Сироты
Мама моей тети Ольги Федоровны Алёна была из большой многодетной семьи, где только одних сестер было шесть душ, и еще два брата. Но жили они не бедно. Все у них было - и лошадь, и корова, и прочая живность. И всем в доме работы хватало. Так что трудились они, не покладая рук - и за себя, и за мужиков успевали работать. Не жаловались они на свою судьбу. А сестры были одна красивее другой, хотя и рождены в трудное время, на закате XIX века. И несли они свою красоту в новый век с его бурями и тяжелыми грозами, с его рево-люциями и непрерывными войнами.
Но и тут свои парадоксы есть. Алёна, беленькая и сине-глазая, которая не имела недостатка в женихах, согласилась стать женой вдовца, у которого на руках осталось четверо детей.
Да еще намного старше ее. Красивый был Федор. Настоящий мужик. На такого любо-дорого посмотреть: стройный, гибкий и с гордой осанкой, сам из белорусов, работящий и добрый. И как не противились родители, ушла Алёна к нему в хату, о чем никогда не жалела. Любили они друг друга крепко, и потому шли они наперекор судьбе. Они жили и радовались жизни, и родили еще троих детей: в 14 году - Валентину, в 20- Ольгу и в 25 - Федора, названного так в честь отца.
Старшие дети Федора, те, что были от первой жены, выросли и разлетелись во все стороны необъятной России. Но уважение к своим родителям сохранили на всю свою жизнь. И все было бы хорошо, если бы не злая болезнь. В одночасье свалился их родитель Гарбузов Федор. Врач признал у него скоротечную чахотку. Болезнь уже прогрессировала, и что-либо сделать в тех условиях уже было невозможно. Заболела тяжело и Алёна, у нее обнаружили рожу. Нога очень распухла и болела, и никто не мог помочь ей - ни врачи, ни знахари, ни святая вода. Федор не долго мучался. Угасал он бедный как свечка. И только слезы растекались по его щекам: «Сиротинки вы мои». Уснул благодетель и не проснулся больше. А через два дня и Алёны не стало. Как жили они дружно, так и из жизни ушли друг за другом.
Вся тяжесть воспитания легла на плечи Валентины - старшей дочери, ей уже было 19 лет. Легла на нее вся ответственность за Ольгу и маленького Федю, которому исполнилось всего 8 лет. Мыкались горемыки со своим хозяйством, и все больше их нужда одолевала. И совсем бы небо с овчинку показалось, если бы не приехала за ними с Дальнего Востока тетка Дуня, оказавшаяся там, в период коллективизации. Она была решительная и волевая женщина, настоящий атаман в юбке, не терпела возражений. Одинаково хорошо орудовала она топором и веником. И на язык была остра, что бритва. А рука у нее была тяжелая, могла такую оплеуху отвесить, что мужика точно ветром сдувало. Не долго думая, распродала тетка все их хозяйство, деньги положила в свой карман и сказала: «Все, милые мои, пора и в дорогу. А то я все свое хозяйство на Василия оставила. А он человек не надежный, да и на баб падкий, сволочь такая. Так что плачьте, милые мои, не в рай едем». Так поехали дети через всю страну, с запада на восток, до самого океана на станцию Угловая.
Невольно слезы наворачивались у сирот на глаза, они их украдкой смахивали, отворачиваясь, друг от друга. Но разве скроешь горе? И плакали они, уже не таясь.
По приезду на место жительства боевая тетка взгрела кулаками своего Василия. Да так отдубасила, что у того хмель мигом вылетел. А его очередную любовницу успела оттаскать за волосы. И крику там было, и проклятий, и угроз, и смеху - тоже. Но вскоре все встало на свои места. На все легла железная рука тетки, а ее острый глаз выхватывал каждую мелочь. Все было подвластно ей, и даже казалось, что птицы в полете замирали, увидев ее.
