составляли одну ветвь кривичей, в отличие от полочан. И если это так, то Олег должен был привести под Смоленск именно псковичей.
    Наиболее подробный рассказ о тех событиях помещён в Устюжском летописном своде. В нём смешались и подлинные предания, и фантазии переписчиков, ну и вот что получилось:

    “В лЪта 6389. Олъгово княжение. Слыша, яко Аскольд и Дир княжита в Полянех, и поиде из Новаграда воивати, и налезоста ДнЪпр реку, и приидоста под Смоленеск, и сташа выше города и шатры иставиша многи разноличны цвЪты. УвЪдавши же смольняне, и изыдоша старЪишины их к шатром и спросиша единого человека: “кто сеи прииде, царь ли или князь в велицЪи славЪ?” И изыде из шатра Ольг, имыи на руках у себя Игоря, и рече смольяном: “сеи есть Игорь князь Игоревичь рускии”. И нарекоша его смольняне государем, и вдася весь град за Игоря”
                  (Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец), М.–Л., 1950, с. 21)

    Пускай переписчики и присочинили кое-что от себя, но основная мысль в их рассказе сохранилась: законным князем смоляне признали Игоря, а Олег просто находился при нём. Военная сила для смолян не аргумент, право на княжение даётся богами. Лишь предъявив горожанам избранника богов, князь Олег подтвердил на деле свои полномочия. А чем Олегу удалось соблазнить смолян и любечан, понятно из летописного текста: в обоих случаях он там “посади мужь свои”, иначе говоря, дал городам возможность повысить социальный статус, получив для себя князей. Попросту – подкупил и перетянул на свою сторону. История не слишком героическая и совсем не красивая, но правитель не обязан следовать кодексу чести, зато оптимальное решение позволит сберечь множество жизней. Вот так, быстро и без потерь воинство Олега добралось до Киева.
    Дальше летописец излагает совершенно вздорную байку, как недалёкие киевляне будто бы купились на незамысловатую уловку новгородцев, бездарно проморгав свой город. И сам князь Аскольд – гроза хазар и ромеев – отправился на гибель совершенно бездумно, как бычок на верёвочке. Но почему-то “проигравший” Киев вскоре становится столицей огромного государства, а “победитель” Новгород признаёт верховенство Киева. Всё это выглядит, мягко говоря, нелогично. Невиданные территориальные приобретения Киев получил, лишь поменяв одного князя на другого, то есть даром. И это “поражение”? Налицо опять явный сговор новгородской и киевской знати, выгоды от сделки настолько велики, что выдача на смерть своего князя не выглядит чрезмерной платой. Ведь в результате вокруг Киева собралась вся Русская земля – полный триумф. Бесчестно? Вероломно? Так ведь историю можно и подчистить, пусть лучше киевляне выглядят растяпами, чем клятвопреступниками. В одной Иоакимовской летописи (по недосмотру) сохранилась первоначальная версия событий:

    “Блаженный же Оскольд предан киевляны и убиен бысть и погребен на горе, иде же стояла церковь святаго Николая”
                  (В.Н. Татищев “История Российская”, т. I, с. 110, М., 1994)

    “Анализ летописных известий позволяет утверждать, что коварное убийство Аскольда и Дира осуществилось не без участия их ближайшего киевского окружения. Произошел по существу политический переворот, в результате которого на киевском столе утвердилась новая династия”
                  (П.П. Толочко “Ранняя Русь. История и археология”, с. 71, С.-Петербург, 2013).

