Дыхание тьмы. Глава 5. Дом. Варя. Сны

                                       ДОМ. ВАРЯ. СНЫ  
 
               Кажется она способна висеть так целую вечность и я не ощущаю никакой тяжести, прижимая к себе милое «ожерелье». Потом она спрыгивает на пол, целует меня и отступает на пару шагов. Упирает руки в бока и превращается в олицетворение строгой супруги, встречающей нерадивого муженька, после недельного загула.
- Где тебя носило, засранец? Я вся испереживалась!
- Нет, не вся, - легко беру её на руки и прохожу в гостиную, - Смотри: сколько ещё непережёванного осталось. Вот, наберусь сил и допережую.
- Ага, точно, - она юркой рыбкой выскальзывает из объятий и берёт меня за руки, - По тебе заметно. Что, тяжко пришлось?
Пожимаю плечами. Дело скорее в последствиях сурка, но ощущения да, не из лучших. То кофе, которое я употребил в гостях у Папы, давным-давно отошло в разряд седая древность и поросло быльём. Сейчас на уме всего две вещи: крепкий здоровый сон и…еда. А как вы думаете? Мало того, что перед операцией никто не употребляет ничего, жирнее компота и крепче воздуха, так и ещё и проклятущий стимулятор здорово подстёгивает метаболизм.
Как бы намекая на это, желудок издаёт длинное протяжное ворчание. С печальным видом хлопаю себя по пуговицам кителя. Варя смеётся:
- Идём, голодающее. Сегодня буду угощать своего защитника обычным, да необычным. Запах чувствуешь?
Чувства, после искусственной встряски, работают не лучшим образом, но всё же понимаю, что пахнет борщом. Или это просто воспоминания? Варвара в такие дни всегда готовит вкуснейший борщ и лично лепит настоящую гору пельменей. Вот такой я непритязательный гурман.
Аппетит разгулялся не на шутку и пока я уничтожаю содержимое тарелки, Варя сидит напротив, подперев щёку ладонью и смотрит на меня так, как только она одна способна смотреть. И лишь убедившись в том, что от голода я уже точно не умру, начинает расспрашивать.
Все мы, конечно, даём подписку о неразглашении и сумрачный жаб пытается всматриваться в самую душу, пока ты черкаешь автографы на всех бумажках, да ещё и ставишь отпечаток на электронной форме. Нет, я не собираюсь трепаться журналистам или соседям по лестничной клетке о всех операциях, в которых принимал участие, но скрываться ещё и от Ватрушки? Смешно.
Варя сдержанно реагирует на мой рассказ, но пару раз её гладенький лобик тревожит морщинка. Это когда я угодил в засаду, да во время встречи со странной тварью, ускользнувшей от видеокамер.
- Такого раньше не было, - констатирует она, - Становится всё хуже. Не думал сменить подразделение? Федька как-то упоминал, что тебя приглашали к безопасникам. Там, вроде, не так тревожно, да и зарплата, я слышала, повыше будет.
- К жабам? – я отодвигаю пустую тарелку и сдержанно ухмыляюсь, - Вареник ты мой милый, ты же знаешь: я эту братию на дух не переношу. Переквалифицироваться из хищника в паразиты…Меня же мои тараканы в голове засмеют.
- Да, они у тебя такие юмористы, - Варвара говорит сухо, как обычно, когда я сней не соглашаюсь, - Интересно, а что скажут твои тараканы, когда тебе отгрызут ногу или руку? Посмеются?
Её слова напоминают про ноющую конечность и я растираю предплечье, стараясь это делать незаметно, пока Варя ставит на стол миску с парящими пельменями и острую, собственного приготовления, аджику.
- Чёрт с ними, с тараканами, - беру вилку, - Расскажи лучше: ты уже подобрала место, куда двинем? Там у тебя, кажется, были непонятки.
Она вновь садится напротив и тяжело вздыхает. Как-то Ватрушка заявила, дескать разговоры со мной напоминают её беседы с маленьким ребёнком, который предпочитает гнуть свою линию, игнорируя советы взрослых людей. Ну а сейчас то что? Не думает же она, что я реально брошу своих и переметнусь к жабам? Сейчас, только штаны подтяну!
