Мишка

Она не любит игрушки. Не любит их так, как будто бы это враги какие-то. Она смотрит на каждую исподлобья, занавесив глаза длинной челкой.

Она любит сидеть в углу под столом. Сидит часами. Тихо-тихо. И никто никогда не может понять, что же она там делает. "Анюточка, деточка, тебе не скучно там одной, дорогая?" - это мамина голова просовывается через край длинной скатерти. Мамины глаза такие огромные в темноте. Они долго изучающе смотрят на свернувшийся в неудобной позе комок. Убедившись, что все в порядке, голова исчезает... И так - целый день. "У вас странный ребенок. Он неделями сидит под столом и ничего не видит! Он не развивается! Вам нужно срочно обратиться к специалистам!" - это уже бабушкин голос раздается из кухни. Шаги. Все ближе. "Нютик, ну давай, детка, я почитаю тебе что-нибудь... ну вылазь скорее к своей бабушке... ну, может, пойдем на улицу, на качельки?" Тишина. Не выйдет, если не хочет. Она упряма по-взрослому. Иногда, редко-редко, привлеченная какими-то новыми звуками, выползает из своего логова, садится за дверью, слушает и бормочет себе под нос что-то тихонько...

...Когда я буду большой... я никогда не стану вытаскивать детёв из-под столов. Я не буду их давить творогом, гулять на качелев, звать долго-долго для спатья. Зачем? Если ребенок захотит, то сам уснет. И сам проснется, когда опять захотит. А если он совсем обголодается, то и есть себе сам найдет. Пойдет-пойдет и найдет. И мишкав я ни-ка-да не буду дарить на деражженья. Вот мне все время их дарят и дарят. И я их потом деваю. Одного девала с балкона. Он даже не искарябался, я потом смарела у Таньки. А желтый в мусапрод никак не хотел запихваться. А вот рыжий - все сидит. Ну что, чудо мое го-ро-хое, будем в самоцид играть? Вот шунурок тебе из ботинкав, и колечко сделаю. Давай засовый головУ. Теперь надо на крючочек. Знаю, в ванне! Счас, погоди, только тубаретку... чижооолая...
Вот. Теперь - хорошо... Хороший самоцид получился... И этого подевала!