Огромное, тёмное небо в страшном грохоте раскалывалось на части. Вздыбленный песок бескрайней пустыни, простиравшейся во все стороны до горизонта, в ослепительно ярком свете беспрестанно рассыпающихся молний, восставал к небу очертаниями сказочных исполинов. Закрученные убийственным смерчем песочные великаны извивались в неистовом танце, мгновенно перемещаясь на километровые расстояния. Тонны песка, увлеченные в пляску тысяч торнадо, гудели, стонали и скрежетали немыслимым количеством децибел, ужасающие вихри с сатанинским хохотом искали ударов молний, и вся пустыня готова была опрокинуться в небесную твердь, слиться с ней в демоническом восторге дикой, первобытной, любви. Стихии противостояли друг другу, но, в то же время, были едины, являя общую космическую гармонию в частном хаосе планетного масштаба. Это буйство стихий было самым настоящим космическим соитием, результатом которого, как сама НЕИЗБЕЖНОСТЬ, должно было образоваться Нечто. Оно чувствовалось, угадывалось, ощущалось, оно, не родившись, уже непостижимым образом присутствовало и обозначалось в величественных конвульсиях схлёстывающихся между собой гранях Природы. Ждать оставалось недолго. Пока же, во всё нарастающем экстазе, Земля и Небо отдавались друг другу.
Караван из нескольких верблюдов и единственного погонщика в белых одеяниях, охраняемые высшей космической силой, без малейшего ущерба для себя, передвигались среди этого хаоса. Странное дело, они были внутри пустыни, в самом сердце происходящего неистовства, однако же, полное безветрие, ровное, мягкое свечение и мёртвая тишина, необъяснимым и фантастическим образом окружали загадочный караван. Казалось, путник знает дорогу, движения его были уверенны, взгляд – безмятежен, поступь – величава. Верблюды, гружённые покачивающейся меж горбов поклажей, невозмутимо следовали за ним, не замечая, или попросту не видя творящегося в метре от них безумства природы. Чередуя затяжные, нелёгкие подъёмы с такими же, не менее трудными, спусками, они преодолели очередной бархан и оказались в колоссальных размеров котловане. Небо переливалось всеми тонами тёмного спектра, оттенки фиолетового чередовались с маслянисто-чёрными, яркие вспышки насыщали недра пустыни фосфорическим свечением. Где-то далеко впереди, в ослепительных вспышках раскалывающих пространство молний, угадывался, направленный как будто в бесконечность, затяжной подъём. Погонщик знал, что ему необходимо его преодолеть. Лёгкой походкой, не ощущая усталости от уже проделанного, возможно, многодневного, пути, он уверенно приближался к тому, что, очевидно, было его целью. Он не знал того, что это была за цель, он не понимал сути этой цели, был бессилен в хоть каком-то, пусть самом слабом, обозначении осязаемых контуров её предмета. Но это его не смущало. Им двигала безграничная вера. И - невыразимое вдохновение. Взгляд путника лучился нечеловеческим светом, лик, озарённый глубокой верой, был прекрасен. Он шёл вперёд, не сбиваясь с неизвестно когда взятого ритма движения, и внутренняя убеждённость подсказывала ему, что этот подъём – последний.
Раскаты грома разносились по пустыне со всё более короткими промежутками времени, но они не истязали слуха ведущего караван человека, так как он их попросту не слышал. Но он знал, что ТАМ - противостояние стихий, страшное и, одновременно, прекрасное в своём неистовстве. Он знал, что ТАМ – конец жизни, невозможность её существования и, одновременно, основа для её зарождения. С каждым его шагом воздух, который он с наслаждением и благодарностью вдыхал нервно подрагивающими ноздрями точёного носа, всё явственней благоухал ароматами райских кущ. Воздух был таинственно живителен и прохладен. И чем большее расстояние оставлял он позади себя на пути к последнему перевалу, тем более осязаемо, вначале чуть слышно, но всё уверенней и завораживающе, сказочными и неповторимыми аккордами, растекалась вокруг него удивительная, ни на что не похожая и ни с чем не сравнимая, музыка.
Наконец, был преодолён последний подъём. Достигнув гребня вершины, путник остановился. Буря неожиданно прекратилась, в ультрамариновом небе, в самом зените, засияло ласковое солнце, воздух стал прозрачен, и в расстилавшемся теперь перед ним оазисе бескрайней долины, по обе стороны от величаво несущих свои воды рек, путник увидел дворец. Ансамбль строений, сооружённых неизвестным великим зодчим, был по-восточному изящен, ласкал взор и колоссальностью размеров поражал воображение. На двух, упирающихся в самое небо башнях, отстоящих на симметричном расстоянии от центральных ворот замка, были водружены флюгеры. На левом флюгере, на каком-то древнем языке, каллиграфическим почерком было выведено: «Что это?». На правом – идентично, но с иным порядком слов: «Это что?». Флюгеры, изготовленные из неизвестной земным металлургам марки стали, развевались знамёнами и переливались всеми цветами радуги. Над центральными воротами дворца таким же древним, из глубин тысячелетий, алфавитом, читалась странная надпись: МУЗЕЙ ДЕСЯТИ ИСТОЧНИКОВ.
Путник не знал древних языков, однако он с лёгкостью прочел и то, что было написано на флюгерах, и то, что языками пламени начертано было над входными воротами. Музыка, сопровождавшая путника последние несколько километров подъёма, теперь достигла абсолютной чистоты звучания, торжественные аккорды, обязанные своему происхождению неизвестным человечеству музыкальным инструментам, накрывали представшую взору путника картину. Зачарованным взглядом скользя по оазису сказочной долины, он вознамерился было идти навстречу этому великолепию. Близость разгадки некоей тайны будоражила его сознание, торжественность момента переполняла его сердце, и он уже готов был продолжить движение, как вдруг контуры пейзажа стали размываться, очертания дворца с каждым мгновением начали утрачивать былую, на грани реальности, контрастность, звук неземной музыки пошёл на спад и исчез окончательно. Пропало всё: дворец, обе реки, потом - оазис, затем – долина. Ужас объял путника, когда он заметил, что почва из под его ног закручивается воронкой и растворяется в небытие. Так же пропал куда-то и караван верблюдов. Сам он просто завис в пространстве, где не было уже ничего. Только пустота. Какое-то время он парил в этой пустоте, но парение сменилось падением, бесконечным, на головокружительной скорости. В горле застрял рвущийся на волю крик отчаяния, кошмар падения в бездну достиг высшей точки, и в этот момент, когда обретение спасения казалось уже невозможным, он проснулся…
Это - не готовое произведение. Возможно, что это - не начало. Замысел - велик. Будет ли исполнен - не знаю. Держать в себе - сложно. Может быть, сам факт размещения здесь отрывка послужит допингующей мотивацией для дальнейшего написания. Во всяком случае, надеюсь и на это тоже...