    И новгородцы тоже получили свою выгоду. В Киеве теперь княжил их ставленник, но главное – для них открылся днепровский торговый путь, ведущий в Византию. Судя по летописному тексту, раньше такой возможности у них не было, хотя Новгород известен как торговый город:

    “Поляномъ же жившимъ особЪ по горамъ симъ, бЪ путь изъ Варягъ въ Греки и изъ Грекъ по ДнЪпру, и верхъ ДнЪпра волокъ до Ловоти, и по Ловоти внити въ Илмерь озеро великое, из негоже озера поточеть Волхов и вътечеть в озеро великое Нево, и того озера внидеть устье в море Варяжьское, и по тому морю ити до Рима, а отъ Рима прити по томуже морю ко Царюгороду, а отъ Царягорода прити в Понтъ море, въ неже втечеть ДнЪпр река”
                  (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 6, Рязань, 2001)

    Киев контролировал торговый путь, ведущий в обе стороны, как “изъ Варягъ въ Греки”, так и “изъ Грекъ”, но только путь вверх по реке соединял Среднее Поднепровье с Новгородской землёй. Путь вниз по Днепру киевляне берегли для себя, монополизировав торговлю с Византией. Новгородцам приходилось добираться до Царьграда по Балтийскому (Варяжскому) морю аж через Рим – далеко, долго, опасно, да и накладно. Никакая торговля не окупит такую дорогу. Свободное плавание по Днепру обещало такие прибыли, ради которых не жаль поступится и первенством в Русской земле. Новгород предвкушал предстоящие барыши, Олегу же срочно пришлось заняться государственными делами:

    “И сЪде Олегъ княжа въ КиевЪ, и рече Олегъ: “се буди мати градомъ Русьским”. И бЪша у него Вазязи и СловЪни и прочи прозвашася Русью. Се же Олегъ нача городы ставити, и устави дани СловЪномъ, Кривичемъ и Мери и устави Варягомъ дань даяти отъ Новагорода гривенъ 300 на лЪто, мира дЪля, еже до смерти ЯрославлЪ даяше Варягомъ”
                    (Там же, с. 23)

    Изменения случились грандиозные. До олегова похода Русью именовалось только славянское объединение на юге Восточной Европы, но когда князь Олег обосновался в Киеве, Русью прозвались и другие княжества, которые раньше себя так не называли. В летописи указаны варяги, словене и прочие, а прочие – это те, что “бЪша у него”, то есть ростовцы, белозёрцы, ладожане, псковичи, полочане. Вот почему Олег провозгласил Киев “мати градомъ Русьским”, ведь Киев и до этого был столицей Руси, да только Малой, первоначальной. Теперь же он стал столицей Великой Руси – государства нового и могущественного, собравшего вместе всех восточных славян. Границы Руси широко раздвинулись от Белого моря до Чёрного и от Карпат до Волги, она стала крупнейшим государством в Европе.
    На двойственность понятия “Русь” обратил внимание византийский император Константин VII Багрянородный. В своём сочинении, составленном в 948-952 годах (Константин Багрянородный “Об управлении империей”, с. 45, М., 1991), он выделял внешнюю Россию, где располагался Немогард (Новгород). Упоминал внешнюю Русь и арабский автор XII в. ал-Идриси (И.Г. Коновалова “Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы”, с. 121, М., 2006). Стало быть, должна была существовать и Русь внутренняя.
    Точно такая же двойственность обнаруживается и в летописных текстах. Киев и Новгород воспринимались людьми как два центра Русской земли. “В этом смысле только и можно понять выражение Русской Правды, где стоят рядом Русин и Словенин, то есть: Южанин и Северянин или Киевлянин и Новгородец” (Д.И. Иловайский “Начало Руси”, АИР, с. 27, М., 1996). Когда Ярослав Мудрый (княживший в Новгороде) воевал со Святополком (киевским князем), то его войско состояло из новгородцев, а киевское – из руси (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 138, Рязань, 2001). Здесь летописец использовал термин “русь” в узком смысле – жители Киевской земли. А в широком значении русью назывались все восточные славяне.
    Так что, 882 год смело можно считать датой основания Великой Руси, а её основателем – князя Олега. Вот не зря его так почитали у нас, называли Вещим, сочиняли всяческие небылицы. И было за что – настоящий эпический персонаж.
    Летописное сообщение об установленной Олегом ежегодной дани с новгородцев 300 гривен в пользу варягов уже прокомментировали Н.М. Карамзин, С.М. Соловьёв. Тут имеется в виду взимание средств на содержание