Контра с пропаганды

Чего б еще разумного посеять?
/Н. Резник/

Сергея Непогодина приняли инструктором в орготдел – третьим по количеству. До этого работал агрономом в совхозе «Увельский».
- Бессмысленный человек из бессмысленной среды, - заглаза охарактеризовал его Фомин. – Неудивительно, что райком его сразу пришиб.
Но дело обстояло с точностью наоборот.
На третий день или четвертый он так ответил на наезд:
- Олежа, птичка моя, а не слетала бы ты нах….  
Я был тому свидетель.
Красивый мужчина, ничего не скажешь. Запоминающееся чувственное лицо с большими карими глазами. Прямые сухие темные волосы. Губы постоянно кривятся в тонкой усмешке, словно он с трудом воздерживается от комментариев по поводу только что услышанного анекдота. Лишь едва заметная одутловатость синих от неистребимой щетины щек набрасывали на эту здоровую силу легкую тень излишеств и невоздержанности.
Непогодин уже прошел горнило отчисления из рядов коммунистической партии с последующим восстановлением. Что там в точности произошло никто не знает – Сергей рассказывал, что не поехал по месту распределения после института. Восстановиться помог родственник в ЦК.
Не много ль, спросите, родственников в ЦК для аппаратчиков Увельского райкома?
Ровно два, и оба – сестроё… (по выражению Непогодина).  
Чуть отвлекусь.
О чем-нибудь Вам говорит словосочетание «единый политдень»? Нет? Это вторник – когда аппаратчики всех уровней читали в трудовых коллективах лекции на политические темы. Их писали умные мужи Дома Политпросвещения обкома партии и рассылали по райкомам, где их множили и раздавали лекторам. Взял распечатку, поехал в село, прочитал на ферме – хорошо! Хорошо, в смысле, карману – в райкоме заплатят командировочные за поездку в село, в районном отделении общества «Знание» – за лекцию народу.
Уже известный Вам секретарь обкома партии Сонов Н. И. решил во вторник заглянуть в Увелку – о чем уведомили Демину. Та кинулась думать – куда б засунуть эту головную боль? Решила – в Дуванкуль. Резон был. Там только что отстроен новый клуб – это место. А аудиторию (народ) можно подготовить.
Вызывает нас с Непогодиным Людмила Александровна и ставит задачу: подготовить клуб и народ в селе Дуванкуль на единый политдень к встрече с секретарем обкома партии. Я, понятно, занимаюсь клубом, Сергей Викторович – толпой.
Сели в наш УАЗик и поехали. Непогодин пребывал в особенно веселом и озорном настроении – предлагал досуговые варианты на день. Но я был строг – сначала дело.
Заехали в Художественную мастерскую, где Бабенцев изладил нам несколько объявлений плакатным пером одного содержания – мол, такого-то числа в два часа пополудни состоится встреча жителей села Дуванкуль аж с секретарем обкома партии.
Дело было в четверг и за оставшиеся дни до вторника все население бывшей станицы должно прочесть и в курсе быть.  
Помчались в Дуванкуль.  
Клуб большой и светлый – обставленный просто и по-современному, не то, что большинство других в районе, в которых повернуться негде. Большие окна, диванчики в фойе. На втором этаже открывался светлый вид на безбрежное озеро Дуванкуль. И на три оставшиеся стороны – темный лес из смешанных хвойно-лиственных пород: словно южно-уральская тайга собственной персоной придвинулась к селу.
В библиотеке полно книг. Кинозал (конференц-зал?) чист и пригляден. Нет в туалете надписей на русском языке.
Короче, клуб вполне годится и готов принять высокого гостя из обкома.
Объяснили директору, что его ждет.
Развесили объявления на дверях клуба, магазина, конторы, жилых двухэтажек….
Поспорили с Непогодиным – в смысле, побранились.
- Ты народ готовить думаешь?
После успешного решения проблемы с наглядной агитацией чувствовал, что поднялся на новую ступень самостоятельности, словно совершил рывок в необратимом процессе роста профессионализма. И теперь имею право спросить с молодого коллеги.