К самому финалу обеда сон, притаившийся было где-то за холодильником, вновь показывает свою помятую физиономию. В этот момент притяжение, особенно то, что касается спальни и кровати, становится воистину непреодолимой силой. Варя хохочет, помогая снимать одежду и сообщает, что язык у меня плетётся, прямо, как на свадьбе Федьки и Людмилы.
Да, тогда мы хорошо врезали. «По-мужски», как сказал Егор, повисший на плече раскрасневшейся Нади. Молодожён всё рвался устроить всамделишный салют, а него жалкое подобие, хлопающее во дворе ресторана. Розовая от счастья Людмила удерживала непоседливого жениха и временами становилось понятно, что она всё же не на втором, а скорее – на шестом или седьмом месяце. Так и вышло: девочка родилась через три месяца после свадьбы. Варя всё подкалывала роженицу, дескать вот какие иногда бывают недоношенные дети.
- Что ты там бормочешь, герой-воитель? – интересуется Ватрушка и ложится рядом, - Колыбельную спеть?
Кажется я собираюсь отпустить некую шутку, но не успеваю: стоит щеке коснуться подушки и сон, до этого нарезавший круги у кровати, точно голодная акула, набрасывается и пожирает без остатка.
Чёртов сурок, помимо всего прочего, имеет ещё один неприятный эффект: взбудораженная нервная система заставляет видеть кошмары, от которых способен описаться любой режиссёр фильмов ужасов. Обычно это незапоминающаяся мешанина образов, в глубине которой таится смутный ужас и агрессия.
Но не сегодня.
Образы предельно чёткие, словно я действительно угодил в один из этих идиотских фильмов, с эффектом присутствия. Вареник как-то затянула на один, про монтажника питерских мостов. На руке у меня тогда остались синие полосы от пальцев, а в кино мы стали ходить только на мелодрамы.
Должно быть всё слилось воедино: операция, действие СУРа и воспоминания по дороге домой. Я вновь иду по комнатам чёртового павильона ландшафтного дизайна и луч фонаря рассекает серый сумрак в напрасной попытке отыскать врага. Однако теперь я – совершенно один, отчего кажется, будто сам воздух пропитан ужасом и безысходностью.
То ли кажется, то ли действительно, чей-то бесплотный голос читает некую нудную лекцию. Пытаюсь понять, о чём идёт речь, однако внутреннее напряжение препятствует и все фразы кажутся бессмысленным набором слов.
Поворот, ещё один. Здание, как это бывает в сновидениях (а я чётко осознаю, что сплю), превращается в жуткий лабиринт повторяющихся комнат. Начинает навзрыд плакать ребёнок, а на монотонный бубнёж полоумного лектора накладывается тихий женский голос. Очень похоже на песню. Возможно – колыбельную
Паника в сновидении не уступает реальной, а то и превосходит её. Нет возможности сконцентрироваться, взять себя в руки или хотя бы убежать прочь. Неведомый автор или режиссёр строго прописал тебе движение к следующему повороту, за которым окажется…
Та самая дверь.
Прямоугольник сияет, точно его выделяют лучи, а за светящимся периметром стоит непроглядная тьма. Похоже на бездну океана, со всеми его зловещими тайнами и давлением вод, смертельным для беззащитного человека. Луч подствольного фонаря скользит по поверхности мрака и мне чудится скрежет, с которым темнота отвергает сияющее пятно.
Теперь все звуки объединяются воедино: непонятная лекция, протяжный детский плач, колыбельная женщины. И вот к ним добавляется мерное постукивание барабанных палочек. Если бы существовал джаз-банд преисподней, он бы звучал именно так.
Мне очень не хочется нырять в пучины равнодушного мрака, но роль в сценарии прописана достаточно подробно и от неё невозможно отступить. Поэтому ноги сами делают оставшиеся шаги.
Хлоп. И я там.
Здесь нет ничего страшного. И ничего, напоминающего реальные события. Небольшая комната больше всего напоминает детскую. Чем, не знаю. Возможно манежем, именно таким, какой я собирался купить, если бы у нас, с Варей, появился ребёнок. Над детским ложем медленно вращается мерцающая карусель из бабочек и птичек. Однако манеж пуст.
