Над степью летела пыль, полуденный зной вонял копотью и гарью.
Её поднимали встречный ветер и танки, которые выкатывались, расходясь веером, на широкий в этом месте участок степи, оставляя по флангам овраги.
По звуку боя, доносящегося справа и слева, было ясно, что немцы прорвались именно здесь.
Но это означало и другое…
Он заранее прошёл по наспех вырытым, но сейчас уже разбитым, окопам, и, перелезая через изуродованные смертью, пыльные тела, бывшие ещё утром бойцами его роты, собрал всё, что могло убивать – винтовки, автоматы, противотанковое ружьё с дюжиной патронов, уцелевший ручной пулемёт с полным диском, десяток гранат, патроны…
…И две фляги с водой.
Банка тушёнки, которую он нашёл, была тут же съедена.
Проверив оружие, он вынул из нагрудного кармана патрон («последний – для себя»), вставил его в обойму ТТ и стал ждать, когда танки подползут на расстояние убойного выстрела.
Иначе не было смысла открывать огонь.
Вот он!
Головной танк, шедший справа метрах в пятидесяти от его окопа, подставил борт, довернув немного влево.
Он прицелился под башню и выстрелил.
- Готов, сука! – обрадовался он и, схватив автомат, стал короткими очередями стрелять по серым фигуркам, бежавшими за танком.
***
В его планшетке, найденной около развороченного взрывом окопа, была обнаружена запись, сделанная на полях карты трёхвёрстки.
" 7 августа 42. 17-08. Атака с фронта. Танки - до 10шт. Пехота – до батальона. Остался один. Принимаю бой. Мл. л. Иванов. "