«Лишний рот в доме - не едок», - так рассуждала тетка. И она об этом говорила, открыто, ничего не скрывая. Ведь она одна всему судья и детям - тоже. Скоро все племянники были заняты работой: Федя на побегушках, Ольга в няньках, а стар-шая Валя на всяких тяжелых работах, где придется. Дети старались, не жалея себя, хотели угодить тетке, но, наверное, напрасно. У атаманши были свои виды на жизнь, и она ни с кем не считалась, не жалела никого. «Малы вы, еще что-то указывать, жизнь надо изнутри понять», - говорила она. С одной стороны, это было правильно: ведь тетка в работе была зверь. Она могла косить, сеять, ни в чем мужикам не уступала. Была и столяром, и плотником, могла печку сложить.
Но не сложилась личная жизнь у красавицы Дуняши. Видно подорвала она себя на работе, и первая ее беременность закончилась выкидышем, а потом детей вообще у нее не было. Плакала, когда перепьет. И в такие моменты ее лучше было не трогать: пусть душа ее рыдает.
Скоро присмотрела Евдокия Ивановна мужа для Валентины:
- Нечего хлеб зазря есть, пора и семьей обзаводиться!
Роман был высокий, работящий парень, Валентина ему понравилась, так что проблем особых не было. Свадьбы шумной не справляли, про это и речи не велось. Погуляли на вечеринке, и увел Роман свою Валентину к себе в дом. Плакали Валя с Ольгой, и маленький Федя плакал и цеплялся за них. Один меньше другого. Но гулянка разливалась в пьяном угаре, захлебывалась гармонь. И веселые лица расплывались в своей веселой бесшабашности. И всем им было не до сирот. И рассыпался смех, нелепый и отвратительный, который запал им в души на всю жизнь.
Недолго и Ольга гуляла. Тогда ей было всего шестнадцать лет. Работала она в няньках у зажиточных людей. А люди были хорошие, ничего плохого про них не скажешь, добрые, и Олю уже своей считали, даже дочкой ее называли. Но как-то нехорошо все получилось, все помимо воли девушки. Беленькая и синеглазая она была, что куколка, красивая и застенчивая от природы, а еще работящая. Разве могла она не понравиться людям? И ее ангельская душа, которая чувствовалась во всем: и в манере поведения, и в отношении к людям. А как она пела, эта нежная девушка! Райским наслаждением было слушать ее пение. Голос исходил откуда-то сверху, весь небесный и необыкновенной душевной силы. Он всех пленил и очаровывал надолго. И даже птицы умолкали, услышав ее. Разве хозяйка могла желать себе другую невестку в доме? Конечно, нет. Лучше вряд ли найдешь.
Михаил Тарасенко был парнем крепким, кареглазым и чуть не на десять лет старше Олечки. Несомненно, она ему нравилась, это было заметно. Ведь этого не скроешь. Но она была еще совсем ребенком, к тому же - круглая сирота. Был ли у нее хоть малейший выбор, хоть какой? Нет! Что она могла противопоставить чужому желанию - желанию хозяйки, желанию тетки и трепетному желанию Михаила? Вольно или невольно она выбрала лучшее из всего зла, что ей виделось.
И в этом случае про свадьбу не могло быть и речи - уж очень боялись кривотолков родители Михаила. Ведь Ольга сирота. Собрались только родные, и те тоже боялись злых языков. Ведь все знали, что грех большой - обижать сироту, но и не прийти они не могли.
Ольга была прекрасна в своем белом платье, что ей подарил Михаил. Она никогда в жизни не видела такого красивого одеяния, а чтобы примерить его - про это и не мечталось. Она была в тот миг нежна и тиха, меж тем чиста и ясна, что ангел. И когда Михаил поцеловал ее, она оцепенела на мгновение, что розочка, к которой подошли с ножницами. И скатилась по ее щеке слеза, но никто этого не видел, кроме жениха.
- Тебе плохо, Олечка? - спросил робко Михаил.
- Нет, мне очень хорошо, - ответила сирота.
И никто их не слышал, звенели стаканы, гремели тарелки. Когда вечеринка немного утихла, Ольга спросила свекровь:
- Мама, можно мы споем с Валей?
