Крендель Чумаданов

         Пал Лукич Чумаданов крендель был первостатейный. В молодости пиздел политруком на сибирских стройках, затем удачно прописался в госдумах, а по наступлению пенсионного возраста всерьёз задумался о духовном. «Пора бы и молодёжь поучить уму-разуму, - размышлял Пал Лукич, поглаживая украшенный изумрудами крестик. – Передать, так сказать, бесценный опыт».
         Он окинул беглым взглядом свои многочисленные дипломы. Науки были все какие-то тёмные, помнится, брал звания оптом  и особо не рассматривал. «Чего впихнули, - возмутился он, изучая документ о назначении почётным профессором геополитической палеонтологии. - Мракобесы капиталистические».
         Пал Лукич почесал репу и направился в академию госслужбы. Чутьё не подвело, там были все свои. Первого сентября, под одобрительные покрякивания коллег, он прочёл торжественную лекцию – сам не понял, о чём.
         Молодёжь, однако, оказалась дрянной. Откровения Пал Лукича слушали без восторга, вместо аплодисментов нередко попукивали, на семинарах задавали неприличные вопросы про Адама Смита и какого-то Монтескье, да с таким видом, будто давеча выпивали с этими подонками водяру из горла.
         «Кругом масоны, - огорчённо думал Пал Лукич. – Пробрались в самое сердце аппарата. Куда ты катишься, Россия-матушка?» Он уж собрался забить болт на процесс высшего образования в стране и податься обратно в родные пенаты – госдуму или, на крайняк, в партию понадёжнее, прямо как святой Варфоломей, истово, но без летального исхода, надел новые подтяжки, гордо крикнул: «не ценят меня!» и осёкся на полуслове.
         В институтском коридоре, на расстоянии выстрела из малокалиберного пистолета, стояла ЛЮБОВЬ. Любовь представляла собой двадцатилетнюю хохлушку из Чернигова, с длинными ногами, румяными ланитами и лицом, тупым как самовар. Ноги и ланиты впечатляли, а лицо роднило. Звали любовь, как и полагается днепровским дивчинам, Элизабет.
         Пал Лукич вспомнил лихие девяностые и подкатил без обиняков: «Пятьсот рублей, красавица! В отеле или у тебя на хате?»
         -Ты чё, дядя! – всполошилась красавица. – Опупел, старый хрен. Своими пятистами рублями жопу себе подотри!
         - Семьсот, - расщедрился влюблённый. – Я, между прочим, пребываю в возрасте счастья.
         - Это как? – искренне полюбопытствовала Элизабет.
         - И бабки есть, и кое-чего шевелится, - радостно сообщил Пал Лукич.
         - Вот именно, что кое-чего, - констатировала Элизабет. – Иди в пенсионный фонд, старый мудак!
         - Я достаю из широких штанин, - Пал Лукич зажмурился и проорал на всю округу. – Хуй размером с консервную банку.
         - Да ну! – Элизабет задумалась на секунду и нырнула к нему в штаны.
         Через некоторое время она недовольно промычала: «Какая банка?! Морковка недозрелая!», плюнула три раза через плечо и покинула место происшествия.
          В течении последующего месяца Пал Лукич безуспешно добивался благосклонности красавицы, поднялся в ценнике до щедрот неземных – двух тысяч рублей, но остался с носом: неприступная Элизабет преступно не обращала на него внимания. Пал Лукич похудел, побледнел и решился совершить нечто героическое. Он приобрел в антикварном магазине алые кумачовые трусы с надписью «Черкизон, Forever» и ранним зимним утром, облачившись в искомое нижнее бельё и только в него, отправился неспешно гулять по Красной Площади. Обалдевшие от неожиданности милиционеры облили почётного профессора из водомёта и он застыл, не дойдя нескольких шагов до Василия Блаженного, изогнувшись в виде кренделя.
          Неоднократные попытки спецназа и других эмчэсов удалить ледяную статую с главной площади страны закончились неудачно в силу того, что столкнулись с необъяснимым природным явлением. При виде бульдозера крендель Пал Лукича взмывал со скоростью света в направлении Туманности Андромеды, а на следующее утро как ни в чём ни бывало стоял на прежнем месте, точно указывая неоцененным Элизабет предметом на кремлёвские куранты.
          Статуя пользуется невероятной популярностью у туристов из стран третьего мира, негры, китайцы и прочие папуасы водят вокруг неё хороводы, цокают и хрюкают на своих наречиях и пытаются отломить кусочек на память. Пал Лукич мужественно не поддается соблазну и не потому что жадный, а потому что занят важным делом: передаёт жизненный опыт инопланетным братьям по разуму и ему некогда обращать внимание на всякую хрень.