ВСТРЕЧА
Ноябрь — самое хорошее время для рыбалки, и не холодно еще, и рыбы всякой полно. Рыба тоже спешит к настоящей ¬зиме удобней устроиться и ямку поглубже при¬смотреть, чтобы корма было достаточно. Кто знает, какая зима будет? Ключик отыскать — тоже неплохо. Отдушина рыбе тоже нужна, будет, чтобы кислорода глотнуть. Все рыбе надо учесть. Вот и движется она. А рыбаки — вослед. Так и играют они в прятки друг с другом, кто из них окажется хитрее да умнее. Только всех спокойнее к зиме ротаны относятся. Пока тепло — отъедаются, обжоры. А холода прижмут их — они в спячку лягут. До самой первой воды рыбы во льду, как в перине, спят.
— Человеку бы так: уснул в холод, а проснулся, когда тепло, — идут и рассуждают рыбаки.
— Нет! — говорит серьезно Петя Тимошенко, самый старший из всей ватаги. Ему уже полтинник исполнился, а в душе он — пацан пацаном. — Только ты уснул, а другие, кто похитрее, тебе обязательно какую-нибудь подлянку устроят, и можешь ты уже никогда не проснуться. Так и будут все друг друга сторожить — кто кого хитрее. Видно, наше обще¬ство еще не готово к этому. У рыб это все проще, но человек
— он мерзопакостное существо, и доверия друг другу не питает. Вот он-то хищник и есть — самый настоящий.
Но тут вмешался Юрий Петрович;
— Понесло тебя, Петя, ох понесло! Все у тебя хищники.
— Да, если все рассмотреть и разобраться по-настоящему, то так оно и есть на самом деле, — не унимался Петя. — Я хищник, и ты хищник, и Григорий, и даже Андрей, племян¬ник, тоже, хоть маленький, но хищник растет. Очень серьез¬ным было лицо Пети, и я решил его разыграть:
— Какой же ты хищник, Петя? Ведь у тебя нет двух передних зубов, а без зубов — ты не хищник, ты сам добыча!
Все рассмеялись, а Петя захлопал ресницами обиженно:
— Придурки вы, ни о чем серьезном с вами не поговоришь, вам все бы смеяться... И потихоньку отстал к Андрею.
Старый да малый нашли общий язык скоро: и слышен, стал их смех, а к нам близко они не подходят, о чем говорят — неизвестно. Ну и пусть! Но и мы с Петровичем не унываем. Хорошо-то как было вокруг, и рассвет нас догнал уже, надо бы поторопиться! Мы прибавили ходу. К речке подошли, когда всходило солнце — самый морозец в это время. А река парит и ворчит недовольно: кому захочется в ледовый панцирь залазить после такой свободы, после всего летнего приволья? Но придется. И неохота-то как! — считает река и расшвыривает лед, таранит его с яростью и тащит с косы на косу: песчаные отмели.
— Ну, что? — предложил я. — Может, попробуем на ту сторону перебраться?
Петя ринулся, было вперед, но я остановил его. Взяли длинные палки из тальника и осторожно ступили на лед. Петя все рвется вперед, скачет по льдинам, как снежный баран.
— Петя, ступай на чистый лед, а не туда, где снегом запорошено. Там запросто может быть вода, — поучаю я его. — А то сомам попадешь на закуску.
Тот щерит свой щербатый рот;
— Я их шам шлопаю!
Ну, как тут не смеяться? Так мы весело и движемся по льду друг за другом на другую сторону реки.
На той стороне огляделись и двинулись к релке. Я про¬шлой зимой ловил здесь зайцев и знал это место хорошо, и озера заприметил — их здесь целая цепочка идет, все под крутым берегом спрятались. Место очень хорошее, ветра там никакого, хоть загорай в хорошую погоду. А по верху дубняк идет, так что дров — предостаточно: самое то, что надо для зимней рыбалки!
Пробили мы быстро лунки во льду, расставили удочки на ротана, и каждый занялся ловлей. Петрович уже вытащил парочку, одного за другим, и очень доволен: как, мол, я вас? Не рыба¬ки вы, а одно название.
— Ничего, дядя Юра, рано смеетесь, мы вас быстро опе¬редим! — это завелся Андрей. Вот и он вытащил первого разбойника из лунки.
Ну, а дальше все пошло, как по маслу, то там, то здесь, подпрыгивали ротаны у лунок, и все прибывало их.
А потом уже началась игра! Соревнуемся, кто большего ротана поймает. Тут уж точно отличился Петрович: толстопузый ротан «грелся» на солнышке у края лунки, переворачивался то на один бок, то на другой. Живот его аж золотился от жира. Вели¬колепный красавец, ничего не скажешь: пока самый крупный!
