Глава 12. Одна дома

Снова утро. Снова такое же, как и вчера, тёплое осеннее утро. Опять я дома, опять одна, опять с температурой тридцать восемь и два… Как скучно! Никакого разнообразия, честное слово!

Хотя… Какое уж тут разнообразие, какой уж тут интерес? Найдите мне хотя бы одного человека, которому нравилось бы болеть. А впрочем, лучше не теряйте времени, не ищите – это бесполезно.

Сказать по правде, из всей болезни  тяжелее всего переношу два периода: осознание того, что ты немного выходишь из строя, и понимание того, что ты выздоровел и снова привыкаешь к обычному режиму. Эти два момента всегда вызывают у меня некое внутреннее недоумение. Я тяжело перестраиваюсь. Тяжело и медленно. К тому времени, как я привыкну к постельному режиму, я уже успеваю выздороветь. Когда я выздоравливаю, я возвращаюсь к своей обычной жизни, но с удивлением обнаруживаю, что и под неё мне необходимо подстраиваться, что моему организму обстоятельства снова не угодили…

Подумать только, какая я привередливая! Всё мне плохо! Но ведь хорошо мне тоже бывает… Мне хорошо тогда, когда всё идёт своим чередом, когда я занимаюсь любимым делом, вижусь с друзьями, общаюсь с родственниками, переживаю как взлёты, так и падения. Да-да, вы не ослышались: мне важны и взлёты и падения. Первого, конечно, лучше побольше, но не в чистом виде. Просто если в моей жизни одно за другим происходят хорошие события (сейчас я имею в виду музыкальную её составляющую), то я начинаю настраиваться и даже бояться чего-то плохого или неприятного. Поэтому лучше не вызывать у себя привыкания ни к хорошему ни к плохому. Пусть всё идёт так, как положено…

Как ни странно, это «как положено» в моём понимании без моего участия обходиться не может. Мне нужно постоянно находиться внутри жизни, внутри этих «положенных» событий. А от чего это зависит? Правильно, от моего самочувствия. Вот круг и замкнулся. Формула моего счастья: «здоровье = const.» И никаких частных случаев! Ни-ка-ких!

Вдруг в узкую «щёлочку» моих полузакрытых глаз прокрался яркий луч света. Я крепко зажмурилась, потёрла глаза… Как же не хочется вставать! Лежала бы сейчас и лежала. Но лежать, как ни странно, мне тоже не хотелось. Странное состояние… Я дрожащей рукой взяла градусник (хотя, судя по по тому, как у меня тряслась рука, можно было обойтись и без него), измерила температуру, убедилась, что она высокая, выпила лекарство и опять провалилась во что-то, что назвать сном язык не поворачивается.

Когда я очнулась, завтракать, как несложно догадаться, было уже поздно. Поэтому я вполне бодро встала и отправилась обедать. Всё было как будто в тумане, несмотря на то, что температура во время «сна» (всё-таки назову этот процесс так0 спала.

Заставив себя поесть и «наведя красоту» (умывшись, причесавшись, но так и оставшись в пижаме), я прогулялась по квартире. Пустая гостиная, пустая кухня, пустая моя комната… Не люблю, когда пусто. Хотя нет, люблю. Люблю и не люблю одновременно. Утром просто обожаю  бродить по пустым улицам. Вечером тоже люблю, но не всегда. Если идёт дождь, стараюсь побыстрее добежать до дома. Если лежит снег и горят фонари, то уголки моего рта начинают тянуться к ушам – иду, улыбаюсь, руки даже иногда раскидываю… В такие минуты одиночество превращается в наслаждение!

