Микроненависть. Джон Апдайк.

Я, наконец, прочитал все четыре книги романа Джона Апдайка. Нужно было бы читать на английском, но для скорости раздобыл русский перевод. Кроме того, мне кажется перевод хороший, это не случай Фолкнера, качество романа Апдайка не теряется при переводе. В оправдание своей лени добавлю, что я читал Драйзера, Кероуака на языке оригинала, а у Апдайка читал его стихотворения и рассказы. Для того, что я собираюсь написать – филологические и лингвистические подробрности не так уж и важны.

В целом, две последние книги о Гарри “Кролике” Энгcтроме показались мне скучными. Мне требуется некоторое усилие, чтобы вообще понять зачем Апдайк это все написал. Вероятно вжился в жизнь своего героя и решил продолжать во что бы то ни стало. Хотя, может быть, тут концепция. Я бы сказал, что весь роман это “внутренний диалог”, который Кастанеда советовал останавливать. Апдайк упорно держится за мелкие детали и фон, так упорно, что приходит мысль – это специально, пожалуй, это близко к реалити-шоу. Ясно, что с целью написать роман именно так, автор изучил гольф, бейсбол, архитектуру городов в Пенсильвании, Флориде. Мне это кажется несколько навязчивым, также пространно любил изъясняться Томас Манн. Но я начинаю догадываться, что роман этот есть так называемая “проза поэта”. Поэт не может обойтись без некоторых своих любимых символов, он не приносит fine art в жертву точности, а тем более научной достоверности.

Если Апдайк хотел рассказать про Америку, в главном, то я невольно сравниваю “бунт Кролика Энгстрома” с другим известным памфлетом, “451 градус по Фаренгейту” Рэя Брэдбери. Последнее сочинение – фантастика, вымысел с финалом не таким уж безнадежным. У Апдайка та же самая культура, потребительство, телевизионные стены, институты общества, но это не фантастика, это монотонная или монолитная хроника реальной америки. Финал не предлагает какие-то реформы, ожидания и улучшение сушествования, даже в ситуации атомной войны, напротив, в финале создается ощущение, что все будет только еще хуже. Строго говоря, никто это знать не может, бог то давно умер, “пересекая океан”, но в романе положительного ничего нет, ни веры, ни хороших людей. Сострадание и жалость в романе, если можно почувствовать, то как в известном стихотворении Апдайка про собаку, которая болела, болела и умерла, все очень натурально, но жалость это не любовь.

Формально, большая часть текста состоит из саркастических описаний, скажем изнурительный секс или просто блуд, или постоянное цитирование телепередач, телерекламы и песен, что обычно слушают в автомобиле на дороге. Зачем так много перечислений я могу только догадываться – это невроз. Этот поток или “внутренний диалог” не останавливается даже в случае некоторых реально трагических поворотах сюжета. Трагические сцены, определенные несчатья, нужны автору, возможно, чтобы связать исторические эпизоды в некое целое. Так во второй книге и на самом деле, в 1969 году, что-то происходит в духе секты Чарльза Мэнсона. Видимо, это центральная часть всего замысла, а замысел то состоял в размышлении “о революции” 60-х.  Даже имеется как бы “искусственный прием”, в доме Гарри поселился некий негр, нелегал и просто уголовник, но у него с собой библиотека, которая нужна Апдайку для цитирования, своего рода, лирического отступления в политику. Негр много болтает, но, как можно предположить, повторяет расхожие идеи хиппи или левых студентов. Но он “влияет” своей болтовней и бунтует плоский патриотизм Гарри, который до этого считал, что Америка должна  воевать во Вьетнаме в силу своей миссии глобализации. Вообще, в аннотациях к роману можно прочесть, что Апдайк показывает “бунт среднего американца”. Для меня это загадка. Никакого бунта нет, кроме того, что Гарри изменяет жене. Предположим, он сбежал от жены и доехал в прострации до Мексиканского залива, но потом вернулся в свой  hometown и у него “все как у людей”. Можно ли связать этот “бунт” и последующую “норму” с судьбой левых и революцией? Косвенно, пожалуй, но Апдайк не оставляет следа какого либо романтизма или следов  героизма борцов против войны во Вьетнаме или волнений в Чикаго.  Как-будто ничего не было, разве что полет на Луну, а потом они все дружно любили Рейгана и всех лабораторных крыс, следящих за прогрессом.

