Жил-был

Солнце в самом зените палило нещадно. Было нестерпимо жарко и душно. Еле-еле передвигая свои конечности, я ковылял по пересеченной местности. Вверх-вниз, вверх-вниз, и опять вверх. Можно было, конечно, идти по дороге, но она очень сильно петляла, а еще эта проклятая щебенка и пылища, которые уже сидели у меня в печенках. Каждый шаг острой болью отдавался в ребрах. Поэтому я свернул с дороги и брел, как мне казалось, напрямик, но и здесь мое передвижение было не из легких. Высокая трава, овраги и перелески, замедляли мой и без того тягостный путь. А еще эти твари, слепни и оводы, так и норовят укусить и попить моей кровушки.  Когда же я наконец дойду, скоро ли мой дом?  Какая сухость! Пить, пить, …
Поглядеть на меня со стороны, так можно только ужаснуться.  Я, наверное, представляю собой очень жуткое и плачевное зрелище. Хромой и шатающийся, ободранный, весь в царапинах и ссадинах, в колючках и репьях.  Голова от нестерпимой боли раскалывалась надвое, один глаз не видел совсем, а в другом все было как в тумане. Я не мог понять, почему, как, все это произошло, и главное, за что это со мной все это приключилось?
Снова и снова в моем мозгу всплывала картина. Сначала была стремительная схватка, мы бросились друг на друга почти одновременно, отчаянно боролись не за жизнь, а насмерть, рвали друг друга на части, потом, сцепившись и задыхаясь, катались по земле, а потом вдруг – Бац! -  оглушительная вспышка, и я на миг потерял ориентацию. Где я? Что со мной?  Зачем вдруг все померкло и исчезло? …
***
В таежной уральской глубинке стояло село. На окраине села в старом бревенчатом доме послевоенной постройки летом проживала одна семья. Это были городские люди, муж с женой, которые любили приезжать на выходных к себе на дачу.
Стояло безмятежное субботнее утро. Тишину и покой лишь изредка нарушали соседские петухи. 
Из дома во двор показался хозяин. Одет он был пляжному. Почесывая себя в разных местах одной рукой, и отмахиваясь от зудящей мошкары, в другой руке он держал большую жестяную миску, полную до краев дымящейся гречневой кашей, от души сдобренной мясной тушенкой. Посвистев и почмокав губами, он, немного выждав, добрым и зычным голосом позвал: «Туман! Туман!?» Не дождавшись, он поставил миску рядом с дверью и удалился восвояси.
***
            Ну наконец-то, а я уж думал не дойду! Вот и знакомый забор! Добрел…
Еле дыша, на дощатом дворе лежал большой и лохматый черный пес. Он был весь израненный, на нем просто не было живого места. Лапы порваны и сбиты в кровь, на груди зияющая и сочившаяся глубокая колотая рана, глаз разодранный и заплывший…
Это был Туман, сибирская лайка. Большой друг для этих людей. Они помнят еще маленьким щенком и вот уже много лет водят с ним дружбу. Завидев и почуяв каждый раз, как они приехали, он всегда во весь опор мчится их встречать. Здесь всегда можно найти и получить много вкусной еды, дать себя приласкать и потрепать, разрешить снять с себя клеща и тут же его сгрызть. Пока дачники тут, он живет с ними и несет свою собачью службу – охраняет дом. Если люди идут в лес на прогулку, значит и он с ними.
Но вчера все не заладилось с самого начала и пошло наперекосяк.  Я забыл про пятницу и про своих друзей-людей, и не дождавшись их, улизнул со своим другом Шариком охотиться на бобров. Бобров развелось в наших местах просто не меряно, ни пройти, не проехать, да еще плотины везде понастроили. И все бы ничего, да только в этот раз, верх в этой битве одержали бобры, победа была уже близка, мы их выманили из хатки, окружили, но тут как назло, в самый важный момент этот друг Шарик куда-то исчез…
Ну да ладно. Хорошо, что хоть цел остался. А раны мои заживут, я же собака! Ага! Вот и Шарик в щели забора показался. Ну нет, дружба дружбой, а это каша моя!