1974 год. Актер

Александр прочитал последний монолог своей роли, а затем, ударив себя в грудь ножом, упал. Дали занавес. В зале слышались редкие аплодисменты, а иногда свист. Александр вынул из-под мышки кинжал и поднявшись ушел со сцены в свою комнатку за кулисами.
Стены и дверь комнаты были завешены афишами. Напротив двери висело зеркало над маленьким столиком. Александр сел и начал смывать грим, затем снял парик, переоделся и, заперев комнатку, вышел из театра через неприметную маленькую дверь выхода для актеров.
Александр давно знал, что он ничего не стоящий актер и работает не ради искусства, а ради заработка, но не покидал сцену. Понимая безысходность своего положения, он продолжал выступать, не видя для себя другого способа свести концы с концами. И вот каждый день он проходил привычный путь от своей каморки до театра, переодевался, гримировался и читал зазубренные роли.
Моросил дождь, ноги сразу намокли, а в галоши набились комья грязи. С полей шляпы вода капала за шиворот.
Александр остановился в нерешительности: куда идти? Ближе всего было к матери, а домой дальше.
Открыв дверь своим ключом, он поднялся на четвертый этаж и постучал в старую грязную дверь.
- Войдите, - послышался старческий хриплый голос.
Александр начал вытирать ноги.
- Да кто там? В конце концов, войдите! – повторил голос, теперь уже похожий на женский.
Александр открыл дверь и переступил порог маленькой, засыпанной всяким хламом комнатушки. Чего здесь только не было! И старые ломанные часы, и французкие замки с секретом, и тряпье, и множество старых цветных абажуров…
- Ах, это ты.
- Да, мама.
- Входи, чего встал? Согрей чаю.
- Сейчас.
Александр взял чайник и, спустившись этажом ниже, где была кухня, поставил его на огонь. Через несколько минут он опять появился в дверях комнаты.
Мать, завернувшись в старый платок, лежала скрючившись на скрипучей железной кровати.
- Что пришел-то?
- Замерз.
- Вспомнил про меня, как худо стало? Что боишься ко мне заглядывать после нашего разговора?
- Боюсь.
Александр опустил голову.
- Что надумал? Согласен?
- Нет. Не знаю.
- Как не знаешь? Ну, быстро говори: да или нет?
- Нет.
- Плохо думал!
- Хорошо думал.
- Плохо! Такое дело раз в жизни бывает. Какие люди! Один Семен всего твоего проклятого театра со всеми его потрохами стоит.  И что? Тебя ведь не убивать заставляют, а просто постоять на улице, посмотреть, чтобы никто лишний не пошел. А если что, знак подать.
- Нет.
- Как нет? Матери перечишь! Как ты смеешь, паршивый котенок?
- Нет.
- Молчи! Я сказала, пойдешь, значит пойдешь!
- Нет.
Мать спустила ноги с кровати и грозно посмотрела на сына красными глазами. От нее несло винным перегаром и табаком.
- Пойдешь, иждивенец! Пойдешь!
- Нет.
Александр отступил и, открыв дверь, выскочил на лестницу.
- Пойдешь, паршивец! Знай, если помру, то потому что ты не захотел кормить! Ну, беги! Беги! Пускай я помру, подохну с голоду!
Вслед за сыном в дверь полетела бутылка и разбилась, ударившись о косяк.
Александр сбежал вниз и выскочил на улицу. Холодный дождь немного упокоил его.
- Нет, нет, - все еще шептал он, шлепая по лужам.
Впереди послышался шум, а вскоре рядом с Александром пронесся извозчик, окатив его грязью с ног до головы. Отряхнувшись Александр отправился домой.
Вдруг, в соседнем переулке кто-то закричал. Крик приближался, и вот из-за угла выбежала прилично одетая девушка с сумочкой в руках. За ней бежали двое мужчин. Силы оставили девушку, и она остановилась недалеко от Александра. Мужчины догнали ее, вырвали сумочку и начали стаскивать с нее шубу.
Из подъезда напротив выскочил старичок в очках и халате.
- Прочь! – закричал он и бросился на помощь девушке, отбивавшейся от грабителей.
Александр стоял рядом и дрожал всем телом.
Старичка стали бить, потеряв очки, он начал плохо ориентироваться, а вскоре со стоном упал в грязь. Грабители с добычей скрылись за углом.
Девушка не плакала и больше не кричала. Она подошла к Александру и, ударив его по лицу, прошептала:
- Трус!
Александр отвернулся и молча ушел.
Придя домой, он не раздеваясь повалился на кровать.

Утро было ясное и солнечное.
За ночь выпал снег. Он искрился и хрустел под ногами. Первый снег! Он покрыл всю грязь и слякоть белым покрывалом, он поднимал людям настроение, создавая впечатление, что все неудачи тоже покрыты теперь белым покрывалом, и все будет хорошо.
Александр взял снег в руки и поднял их к небу. Ручейки талой воды, приятно щекоча кожу, заструились в рукава.
Еще вчера приняв решение, сегодня Александр наслаждался жизнью. У него еще было время до спектакля, и он не спеша шел, глубоко вдыхая приятный, колющий горло зимний воздух. Ноги скользили, и Александр со смехом падал, поднимая снежное облако.
Входя в театр через ту же маленькую дверь, он загрустил.
- Александр, директор вызывает.
- Да. Сейчас.
Он вошел в просторный кабинет директора театра.
- А вот и вы.
- Здравствуйте.
- Садитесь.
- Спасибо.
- Помните, какой сегодня день?
- Какой?
- Сегодня истекает срок вашего контракта.
- Вы продлите?
- Нет.
- Но ведь ни один театр не согласится меня взять. Только вы…
- Нет, нет и нет.
- Пожалуйста…
- Нет! Идите, сейчас ваш последний спектакль.
- Прощайте.
- Деньги вечером.
- Хорошо.
Александр заперся в гримерной, а оттуда пошел прямо на сцену, не заходя, как обычно, к режиссеру.
В этот раз он играл великолепно. Иногда Александр путал имена и слова роли, но этого никто не замечал, даже директор. В зале стояла тишина, у некоторых не глазах блестели слезы. Зал переживал. А Александр, чувствуя его поддержку, играл еще лучше. Но он не изменил своему вчерашнему решению и, великолепно прочитав монолог, он с размаху ударил себя в грудь кинжалом.
Дали занавес.
Зал взорвался овациями. Казалось, что от грома аплодисментов развалится здание, слышались крики: «Браво!»
- Я его не отпущу из театра! – воскликнул директор.
Занавес опять раздвинули. Актер лежал в той же позе, из груди струилась кровь.

1974 год                                                                                                    Ленинград