Надо все же остановиться на мелочах, лингвистике и семантике. Некоторые описания простой обстановки - в доме, в баре, в маленьком городке - удивительно точны и передают то, что автор наблюдает и то, что он думает по этому поводу. Нечто близкое было у Гоголя в "Мертвых душах", когда он описывал горки пепла из курительных трубок русского Манилова или топорную мебель русского Собакевича, кричащую "и я тоже Собакевич". Всякие там посудомоечные машины, банки с пивом в холодильнике и любимая тахта "среднего американца" - похожий прием.

Но еще более красноречивы реплики и описания, произносимые или мелькающие на грани подсознания у персонажей романа. Видимо апофеоз этой литературной техники - визит героя к больной маме, которая все же продолжает значить для героя нечто очень важное - он просто безусловно любит свою мать. И этот визит скомбинирован с десантом НАСА на Луне, который непрерывно транслируется по телевизору в комнате для свидания сына и матери. Видимо, это шедевр прозы.

Апдайк, видимо, интересовался "русским и советским". Это я заметил еще в его рассказе про Алжир и советские делегации там на алжирских улицах . Но и "Кролике" он бросает несколько реплик, что пересекаются с советским контекстом. Например, чего стоит реплика - вот пришли бы русские, они бы отучили нас от Бога.  Герой Аплайка не скрывает то, что он религиозен и даже избивает кривляющегося интеллектуала за глумление над Христом. Он христианин комформист до определеных пределов, но критики правы - в некотором смысле он бунтует, он бунтует, если это только возможно, против коллективного подсознательного. Это и на самом деле какой-то американский бунт - позволить сжечь свой дом, в конце концев... Русский бунт с обязательными погромами "жидов", ношением топара под пиджаком и готовностью идти на каторгу - это другое, это русская трагедия, не американская. Кролик делает "руки по швам" перед законом и шерифом, и шериф снисходительно говорит ему, что он вполне заслуженый и солидный гражданин этого маленького городка. Правда герой несколько полнеет и у него есть признаки  половой  дисфункции, но маленькими трагедиями можно пренебречь и жизнь продолжается.

Третья и четвертая книги – жизнеописание преуспевающего дилера “Тойоты”, только в конце романа он делает просчеты в бизнесе. Для динамики введены некоторые несчастья – сын наркоман, смерть друзей и почти любовные отношения, но в рамках очень сильного полового инстинкта, так что сомневаешься, что это “жертвы ближнему”, скорее, “страсти животного”. Также дается некоторая эволюция религиозного мировозрения Гарри. В целом, Гарри с годами становится менее религиозным и более циничным, менее патриотичным. Но, я уже упоминал сходство с собакой. Эмоции и страхи все время появляются и проявляются. В последних частях романа часто наблюдается страх смерти, страх за тело, но не страх и трепет существования.

Я все же пытаюсь доказать самому себе, что Апдайк не графоман. Эта его история должна иметь сверхзадачу. Вряд ли это еше одна “американская трагедия” и только. Предположим, аналогии с америкой возможны и в других культурах. Я скептически отношусь к тому, что американцы понимают русского Достоевского, то есть, к тому, что большинство американцев понимает русских, да еще из 19 века. Хотя пытаться соединять культуры – интересное занятие, и, может быть, большинство русских понимает американцев из Пенсильвании. Апдайк, во-первых, проще Достоевского, во-вторых, в силу глобализации – можно найти сходство в общественном строе,  в потреблении одних и тех же товаров, а также и одних и тех же ценностей в разных уголках современной цивилизации.