Сам ребёнок тихо хнычет на руках женщины, сидящей в кресле-качалке у окна. Тело незнакомки скрывает чёрный блестящий плащ, с капюшоном, опущенным на лицо. Тем не менее я точно знаю: передо мной – женщина. Она баюкает младенца и поёт ему ту самую, слышанную ранее, колыбельную. Меня непреодолимо тянет к окну, поэтому я опускаю оружие и делаю несколько неуверенных шагов.
Боковым зрением отмечаю огромную паутину в углу, справ. Что-то исполинское, совсем не похожее на паука, выбирается из недр спутанных нитей наружу, однако я не решаюсь посмотреть на странную тварь.
Когда до кресла-качалки остаётся всего ничего, женщина прекращает петь, а дитя умолкает.
- Я так давно тебя жду, - звук глубокого хриплого голоса заполняет комнату, - Дай хоть взглянуть…
Капюшон складками сползает вниз, открывая бледное женское лицо, прекрасное и ужасное, одновременно.
Тяжело дыша подскакиваю на кровати и смотрю в проём двери, мерцающий бледно-синим. Нет, нет, это – всего лишь спальня, за дверью которой – только коридор. Где-то далеко слышится звон посуды и голос Вари, напевающей песенку. Вот ведь дьявольщина! Прежде такого никогда не было. Нужно проконсультироваться у нашего костоправа. Впрочем, этот может и зарубить, а мне позарез нужно участие в ещё одной операции.
Пустыни взмокли, от пота. Ни хрена себе меня вштырило! Криво ухмыляясь и позёвывая, шлёпаю босыми ступнями по паркету. Очевидно я ещё не проснулся окончательно, потому как ощущение – словно шагаю по подушкам.
Ватрушка так увлеклась готовкой и песней, что не слышит, когда я открываю дверь и вхожу на кухню. На любимой – тёмный халат с золотистыми драконами, скрывающий великолепное тело, а на голове – платок. Похоже, Вареник опять решила удивить меня изменившимся цветом волос. Ладно. Сейчас подкрадёмся и…
Внезапно Варвара оборачивается и платок отлетает прочь, позволяя толстым змеям иссиня-чёрных кос, рассыпаться по плечам. Но передо мной – не Варя, а та самая женщина из сна. Огромные, светящиеся алым, глаза пронзительно смотрят на меня. Женщина хватает меня за руку и с силой тянет к себе.
- Приди!
Вновь вскакиваю на кровати, тупо рассматривая тихо сопящую Варю. Судя по темноте за окном и светящимся стрелкам на цифре два, стоит глубокая ночь. Да твою же мать! Что за срань? Нет, я что-то читал о сне, внутри сна, но это вроде бы относилось к ведомству психиатрии. Очаровательно! Наш мозгоправ сделает быструю карьеру, а я гарантированно отправлюсь в отставку. Или в дурку. Благо, прецеденты имелись.
Нет, нужно срочно переговорить с Настей. Пусть пропишет какой-нибудь валерьянки.
Перебираюсь через Ватрушку и топаю на кухню. Сушит так, словно вчера отмечал День Армии. Может сурок в этот раз оказался протухшим?
Пока пью воду, ощущаю боль в предплечье, за которое хватала женщина из сна. Соображаю, что там – синяк, оставшийся после операции. Угу, красивый такой, разноцветный.
Допиваю воду, глухо матерюсь и возвращаюсь в спальню. Там обнимаю недовольно бормочущую Ватрушку и засыпаю.
Кто-то с разбегу прыгает на кровать и я, ещё не продрав глаза, хватаю это тёплое, пахнущее чем-то восточным и приятно прижимающееся своими округлостями.
- Дурак! – кричит Вареник, но не сопротивляется, когда я целую её накрашенные губы, - А если бы я не успела поставить чашку?
- Ну, было бы кофе в постель, - резюмирую я и ставлю человечка рядом с кроватью, - Давай сюда, буду пробуждаться для