А ещё я просто обожаю, когда во всей консерватории я остаюсь одна. Одна брожу по пустым коридорам, постукивая легонько по стенам и надеясь услышать тихое эхо, одна прохожу между рядов кресел в концертном зале, мысленно напевая: «Бал окончен, гаснут свечи…», нежно прикасаюсь к клавишам Рояля, зная, что нас больше никто не слышит… А потом тихо спускаюсь вниз, забираю с вешалки свою одежду, освобождаю единственный занятый крючок…

Люблю эту тишину, люблю такое одиночество…

Дома быть одной мне тоже нравится, но конкретно сейчас родителей не хватает. Бывают такие моменты, когда дома становится неуютно, в плохом смысле пусто. А если ещё и заняться в это время нечем…

Обойдя всю квартиру, я снова вернулась в свою комнату. Почитать, что ли, что-нибудь? Книги в руки я не брала давно: ежедневно мне музыку слов заменяла поэзия звуков, и даже как-то не хотелось «путешествовать» по разным временам и эпохам, открывая «машину времени» в переплёте.

Я присела на корточки, открыла тумбочку, где я хранила вещи из серии «не потерять»: любимые сборники нот, несколько книг, которые любила перечитывать в подобных случаях, ещё что-то… Открыв дверцу, я «встретилась» с каким-то листком, неожиданно соскользнувшим с полки. Это были ноты, то ли распечатанные, то ли отксерокопированные мной когда-то. Усевшись на полу, я принялась «вчитываться» в нотный текст и мысленно напевать мелодию. Потом я начала отстукивать, а точнее, «играть» на воображаемой клавиатуре (в её роли выступила тумбочка) всё тот же мотив…

Да что же это за пьеса-то, а? Вроде знаком, а вроде и нет… Странно… Нет, если я сейчас не решу этот вопрос жизни и смерти, то у меня и без игры на фортепиано температура поднимется!

Решив, что мне в любом случае не избежать высоких показаний термометра, я решительно направилась к своему инструменту.

– Ну здравствуй, – традициям я изменять не привыкла, а потому поздоровалась со своим клавишным «сожителем», а вернее сказать, другом.

Не спеша сначала, но «разойдясь» к середине (да простит меня композитор за вольности), я попыталась воспроизвести написанное. Буквально «запахло» Италией, мне представилась…скрипка. Вместе с ней – Венеция и гондолы… Конечно же, 24 каприз Паганини! Как я могла не узнать? Стареешь, Наталья, стареешь. Что сделали с тобой эти два дня без музыки?

Недолго думая, я достала из тумбочки остальные листы с нотами (это был просто отрывок, чудесным образом отделившийся от своей «семьи»). Я поставила ноты на пюпитр и… И понесло-ось… Это называется «захлестнуло», наверное. Я играла не только получая огромное удовольствие, но и испытывая какую-то жадность, какой-то азарт. Казалось, мне после недели голода дали кусочек хлеба. Хотелось играть. Играть ещё и ещё, играть одно произведение, другое, третье. Играть эмоционально, независимо от того, насколько я хорошо знаю текст. Играть от души и для души.

Было ощущение, что меня наконец-то соединили со старым другом, которого я не видела несколько лет. Какое же это приятное ощущение…

Неожиданно из мира музыки меня «выдернул» рингтон мобильного телефона. Звонила Оля.

– Алло?

– Наташ, привет! – явно волнуясь, поздоровалась Акимова.

– Привет!

– Ты как?

– Ничего, уже лучше. А ты? – мне было интересно, что в данный момент происходило с моей подругой и что же заставило её нервничать.

– И я тоже… Почти. Я на конкурсе.

– На каком? – от неожиданности я чуть не подпрыгнула на стуле.

– На «Мелодиях души», – ответила Оля. – Помнишь, я рассказывала тебе?

– Конечно, помню!

Летом, незадолго до того как мы подали документы в консерваторию, подруга узнала о региональном этапе, если не ошибаюсь, Всероссийского конкурса музыкантов-народников. Она говорила, что после регионального «тура» последует федеральный, на котором конкурсанты должны будут представить композиции собственного сочинения… В общем. Ольга рискнула разместить заявку на сайте конкурса, прикрепив видео с её выступления на каком-то концерте. Она прошло отбор на региональный этап и теперь, видимо, уже готовилась к выступлению…

– Как дела? Уже играла? – спросила я.

