Простите, герцогиня...

  – Прости, Фредерик, - говорит тебе мама, отводя глаза. – Но герцог против того, чтобы тебя признавали.
И пусть тебе всего десять лет, ты уже прекрасно понимаешь, что это означает – титул бастарда. Навсегда. А это вечные насмешки, невозможность сделать хорошую карьеру и мелькающая вдали перспектива стать содержанкой. Ты еще не особенно понимаешь, что это значит, но уже знаешь, что это очень стыдно и плохо. А мама после этого разговора почему-то старается на тебя не смотреть, больше не гладит по голове, не читает сказок на ночь…
 - Простите, леди. – Пожимает плечами старый дворецкий вашей семьи. – Но у бастардов есть лишь два пути получить титул и признание – либо удачно жениться, либо заработать верной службой Королеве.
Он еще много разглагольствует о том, как найти правильного жениха, чтобы тот ввел ее в свой род. Тебе все это неинтересно, потому что с этого дня у тебя появляется цель – и план, как ее достичь.
 - Простите, девушка, - с издевкой в голосе протягивает граф Аквинский, окидывая тебя оценивающим взглядом. – Но с вашей…кхм…комплекцией идти в солдаты... Лучше вышивайте-ка крестиком и ждите своего принца.
И ничего ему не возразишь – тонкая щуплая девчонка, ты несомненно проиграешь на отборочном туре. У тебя сил не хватит удержать меч своими изнеженными тонкими пальчиками. И пора бы сдаться и забыть, но у тебя, черт возьми, пусть ты трижды бастард, есть гордость! А тело можно натренировать…
 - Простите, Фредерик, - в голосе виконта слышится откровенная жалость и презрение. – Но лучше вам бросить тренировки прямо сейчас, раз вы не можете сделать даже двадцать отжиманий.
И он прав, потому что по утрам ты хнычешь, как маленькая девчонка, говоря о том, что все болит, ломит, вставать неохота. И с таким настроем тебе остается только вернуться домой, к пяльцам, занятиям музыкой и танцами. Но тут в твоей голове что-то перемыкает, и ты только крепче сжимаешь зубы и поднимаешься на руках, продолжая отжимания. И плевать на то, что икры ног свело, руки дрожат, и ты вот-вот грохнешься лицом на грязные доски пола.
И с этого дня ты больше не хнычешь по утрам, а в голосе виконта больше никогда не слышишь презрения.
- Простите, леди, - С изумлением в голосе вглядывается в твое лицо старый дворецкий. – Вы к ком… Фредерик?
И ты улыбаешься как безумная – ведь сбылась твоя мечта! Ты стоишь на пороге родительского дома в парадном мундире офицера, за спиной выпускной в Военной Академии, диплом с отличием и приглашение в элитный отряд. А карман жжет грамота с пожалованным титулом, пусть пока не герцогини, но и графини на первое время хватит. Ты же не собираешься останавливаться.
 - Простите, Ваше Сиятельство, - в палату влетает адъютант, - вам срочное сообщение!
А тебе еще вчера вечером по секрету шепнули, что за выдающиеся заслуги тебе решили пожаловать титул герцогини. И ты понимаешь, что добилась всего, чего хотела. Осталось только оправиться от ранения, и можно поехать домой и тебя, наконец-то, признают. Хотя это уже не важно, потому что свой титул, в отличие от братьев и сестер, ты заработала сама.
 - Простите, герцогиня, - качает головой дворецкий, - герцога дель Кастельмарра нет дома. Он на похоронах жены.
А у тебя все внутри обрывается. Вы с матерью никогда не были особенно близки, но внутри тебя зреет чувство, будто ты виновата. И что можно было почаще ходить в увольнения, бывать дома…
 - Простите, капитан-лейтенант, - отчитывает ее важный подполковник, меряя шагами кабинет. – Но вы прекрасно знаете, что дуэли запрещены! Так что трое суток карцера вам не помешают.
Впрочем, тебе все равно – он посмел тебя оскорбить и понес за это заслуженное наказание. А в карцере дежурит Диего, так что скучно и голодно тебе не будет – уж друг-то об этом позаботится.
После обретения титула и смерти матери ты ушла в загул, бросила вожжи - и теперь твои любовные похождения, дуэли, выходки ( в том числе и пьяные) быстро становятся легендами или анекдотами (как получится) всего отряда, и не только. Но ты как будто предчувствуешь беду…
 - Простите, герцогиня… - Отводит глаза доктор, стараясь не смотреть на тебя. – Но мы ничего не можем сделать. Радуйтесь, что остались живы и еще можете ходить. Я же всегда говорил, что эти ваши дурацкие гонки до добра не доведут!
Но они знают, пусть и говорят, одну вещь – ее карьера отныне закончена. Кому нужен хромой офицер? Разве что идти в штаб, просиживать там последние мозги. Штабная крыса…хуже могут быть только все те же пяльца и вышивание крестиком. У тебя даже мелькает мысль о замужестве, но потом ты видишь свое отражение в окне и понимаешь – это конец.
А когда все, наконец, покидают твою палату, ты плачешь. Горько-горько, как в детстве. И эти слезы  первые за пятнадцать лет, потому что тебе всего двадцать пять, а твоя жизнь кончена.
 - Прости, Фред, - Пожимает плечами Диего, нахально усаживаясь на край твоей койки и наблюдает за тем, как ты собираешь свои вещи. – Но куда ты теперь пойдешь? Дома тебя не ждут, ты бастард, в армию тебе хода нет с больной ногой, хромую и с таким украшением, - он кивает на твою щеку,  а вернее на уродливый грубый шрам, - замуж не позовут. Чем тебе еще заниматься? Выходи за меня, что ли?
А ты собираешь остатки гордости в кулак, поворачиваешься и показываешь средний палец и ухмыляешься. Говоришь что-то язвительное и оптимистичное,  а в душе благодаришь друга за то, что он вовремя разозлил. Злость гораздо лучше, чем отчаянье и апатия, в которой ты пребывала после выписки из больницы. У тебя наконец-то есть цель – доказать всем, что на тебе еще рано ставить крест!И все равно, что у тебя до сих пор бывают истерики, когда ты смотришься в зеркало, что временами ты проклинаешь эти идиотские гонки, хотя все равно участвуешь, втайне надеясь все-таки свернуть шею. У тебя есть самое главное - гордость. И иногда ее достаточно, чтобы выжить.