Непогодин так не считал – он свободный человек из орготдела, сам себе судья и поступит так, как ему угодно. Сел за руль и потребовал:
- Погнали домой!
Слов подходящих не нашлось – молча сел, и мы поехали.
Непогодин подогнал машину к гаражу, но заезжать не стал – сунул ключи в карман и удалился. Такое поведение и разозлило меня, и вызвало невольное восхищение. Однако остался зрителем. Впрочем, зрителем в таких делах бываю чаще всего – подумал я с печальным удовлетворением.
Доложил Деминой о выполнении порученной мне работе. И уже мысли о разгильдяйстве Непогодина не так тревожили. По какой-то инерции все постепенно успокаивалось и приходило в норму.
Зайдя после Деминой к Пал Иванычу, увидел в окно, что УАЗик наш пропал со двора. А в конце дня Непогодин зашел к нам кабинет.
- Деньги есть? Баб я достал – с тебя два пузыря и коробка конфет.
Деньги были, но пить не хотелось. Сходить баб посмотреть?
Как двойняшки – сидели в УАЗике две тонконожки: в кости лица вправлены затемненные тушью глаза, губы тонкие ярко накрашены, рыжие волосы лаком блестят.
Столько мне не выпить!
- Я пас.
Непогодин догнал меня:
- Егорыч, ты чего? Куда я с двумя?
- Это бабы? Людей не смеши - до того отвратительны, что смотреть страшно.
Непогодин коротко хохотнул:
- Предохранятся будем – фуфайку на морду. Ну, хорошо; денег дай и вали.
- Сам не оскоромлюсь и другу не дам.
- Контра с пропаганды! – прошипел сквозь зубы Непогодин и пошел к своим королевам.
Утром Кожевников вызвал к себе.
- Вот иди-ка сюда, - позвал к окну.
Под ним в гаражном дворике стоял УАЗик наш.  
- Вокруг обойдешь и не увидишь, а сверху заметно…. Зришь – зад у машины смят.
Заметил и я – в районе запасного колеса корпус конусом вмят вовнутрь.
- Ты вчера машину брал?
- Брал я – ставил Непогодин. Бог свидетель – ничего плохого я не делал.
- Сходи за приятелем.
Непогодин запираться не стал:
- Павел Иванович, столб дорогу перебежал. Я разворачивался во дворе, а он…. в зад мне ткнулся.
- Живут в Денисово баптисты Гаценята – поезжай, они тебе машину в миг поправят. Но не бесплатно.
- Егорыч, ты покажешь?
- Он мне нужен, - не отпустил Кожевников.
После ухода Непогодина прокомментировал:
- Тебе не надо в это вмешиваться: дойдет до первого, всех собак на нас повесят, а этот выкрутится.
С утра во вторник покатили с Непогодиным в Дуванкуль.
- Ты будешь народ готовить? Подзалетим же. На каком-нибудь крикуне. Или, наоборот – на всеобщем молчании.
- Соберутся люди, - беспечно сказал Непогодин, - сразу и начну.
В нем было неистребимое самомнение и желание поболтать о своих недавних  похождениях. Но я уселся с книгой на диванчик, напротив входа поджидать начальство – устав от коллеги, устав от своих волнений и желания не «пасть лицом в грязь».
Народ начал собираться после часа. Простые приветливые люди – доярки, скотники, механизаторы, пенсионеры, дети…. Потомки казаков и приехавшие работать на молочный комплекс. На ходу обсуждали текущие новости и… кого там черт принес?  
Ближе к двум черная Волга с обкомовскими номерами привезла Сонова и Демину.
Наверное, народ должен был ликовать от сознания, что может, наконец, подняться в воздушный мир, где обитают эти неземные существа.
Широко распахнулись глаза, и застыла улыбка на устах Людмилы Александровны в ожидании знаков поклонения. Однако, кроме меня никто внимания на них не обратил.
Что им, хлеб-соль прикажешь подавать?
В конце концов, единый политдень – шуруй на трибуну, образовывать народ. И баста!
Принимая свое поражение, Демина «отблагодарила» меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
Людмила Александровна провела гостя клубом. Товарищ Сонов остался доволен.
