Мне всегда сложно начать писать, хотя я прекрасно знаю тему, даже когда пишу каждый день долгий период, а теперь я болен вот уже неделю и написал не больше пяти тысяч слов, это критически маленькое число, но кашель не дает мне спать, я не высыпаюсь и днем, о писательстве и речи не может быть. Высоковозвышенные из академий, институтов, университетов искусств говорят, что секс это самое последнее, что нужно творческому деятелю, и он о нем вообще не должен думать, чтобы добиться успеха, я же считаю, что лучше спариваться по 3 раза в день, нежели при знакомстве называть себя творчески деятелем или писать в соц. сетях статус "удрученная творческая личность", или постить цитаты Фрейда, Ницше и прочих немцев.
Я лучше буду писать о любви по 15 книжных листов в день, чем строить из себя замученную залупу, которая и вагин-то не видела.
Дело в том, что действительно могу, но не потому, что я красиво умею описывать ее, а потому что она действительно есть.
Про этого человека я готов сутками говорить, описывать ее волосы цвета заката, ее нежные, поистине женские руки, ее временами суровый взгляд, который я за несколько лет не смог разгадать, говорить, как я счастлив, когда она улыбается, как я переживаю, когда мы долго не видимся, и как я скучаю, когда мы не видимся хотя бы день.
Что бы отчетливо представить, как я признавался ей в любви, можно вспомнить какдрые из любых фильмов, где парни-задроты впервые подходили к девушкам и начинали мямлить, что бы позвать их на школьную дискотеку или в кино. Я могу себя оправдать тем, что мне было тогда шестнадцать. Я растянул это момент на весь вечер, вместо того, чтобы просто сказать "я люблю тебя", я ходил сначала по комнате минут 30, теребил вспотевшие пальцы, чесал лицо, поправлял по несколько раз очки, садился на диван, ложился, вставал и снова ходил по комнате изредка издавая звуки приближенные по звучанию к речи человека. Потом настал момент, когда девушку пришлось провожать домой, точнее до железнодорожной станции, от дома, где мы сидели, где были мои потуги признаться в любви, идти до станции минут двадцать, и эти минуты мы слушали поезда, машины, людей, скрип снега под ногами, но не друг друга, просто потому что мы оба молчали, я все так же боялся напрямую признаться, а что творилось в ее голове представить не могу, хотя было тяжело не догадаться, чего я пытаюсь высказать и предложить.
И вот мы поднимаемся по лестнице, чтобы попасть на нужную платформу, и у меня словно у спортсменов просыпается второе дыхания, скорее всего из-за страха, что вот сейчас она уедет, и я еще долго буду один слушать машины и скрип снега под ногами. Поэтому я сжал всю волю, все отчаяние, всю тоску, всю свою мощь и так нелепо, криво, невнятно, убого спросил:
-Ну, так что насчет моего предложения?( напомню, что я ничего не предлагал из-за своей трусости)
-Кажется, Никит, ответ очевиден.
Мы еще говорили о чем-то отдаленном, пришла электричка, она запрыгнула в вагон, и я провожал ее взглядом и мыслям до самого дома. Так началась история, которая имела заморозки, войны, мирные договоры.
За пару месяцев до самой долгой заморозки, мы один раз ждали электричку и были почти вдвоем на огромнешей станции. Тогда я уже не был таким мямлей с ней, уже чувствовал в себе счастливого человека. Город гудел, слышны были маты, проезжающие поезда, люди в оранжевых костюмах, но все это было, кажется, за сотню километров от нас. И я на удивления для самого себя сказал:
- Я думаю, мы уже никогда не расстанемся.- Я почувствовал неловкость, начал смущаться и, кажется, покраснел, не смотрел даже в ее сторону, но мне нравилось, что я это произнес.
-Я тоже так думаю.- ответила она.
Это окончательно выбило меня из колеи, теперь мне вообще было сложно поддерживать разговор, поэтому я просто поцеловал ее.
Потом заморозка. Восемь месяцев тоски, скуки, отчаяния, страданий, безнравственности и глупостей. Количество алкоголя выпитого за это время превышало трех годовую норму. Описывать романы с которыми я сталкивался
в это время нет смысла, в них ничего не было, ни счастья, ни радости, ни желания их продолжать. Потому что в каждой девушке хотелось найти хоть маленькую деталь ее, но разумеется, это невозможно и этого не было, я разочаровывался и начинал скучать еще сильнее.
Особенно сильно я начинал тосковать, когда поднапивался и вспоминал, как мы лежали на диване у нее дома, ласкали друг друга и целовались. Эти воспоминания как гвозди в руках плотника, которые он почему-то вбивал не в брус, а в мой череп. Я очень хотел кому-то выплакаться, рассказать, как мне плохо, как я страдаю, но при вопросе чувствую ли я что-нибудь к ней, я отвечал, что мне абсолютно все равно.
Сейчас все оттаяло, как в каком-нибудь романе, все растаяло весной, заморозка прошла и больше никогда не вернется. Спустя восемь месяц я впервые чувствую себя нормально, стал еще более сентиментальным, я начал чувствовать себя человеком, и осознание, что я кому-то нужен помогает во всем, а самое главное в писательстве. Благодаря ей я начал писать в несколько раз больше, появились новые идеи для проз и парочка неплохих стихов уже хранятся в личной библиотеке. Для меня это важно, как для ученых Нобелевская премия, как для глухих слуховой аппарат.
Но и сейчас я мямля. Я трус. Слабак.
Мы легли спать, но сон с нами на вы, когда мы вместе, он приходит уже в том момент, когда приходится окно закрывать шторой, что бы было хоть чуть-чуть меньше дневного света. И вот, когда мы лежали в последний раз, она обняла меня обеими руками( я люблю это больше всего, кстати), долго целовала, потом отодвинула и смотрела мне в глаза, в такие моменты я выходил за эмоциональные рамки, чувства переполняли меня, я гладил ее щеку, поправлял волосы, смотрел в глаза, и больше ничего в жизни не хотел, больше ничего не требовалось, счастье уже рядом, и я повторял про себя : " Скажи, я люблю тебя, давай, не будь трусом, она ждет этого, ей будет приятно, отличная обстановка, скажи, ну, давай, сопляк", но я не сказал. Таких моментов за ночь набралось около тридцати, но все тридцать я профукал. Три слова, я спокойно их говорил многим девушкам, даже немного смущался, когда это говорили мне, но ЕЙ я этого сказать не смог, не потому что я сомневался в своих чувствах, а потому что это слишком искренне, слишком сильная правда, но я обязательно это скажу в другой раз.
Когда я ехал к ней, дабы избавиться от заморозки, то меня переполняло желания подойти к каждому встречному и сказать, что я еду к НЕЙ, чтобы помириться, я был уверен, что все начнется, возобновиться, и когда взглядом встречался с кем-то в вагоне электричке и метро я проговаривал про себя: "Я еду к ней, видишь меня, я улыбаюсь, ты давно видел, что бы я улыбался, вот и я не особо этого помню, а теперь я счастлив, уже через 40 минут я буду рядом с ней, понимаешь, Андрей( я придумывал им имена, чтобы устраивать внутренний диалог), сейчас все будет лучше, чем у всех остальных в этом сгнившем мирке". Взгляд всегда с меня убегал не дождавшись конца диалога, но мне это не мешало.
1 июля 2015. Лето, в которое научился любить.
