Очень часто в последнее время ловлю себя на том, что мысленно обращаюсь к восьмидесятым, на то время, на которое пришлась моя молодость.
Молодость… Моя молодость – бесконечное обаяние зла, обрамлённое тонкой канвой доброты.
На время моей молодости пришлось много интересных событий.
Горбачёвская реформа; с его подачи вошедшая в речь неоидиома «найти консенсус» и будоражащие сознание вербальной настройкой слова «гласность» и «перестройка».
Тогда же на ТВ выходит новаторская передача «Взгляд» и капитал-шоу «Поле чудес».
Пронзительный фильм советского кинематографа о зверствах фашистов «Иди и смотри»; ему в противовес голливудская эротическая мелодрама «Девять с половиной недель» с Микки Рурком и Ким Бесинджер в главных ролях.
Новые музыкальные кумиры встряхнули сонное царство шоу-бизнеса: из всех портативных «Романтиков» звучали, набирая астрономическими темпами популярность «Modern talking» и «Bad boys blue».
Скучаю ли я по своей молодости?
Глядя на прошедшую эпоху мировых перемен и государственной дестабилизации с умопомрачительной для меня тогдашнего двадцатилетнего, высоты нынешних неполных пятидесяти, я и теперь, положа руку на сердце, смело заявляю, доведись прожить заново свою жизнь, найдись вдруг такая гипотетическая возможность повернуть время вспять, я без колебаний прожил бы свою молодость точно так, без изменений, точь-в-точь, с предыдущей матрицы со всеми благородными поступками и совершёнными ошибками.
Ах, молодость, молодость… (Это так, реплика статиста за сценой.)
Причина тому, вся последующая жизнь, - проекция большой страны на маленький внутренний мир человека, - тесно связанная со страной, с Родиной. Все перипетии, так или иначе, общей судьбы прожил в тревоге и в то же время в радости ожидания грядущего.
Смертоносным катком прошлась по людским судьбам Павловская денежная реформа – обмен крупных купюр – начала девяностых. И надо же, как в насмешку, за несколько дней до этого злополучного мероприятия на всех предприятиях по всем городам и весям выдали зарплату в «сотнях» и «полтинниках». Помню очереди в сберкассах. Длинные, злобные, агрессивные. Перед глазами стоят люди, теряющие сознание от несправедливости происходящего. Запомнился один пожилой мужчина, повторявший одно и то же, сидя на стульчике, ожидая очереди: «Почему зимой?.. Почему зимой?..» Оказалось, деньги, скопленные в крупных банкнотах для покупки машины, он закопал до весны на даче. «Чёрный день» реформы, прозванный так в народе, растянулся на десятилетие. Кончился он деноминацией в конце девяностых; с купюр убрали лишние нули, и жители страны в одночасье из дутых миллионеров стали прежними гражданами, зажили прежней жизнью. Тогда закончился промежуток неопределённости; из жителей страны «вечно зелёных помидоров» мы снова почувствовали себя гражданами набирающего силу, мощь и авторитет великого государства.
Что ещё пришлось на мою молодость?
Развал страны. Парад суверенитетов. Смена генсеков. Смена власти. Вечером я лёг спать в одной стране, а проснулся – в другой. Замелькали перед глазами невидимые линии границ, проходящие с кровью через сердце: и друзья и родственники в одночасье стали иностранцами.
Ещё в мою молодость люди были другие. Чище и светлей.
Время моей молодости – время коррупционных скандалов. Образцовые следователи Гдлян и Иванов.
Как и всё прекрасное, молодость кончилась внезапно. На шкале отпущенных мне дней пошёл обратный отсчёт. И совсем не радует багаж прожитых лет; заставляет задуматься – сколько осталось? Тревожит и в то же время, радует, что ещё копчу небо, тогда как из моих сверстников, завороженные открывшимися перспективами девяностых, не перешагнули роковую черту – сорок лет. Кто-то примерил на себя сюртук бандита и сгинул, ослеплённый романтикой образа, в кровавой разборке. Припоминаю реакцию друга, давно почившего в бозе, на мой отказ присоединиться к их группировке: «Зря, очень зря, бабла навалом, жизнь – красивая». Она для него, действительно, оказалась красивой, но удивительно короткой. Катились, буйны головушки братков-рэкетиров под откос жизни…
Отдельные товарищи крепко сдружились с зелёным змием. Половина из них сгорела. В прямом смысле слова. Вместе с нехитрым домашним скарбом, выронив из расслабленных алкогольным забытьем пальцев не затушенную папироску на пол. Другая половина, вознамерившись дерзновенно «положить оного змия на лопатки» вызвала его на состязание, и сложили в неравной схватке свои жизненные полномочия.
Мой школьный друг и товарищ, воин-афганец, вернувшийся с войны без единой царапины, погиб вместе с сыном на пешеходном переходе под колёсами автомобиля.
Те же, кому, как и мне, удалось благополучно пройти через огонь, воду и медные трубы исторический терний, живы и поныне. Налажен быт. Семья, дети, внуки. В обществе они улыбчивы и раскрыты; наедине с собой – угрюмы и скованы. Их понимаю, пропуская через себя их состояние. Из того светлого, что было в нашей молодости, на оставшийся век пришлось не так уж и много – маленький тёмный остаток непредсказуемого мрачного будущего. Почему мрачного? Поточу что, ясным взором глядя с надеждой вперёд, видишь затянутый серой дымкой горизонт, тонкую полоску прибоя. Гавань для утлого челна жизни. И этот тёмный остаток ещё предстоит прожить, всё так же продираясь через те же непрекращающиеся тернии прямиком к далёким звёздам.
Наверное, многое забыл упомянуть… Дополните!.. Объективный взгляд на историю государства складывается не из доказательств одного человека. Он собирается по крупицам из свидетелей многих очевидцев бесконечной череды событий.
13 сентября 2015г.
|