Москва

- Ну и погода у вас... конец октября, а дождь - как из ведра, - Мишка оглядел свой китель, висевший на дужке двухъярусной кровати. Потрогал рукава - сырые. Конечно, если даже часа не прошло, как он из самохода вернулся. - И кто теперь бежит за пивом? Я не пойду, ну его нафиг. Малой или заблудится, или потеряет чего-нибудь, как обычно...
- Ну давай я сгоняю, - поднялся Илгиз, татарин из Москвы. - Хожу я быстро, далеко и незаметно, форма сухая, патрули сбрасывать умею. Да и мало кто в такую погоду по улицам шляться будет. Кроме нас, придурков, конечно.
В палатке раздались смешки. Чего-чего, а по самоходам москвич был первый мастер - хоть медаль давай "за неуловимость". Всегда ухитрялся от гарнизонных патрулей и родных офицеров уходить. Ребята скинулись на выпить-закусить, дали рядовому в зубы сигаретку - и он тенью выскользнул за порог. Шел по форме: "гражданку" берегли для других целей. Да и ремень с берцами лучше, чем галстук с кедами - особенно, если собака какая встретится или хозяин собаки.

- Слушай, Мага, а че ты там за "афганку" говорил? Может, дунем, пока Москва бегает?
- Слышь, Малой, ты совесть-то имей! - возмутился Миша, выжимая рукава кителя. - Вернется - вместе дунем. Помоги лучше "комок"* выжать.
- Да не, пацаны, и Москве останется, можем забить, - сказал Мага с легким акцентом, садясь на кровати. - Только надо аккуратно, а то она выносит быстро же, есть? Слушай, а кто сегодня повар? Надо бы хавчиком затариться. Совсем забыл, э-э...

***

Илгиз уверенно шел в город через лес. Самая короткая и спокойная часть пути. Вдруг солдату послышался детский плач. "Кого могло занести сюда в такую погоду? Тем более, ребенок... Пить надо меньше!" Но плач зазвенел с новой силой. Вздохнув, москвич пошел посмотреть, что происходит. Возле дерева стояла девочка лет шести-семи на вид, державшая в руках насквозь промокшего плюшевого мишку. Чушь какая-то. Ребенок в лесу, с игрушкой... один...
- Ты что здесь делаешь? - солдат присел перед малышкой на корточки. - Как тебя зовут? Где твоя мама?
Девочка только всхлипывала, а на последнем вопросе вновь заревела в голос. Илгиз растерялся: он не знал, что делать с плачущим ребенком. Да он вообще понятия не имел, как обращаться с детьми! Вдруг малышка испуганно вздрогнула, прижалась к солдату, глядя куда-то в сторону. Москва мгновенно подхватился: со стороны города к ним подошла собака. Судя по размерам - кавказец или азиат.
Будь он один, москвич благоразумно заскочил бы на ближайшее дерево. С ребенком на руках это было нереально. Даже допрыгнуть до ствола не успеть - псина раньше достанет. Воин аккуратно снял ремень, обернул раз вокруг кисти, соорудив кистень со звездной бляхой на конце - излюбленный инструмент срочников для неуставного выяснения отношений. Зверь оскалил клыки. Солдат приготовился бить в челюсть. Почему-то ничего лучшего ему в голову не приходило. Они стояли в полутора шагах друг от друга, не шевелясь. В конце концов, Москва не выдержал первым. Ударил стремительно, почти без замаха, целясь в левый глаз животного. Но бляха отскочила, словно наткнувшись на камень - и "сыграла" в голову ребенка. Забыв о собаке, "черпак" обернулся к девочке: та медленно оседала; в глазах застыл вопрос - "за что?"
- За что? - зашелестел последними листьями ветер.
- За что? - заскрипел, наклоняясь, бук.
- За что? - задрожал неизвестно когда сгустившийся туман.
Солдат обернулся: собаки уже не было. Ее вообще не было. Это был старый, поросший мхом валун.
- Я не хотел, - зашептал солдат, постепенно повышая голос. - Не хотел... Не хотел!

***

- Ну как он, доктор?
Майор медслужбы затянулся, посмотрел на вьющийся над сигаретой дым:
- Состояние рядового Тухватуллина - стабильно тяжелое. Полное невосприятие действительности. Выход один: комиссовать и долечивать на "гражданке".
- Да с чего он с ума-то сошел? - вспыхнул взводный. - За корягу запнулся? Да у него же отличный психопрофиль! Был...
- Ну знаете, товарищ старший лейтенант... психика - штука тонкая...