- Мы в наши молодые годы о таком и мечтать не могли – снимали у старухи одинокой избу и плясали с девчатами под гармонь.  
На лекцию обкомовского секретаря собралось человек тридцать селян.
Провожая гостей высоких в кинозал, директриса извинялась:
- Простите, что народу мало – страда.  
Демина представила гостя из обкома. Николай Иванович прошел за трибуну с райкомовской распечаткой. То ли качество ее подводило, то ли освещение – читал Сонов лекцию невнятно, с запинками… и смысл ее терялся. После нескольких минут гробовой тишины в зале поползли шепотки, зашелестели разговоры. А одна бабеха, увидев опоздавшую товарку, вскочила и заорала в полный голос:
- Любка, идикось ты сюды, че скажу…!
И та прошлепала, ничтоже сумняшеся, в галошах на босу ногу мимо подиума и трибуны с ошарашенным и примолкшим оратором.
Демина взглядом и легким кивком отправила меня к входным дверям – пресекать подобные визиты.
Наконец разговоры в партере достигли такой громкости, что Николай Иваныч отложил недочитанную лекцию:
- Вопросы есть?
Поднялась согбенная старуха.
- Ты большой начальник? Так прикажи местным бюрократам забор мене поднять.
Сонов беспомощно оглянулся на Демину – та сидела очень прямо, не шевелясь и глядя в одну точку.
- Причем тут забор? Я спрашиваю, с агрессивной политикой блока НАТО вам все понятно?  
- Об этом понятия не имею, - настаивала старуха. – Мне бы забор поднять: коровы, козы, гуси, утки – все там. Грядки ужо вытоптали… Мне че, и без картошки остаться ноне?
- У вас дети есть? – устало спросил Сонов. – Что ж они вам не помогут?
- Дочь далеко, а сын сидит – одна я.
- Так воспитала, - буркнул секретарь, выходя из-за трибуны.
Старуха пошла в наступление:
- Когда ж воспитывать? С утра до ночи на вас, ироды, пахала. А теперь не нужна пензионерка стала ….
- А соседи что же не помогут? – поддел Николай Иванович. – Видать, ты вредная старуха: никто тебя не любит.
Ответ последовал незамедлительно.
- Сам ты козел в галстуке! А ну, пошел на хер, а то палкою огрею.
Это был полный провал! Народ хохотал. Демина сомнамбулой выплывала из-за стола. Челябинский гость метнулся к выходу.
Грудной волнующий женский голос его не остановил:
- Скажите, пожалуйста, детский садик и ясли у нас планируют построить? У меня трое малышей, младшенький – грудничок еще: всех беру с собой. А работаю на комплексе лаборантом. Там химикаты, да и комплекс – совсем не Диснейленд…
Видя, что секретарь обкома вот-вот умыкается, молодая мама с роскошными волосами, крикнула в отчаянии:
- Так что мне делать?
- Предохранятся, - буркнул Сонов, проходя мимо меня.
Но мне уже было плевать на него, удирающую следом Демину и на все, что теперь воспоследует – я вспомнил этот голос, узнал эти волосы. Нина! Ниночка Шатрова! Девушка похожая на Милен Демонжо. Моя несостоявшаяся любовь в девятом классе.
Дух захватило – я онемел и остался один среди толпы. Замерев, смотрел только на нее. Я помнил, что Ниночка отсюда родом, и наша встреча была весьма вероятной. Когда представлял ее, картины мерещились мрачноватые. Рисовал себе, как в порыве вдруг вновь вспыхнувшего чувства хватаю ее в объятия. Воображал потерю ею сознания. Воображал слезы и нервный смех. И все остальные нелепые виды замешательства. Словно не воссоединение состоялось, а лопнула струна тугая вдруг ….  
Подойти, рассказать, что я помню ее, что любил безответно, и теперь еще, быть может …. Но проклятый галстук! Прости, Ниночка, я среди этих, которые не народ….  
И больше всего удручала мысль, что если мы теперь встретимся с Ниной, эта встреча может оказаться лишенной какого бы то ни было