Мой любимый Оскар

 
 
Смотрите внимательно:  я выкидываю в окно своего Оскара.
Чуточку театрально, с изящным размахом, в остальном все как в жизни. И – шмяк! - он уже лежит на лужайке перед домом. Будет лежать там, пока кто-нибудь не удосужится его подобрать.
Эту статуйку я получил за роль инквизитора в фильме, который полностью разрушил мою жизнь.
Жена теперь принимает мои вечерние ласки точно прелюдию к казни. Дети прячутся от меня по углам, только подарками удается выманивать их оттуда.
Из всех друзей остался лишь один: он слеп с рождения и потому не мог видеть моего фильма.
Роль я отыграл превосходно. Полагаю, что мистер Станиславский мне бы поверил, может быть даже обнял и пустил слезу. И вообще, в чем моя вина, если хорошая игра вызывает в людях такие бури необузданных чувств? На пальцах можно подсчитать все мои неудачные роли. Причем, заметьте, всего одной руки.
Голос у меня тихий, способный усыпить младенца. Но одновременно и громоподобный, впору заткнуть из-за него уши. Все, впрочем, зависит от произносимых мною слов.
- Накажите как следует этого христопродавца!- произношу я во весь голос.
Христопродавца играет известный актер, а здесь, на скамье, лежит его дублер и кричит голосом актера. Но актер недоволен.
-  Я бы на вашем месте,- говорит он,- кричал по-другому. Вот так.
И  демонстрирует, как надо кричать.
Публика, она совсем как дети - не понимает, что в кино все происходит понарошку. У дублера спина защищена войловой шкурой, кровь - всего лишь разведенный оливковым маслом кетчуп.  Палач с силой прикладывается дублеру хлыстом вдоль спины. Тот кричит, кетчуп хлещет во все стороны. Вся зрительская ненависть, разумеется, выплескивается на меня, потому что все приказы здесь  отдаю я. В дальнейшем дублеру поджаривают пятки, и нужно ли уточнять, что вместо пяток поджариваются деревянные тапочки, обутые на босу ногу.
Далее в пыточную вводят молодую женщину, и я отдаю приказ сорвать с нее всю одежду. Пытать, пока не сознается, что летала на метле на оборотную сторону Луны, чтобы встретиться с товарками. Палач понарошку исполосовал ей всю спину, подвесил за большие пальцы ног и окунул головой в затхлую воду. В сцене пришлось применить компьютерную графику: никакая женщина не выдержала бы такого обращения.
Все, происходящее на экране, выглядело настолько убедительно, что жена, дети и друзья сразу записали меня в список чудовищ. А комиссия из киноведов единогласно присудила мне Оскара.
Где он, кстати, сейчас?
Да ведь я только что его выкинул.
Сбегаю за ним, пока никто не подобрал.