Быстрый Росток, ты слышишь: поёт пролетающий ветер в открытом холоду сердце. Пока Вождь верхнего мира докурит трубку у тёмной скалы, сохраняющей воду, я вложу в тебя песнь народа, которого нет.
Много нас было, земля та была плодородна. Дети резвились у светлых жилищ, испещрённых знаками предков. Потоки спускались с гор, водой холодного камня точили зоркость глубоким глазам стариков. В тот танец небесных огней Могучая Тень был сильнее всех воинов на берегу, гибче храбрых на островах, быстрее гонцов всех дальних соседских селений. Много нас было, но всего нам хватало на всех. Долина была широка: дети детей, выбирая невесту, истоптали бы столько подошв, сколько искорок в этом костре.
Там, где Вождь верхнего мира минует вершину горы, жил народ, управляемый Горьким Ребром. Там, куда умирать улетают ветры большой воды, вождём был Высокий Шум. Там, куда не доходят странники верхнего мира, где бледным огнём пляшут мёртвых шаманов одежды, правил Ветвистый Куст. Там, где ветры земли забывали о запахах гор, о трепещущем зное долин, обитала одна пустота. Только шкуры небесного стада сшивались иглою света, чтобы тьмою укрыть Вождя перед тем, как потухнет очаг всех забот на земле. Да. Так было. Но пришёл в нашу землю тот, кого привела пустота. Тот, чья большая высокая лодка пришла из-за края неба.
Места хватало в долине пришельцу, много невест не знали своих женихов. Но ему приглянулась невеста Могучей Тени, нежный Древесный Цветок. Ему приглянулась вода потока, несущего зоркость усталым глазам. Ему приглянулась земля, где всё, что росло, семенами упало из рук матерей моего народа. Пустота была в его сердце, глубже норы осторожного зверя, смертельнее крика бескрылых с вершины орлиной скалы. Зов возмездия предков велел высоко нам поднять топоры войны, но нас оставалось всё меньше. Народ пустоты не был честен в открытом бою. Его длинные ветви росли пространнее наших ветвей. Они сеяли семя злой боли, раны короткой муки. Его грудь была твёрже древней коры, огнём отражала она острие самых крепких орудий. Быстроту его бега шаманили громкие тонкие ноги высоких хохочущих демонов. Легче ветра несли они плачущий пепел далеко от большой воды.
Тогда встал Могучая Тень среди своего народа. Всем сказал одно слово: ждите. Я пойду к племенам, что живут за высокой горой, тем, которые ростом народ пустоты превосходят, тем, что могут стелиться несущей шипы тишиной, тем, что ветви у горла врага ядовито сплетают. Побежал Могучая Тень там, где встали к потоку спиной две большие скалы, где холодные скользкие камни мелют капли небес, чтобы выпечь лепёшки широких озёр. Видит стойбище тех, кому машут одежды шаманов рукавами текучих огней. Говорил он с Ветвистым Кустом. Да. Так было. Не веришь, у ветра спроси.
Что ему отвечали, лишь ветер без боли расскажет. Там земля плодородней, где странники верхнего мира наблюдают за всходами дольше. А сюда ни к чему им идти, тем пришельцам, которых большая вода принесла из-за края неба. Тени мёртвых шаманов с вершин невысоких холмов оградят мой народ от нашествия вашего горя. Так ответил Ветвистый Куст. Так ответил народ, что ветви у горла врага ядовито обучен сплетать.
Тогда встал Могучая Тень посреди чужого народа. Ничего не сказал, молчал, пустоту услышал. Побежал туда, где садится докуривать трубку с Вождём, проходящим по небу, огромный своими плечами, больше двух наших сильных посланцев, правитель Высокий Шум. Через горы бежал, перепрыгивал тёмные щели, из которых вернуться не может ни свет, ни голос. Видит стойбище тех, кому роста отмерил мудрец, что лепил племена, одному на двоих, не меньше. Говорил он с Высоким Шумом. Да. Так было. Не веришь, проведай у тьмы непроглядной.
Что ему отвечали, лишь тьма покрывает бесстыдно. Убоятся высокого роста пришельцы, сколько их ни придёт, сюда не посмеют даже шага ступить. Не сравниться им с сильным народом, чей воинственный голос что клёкот орлов перед битвой. Так ответил Высокий Шум. Так ответил народ, что на голову выше других, но не разумом мудрости выше.
Тогда встал Могучая Тень посреди чужого народа. Ничего не сказал, молчал, пустоту услышал. Побежал туда, где широкая знойная даль у подножия неба колышет видения предков. Там последним из всех говорил он с Горьким Ребром. Да. Так было. Не веришь, так знойное марево скажет.
Что ему отвечали, лишь знойное марево стерпит. Нет острее шипов, чем оружие воинов наших. Сока нет ядовитей, чем тот, что напитывал стрелы. Не пройдёт ни один за пределы священные предков. Всех положим под маревом знойным, кто хитростью нас превосходит. Так ответил за Горьким Ребром тот народ, что обучен стелиться ядовитых шипов тишиной.
Тогда встал Могучая Тень посреди чужого народа. Ничего не сказал, молчал, пустоту услышал. Побежал туда, где оставил воинов славных, где поток возвращал остроту глубокого зренья. Там хотел он сказать народу последнее слово.
Что увидел Могучая Тень, только слёзы помнят. Проходил Могучая Тень посреди своего народа. Никого не застал в живых, пустоту услышал. Сел на пепел стойбища, долго смотрел на воду. Смотрит с этой поры как слепой, позабыв быть зрячим.
Прибегал к нему вестник с горем от дальних стойбищ. Полыхает Ветвистый Куст до последней ветки. За спиною услышал весть не светлее первой. Весь изрублен Высокий Шум на кострища хохот. От высокой горы, где покоятся тени предков, пересохшим потоком последняя весть несётся. У народа, что там охранял святилища древних, вместе с Горьким Ребром сок веселья из сердца выжат, горький сок ядовитой надежды на силу яда.
Нет у песни силы умножить народ ушедший. Все они молчат у подножия тёмной боли. Никому не поднять высоко топоры возмездия. Сохнет телом Могучая Тень, облетел листвою. Пересохший поток навсегда его песнь уносит. Это слово в ладони потока последний листик.
Слышишь, Быстрый Росток, пустота твоя к небу стремится. Если сердце найдёшь того, кто принёс в этот мир пустоту, пустоту к пустоте приложи. Напиши эту песнь резцом на дне его перевёрнутой лодки, пусть под небом она догниёт.
Я вчера перевёл одну сказку, что нашёл нацарапанной острым резцом на дне догнивающей лодки. Прочитавших её, попрошу: не судите строго, пунктуация оригинала по возможности сохранена.