– Нет, что ты! Ещё даже конкурс не начался. Наташ, мне страшно…

– Что, неужели жюри кусаются, а конкурсанты жестоко расправляются со своими соперниками?

– Не смешно… Конечно нет! Просто тут многие разыгрываются… Наташ, они «разминаются» лучше, чем я играю!

– Успокойся! – крикнула я. Уверена, что это звучало убедительно, если не устрашающе – с моей-то «лёгкой хрипотцой» – Села бы лучше и тоже повторила, чем трястись без толку (кто бы говорил)… А ты что играешь? Уже своё произведение?

– Нет, «чужое»… А вдруг я плохо  выступлю?

– Акимова! – с укором обратилась я к Оле. – Перестань. Вот увидишь, всё будет хорошо.

– А то ты меня не знаешь! Я на сцене всегда в состоянии аффекта, ничего не помню и ничего не соображаю. Я даже не смогу себя трезво оценить.

Да-а… Оля – личность интересная. В отличие от Юрки, который никогда не волновался перед выступлением, в отличие от Коли, который даже занимался в чьём-то присутствии (он вообще не любил оставаться один), от меня, получавшей удовольствие от «концертного» волнения, она сцены действительно боялась. «И этот человек выбрал профессию музыканта?» – спросите вы. Да. И совершенно не зря. Она боялась именно сцены, а не компании людей, слышавших её игру. Ей не нравилось это чувство ответственности, эта «официальность», судейство и оценивающие взгляды. Но она настолько «болела» народной музыкой, настолько хотела привить любовь к ней другим людям, что ни секунды не сомневалась, поступая в музыкальное училище и консерваторию.

Оля тряслась, извлекая первые звуки и пряча взгляд от толпы, и получала огромное наслаждение, если её игра находила отклик в сердцах людей. Она была раскована в дружеской компании и замкнута на различных концертах, фестивалях. Акимова всегда играла только на своей собственной домре, только на ней. Уверенности ей это, что ли, придавало… Но одно было бесспорным: она жила музыкой, дарила музыку и даже взволнованное её сердце билось музыкально, задавая нужный темп, помогая чувствовать ту самую пульсацию, «сетку» любого музыкального произведения.

Оля – феномен. Музыкальный феномен.

– А давай я тебя послушаю, – предложила я, выслушав крики души подруги.

– Как? селезень, не до шуток мне сейчас!

– А я серьёзно, Оль! Позвони мне, когда тебя пригласят на сцену, а телефон рядом положи… Или на сцене оставь – я всё равно услышу. А когда вернёшься на место, выключишь. Потом созвонимся.

– Ну хорошо… – мне показалось, что в этот момент Ольга улыбнулась. – Ой, Наташ, всё! Начинается конкурс! Пока, до связи!

– Уда… – связь оборвалась, – …чи…

Как только Оля бросила трубку, я почувствовала, что меня охватило волнение. Может быть, это её дрожь на меня перешла? Хоть бы! Этот кон-курс очень важен для Акимовой. Если ей удастся представить композицию собственного сочинения на Всероссийском этапе, то ей откроется сто-олько дорог… По крайней мере, её точно заметят, а все варианты развития событий и не перечислишь.
Как ни странно, трясти меня начинало всё сильнее и сильнее. Это точно волнение? «Что и требовалось доказать,! – подумала я, взглянув на градусник. Снова постельный режим…

Я укуталась одеялом и принялась «гипнотизировать» лежащий рядом телефон. Оля всё не звонила. Хоть бы её выступление было одним из первых! Так она меньше будет волноваться, а точнее, ещё просто не успеет внушить себе, что она бездарность…

Будто послушавшись меня, зазвонил телефон. Я молча нажала кнопку «Принять вызов».

В телефонной трубке послышались шаги и стук каблуков – Оля выходила на сцену. Затем – почти полная тишина, изредка прерываемая едва заметными шорохами. И вдруг, в хорошем смысле, неожиданно – легкая, даже игривая мелодия. Этот невинный мотив постепенно развивался, усиливался. Уже через несколько секунд зазвучала широкая,