Сестра не скрывала своих слез. Все знали, как поют девушки, но, скорее всего Ольга хотела успокоить Валю. Ведь ближе нее, у Ольги никого не было. Свекровь не противилась желанию невестки.
- Валя, ты помнишь, как отец пел нам про соловушку? Это была его любимая песня. Давай споем ее?
А Федор Гарбузов был знаменитый скрипач в округе, ни одна гулянка, ни одна свадьба не обходилась без него. Может быть, только из-за этого и пошла за него их мама Алёна, несмотря на то, что у него было четверо детей. Наверное, околдовал ее отец.
И пели сиротки про соловушку, про клетку, про неволю. Но выпустили птицу, а ей бедной и лететь-то некуда. И никто из сидящих людей за столом не мог не слушать пенья. Все были очарованы им и находились в его власти, настолько оно было душевным и к месту. Люди плакали и не скрывали слез. Тихо переглянулись Роман и Михаил - старые друзья, и стыдно им стало за себя, а ведь ничего плохого они не сделали. Они тоже украдкой смахнули слезы с глаз. Переглянулись и све-кровь Ольгина с теткой Дуней, но креститься не стали, вроде и греха нет. Так и осталась у девушки невысказанной, и не обида даже, а грусть какая-то. Ведь немного бы подождал Михаил, не доверяясь матери своей и тетке Дуне, и все сложилось бы по-другому, и не было бы этой грусти в их отношениях. Понимал это Тарасенко и чувствовал себя всегда виноватым перед Ольгой. Он никогда не обижал жену. И не бранил ее никогда. Она была, как красивый цветок в его руках, который он сознательно погубил, сорвав его.
Вскоре грянула война и позвала Михаила. Почти неосознанно он лез под фашистские пули и был в самых опасных местах боя. Даже то, что он ушел добровольцем на фронт, говорило о многом. Ведь у них уже был сын Юра, и в самый канун войны родился Борис. И глупо было бы торопиться на фронт, но он шел в самое пекло, будто бы в оправдание себя. Зачем? Наверное, потому, что прежде всего он был человек честный и с чистой душой.
- Я люблю Олечку и своих детей, - говорил он. - Но мое место там, на фронте. Не бросайте их, и я вернусь, и все у нас будет хорошо.
Он воевал вместе с дальневосточниками, был разведчиком. Ничего опаснее на войне нет. «Тарасенко М. погиб в 1943 году, был представлен к награде Героя Советского Союза», - вот что было написано в документах. Но награды никто не видел, может, где-то затерялась, а может, ошибка вышла или еще что-то. Но нет ее. И только случайно Ольга Федоровна узнала, как погиб Михаил.
Она работала в госпитале. И уже в конце войны один ране-ный рассказал ей о последних минутах жизни Михаила. Этот человек был офицером, долго искал ее, но встретились они совершенно случайно в госпитале. Так вот он рассказал, что возвращались разведчики с задания. Крупного немецкого офицера они взяли и документов при нем - целый портфель. Не получилось у них без шума, слишком большая охрана была у того чина. Началась стрельба, дальше - больше. Прямо в осиное гнездо попали разведчики. И уже сами чуть не в плену. Но надо вырываться из окружения любой ценой, и шанс еще есть, но кто-то должен остаться на верную гибель, прикрыв отход остальным. Вот тогда Михаил и услышал свою соловушку. «Это моя Олечка поет», - только и сказал он. А пели пули и рвались мины, и ничего другого в этом пекле быть не могло. Переглянулись разведчики, но ничего не сказали своему командиру. «Я остаюсь здесь, - сказал Михаил. - Уходите, я вас прикрою. Пленного берегите, ребята! А я от своей Олечки никуда не уйду. Передайте ей. Вы слышите? Пусть простит меня». Больше часа держался разведчик, потому и спаслись наши ребята живы, а фашиста доставили в штаб. Только сам Михаил погиб. Окружили командира немцы и хотят его живым взять, а он не сдается. Взорвал гранатой себя и фашистов, не сдался врагам.
Плакала Ольга, ведь она любила Михаила, только сказать ему об этом не успела - погиб муж
|
