Пневма образуется у души ещё на небе в момент падения души на землю...
Темнота вокруг, всеобъемлющая, безмятежная, и вдруг — свет.
Плотное скопление сияющего нечто.
Клубок извивающихся в едином ритме щупальцев горел изнутри светло-синим огнём. Клубок был живым: малейшее, даже самое незначительное, колебание внешнего пространства заставляло его испуганно вбирать в себя светоносные венчики щупальцев, а после того, как волна уходила — вновь распускаться, подобно цветку.
Сквозь прозрачную оболочку щупальцев проглядывали, лежащие тесными рядами, шары (бесконечная вереница шаров), внешне — трудноотличимые друг от друга.
Наступал положенный час — и шар, находившийся ближе всех к началу венчика, искромётным ядром вылетал из родной обители в темноту. Пустующее место в тот же миг занималось, в порядке преемственности, собратом-близнецом.
Выпущенный на волю шар преодолевал глубинную толщу тьмы и выныривал на блестящую поверхность космического океана.
Цвет шара менялся: синева постепенно исчезала, уступая место ослепительной белизне.
Внутренняя сущность шара также претерпевала изменения: в глубине оболочки зарождалось дуновение жизненной силы.
Он не просто бесцельно плыл в безбрежном космосе — его неудержимо влекла одна-единственная планета. Любовь к ней была той самой путеводной нитью, благодаря которой он стремительно двигался вперёд. П р и н и к н у т ь. С л и т ь с я. О щ у т и т ь. Но чтобы по-настоящему почувствовать притягательную силу планеты, прикоснуться к ней, услышать биение её литосферного сердца — шару необходимо было обрести плоть...
Вниз. Слой за слоем. Стихия за стихией. Он падал, приближаясь к конечной цели своего путешествия — желанной и долгожданной.
— Тужься... тужься... сильнее... ну, ещё немножко... вот так... хорошо. Умница!
Душа нашла своё тело. Телу было холодно и страшно. Человек заплакал.