Потом мне надоело все, и я предложил племяннику Андрею:
— Пойдем, посмотрим другие озера, их здесь много! Тот не возражал. Взяли мы топор, пару удочек, черпак для очистки лунок ото льда и пошли. Все озера располагались полуколь¬цом, и мы сразу пошли на крайнее, а потом на обратном пути и остальные посмотрим. Как решили, так и сделали. И только мы вышли на крайнее озеро, как слышим, Петя кричит.
— Гриша, медведь!
Глянули мы с Андреем туда и видим: несется медведь и по краю релки мимо нас чешет.
— Дядька, что будем делать?! — спросил меня Андрей.
— Стой спокойно, — сказал я. Тот застыл возле меня. Медведь еще не видел нас, но явно был недоволен, черная шерсть его дыбилась на загривке.
И тут краем глаза он заметил нас, то ли рявкнул, то ли хрюкнул недовольно и повернул в чащу. Было слышно, как он удаляется по кустарнику. Мы были далеко от зверя, мет¬ров тридцать не менее, но солнце хорошо его освещало, и мы его рассмотрели.
— Вот это да! — изумился мой племянник. — Что будем делать, дядька?
— А что делать? Рыбачь, коль пришли рыбачить, — рас¬смеялся я.
— А медведь как же, дядя Гриша?
— Медведь твой далеко уже, — успокоил я его. — Он сам не ожидал такой встречи...
Мы пробили лунки и поставили удочки, но глаза не¬вольно косили туда, куда убежал зверь. Так уже устроен человек, врожденный инстинкт самосохранения в нем сидел прочно. Наверное, с еще доисторических времен.
Все эти озера были мелкими, рыба не бралась, и мы вскоре вернулись на первое озеро.
Петя встретил нас, чуть ли не восторженно:
— Я рад, что вы целы! — и улыбается во весь рот. — Я кричал вам... Петрович рыбачил под берегом, медведь прямо на него и вышел: этакий шалунишка, прет на него сверху, по склону, и не видит ничего.
Тут и Юра заговорил:
— Я и про топор забыл, и про все на свете, когда этого «шалунишку» увидел. Это для Пети он такой, а для меня — зверюга настоящий. Надо было, Петя, целоваться тебе с ним, когда он на дыбы встал. А ты что-то сплоховал — герой! Никогда не думал, что медведь так плохо видит: прет на меня и прет.
— Да и не смотрел он вовсе на тебя! Берег здесь высокий, он выше тебя смотрел, куда-то вдаль. А увидел тебя и сам опешил. К тому же и ветер от него дул: мог и растоптать вас! — шутил я. — Штанишки, небось, мокренькие?
Тут уже не выдержал Петя;
— Да я, да мы с Юриком... И топор под рукой, и ножи рядом...
Но Петрович разумно охладил его пыл.
— Про все я забыл, про все на свете. Какие там ножи, да топоры — к месту так и прирос, а ноги сразу отказали...
Петя переключился на нас с Андреем;
— А вы где были?
Мы рассказали все, что видели.
Развели мы костер хороший, сварили суп наваристый и сели обедать: у рыбы тоже «перекур» в это время.
— Я еще, когда шли сюда, видел, что релки изрытые, думал, что это кабан поработал, а оказывается, это мишка орудовал. Рано ему еще в берлогу ложиться, вот и бродит по тайге, ждет хорошего снега, под него и ляжет, — сказал я, — так что ничего неожиданного и не случилось. Только кто же предполагал, что встреча эта будет, да еще с нами?
Пили мы крепкий чаек, а солнце-то как пригрело, так в сон и клонит, да еще костер горит — чем не рай?!
Только, вольно или невольно, а косят наши глаза в чащу: вдруг Миша в гости пожалует. Хоть и знаем, что не вернется, но так уже устроен человек. К вечеру мы собрались домой, поделили рыбу, попили чайку на дорожку и — в путь! Снова переходили речку по торосам, но шли спокойно, по старым следам, и Петю уже никто не держал. Он гарцевал где-то впереди, хотя и в годах мужик, а энергии в нем — через край.
К заходу солнца мы были уже на дороге, а там ждала машина. Стоял и улыбался Саша Савичев;
— Ну, как дела, рыбаки?
Андрей к нему;
— Папка, а мы медведя видели!
Тот изумился;
— Вправду что ли?
Вот тут и рассказали мы ему все, что было, обо всех приключениях наших.
— Молодцы, ребята, только надо было деру оттуда давать, да поскорее.
Тут уж и Петя не сдержался;
— Да мы его, если бы захотели...
Я его перебил;
— Вот бы мы ему дали, если бы нас догнали!
Смеху было — через край. Теперь можно смеяться, не грех... А медведя того убили охотники, мне потом друзья рассказывали. Собаки подняли его и передали охотникам, те и поставили точку в мишкиной судьбе...
А вообще-то жалко его. И такое бывает.
|