ПоЕт

Как-то раз Вован выручил Катюху от приставших к ней парней, что вечно тёрлись у подъезда её дома. Пацаны убежали, а Катька впервые, как-то по-взрослому, поцеловала Вована в губы. Вот тут его и впёрло! Покрутившись в жаркой постели часов до 2-х ночи, он вскочил и быстро, минут за 30, написал свои первые стихи «про любофф»

«Всё первый раз бывает,
Любовь во мне пылает!
За Катьку за свою
Любого изобью!»

Катьке стихи понравились, что окончательно сбросило Вована в пучину стихоплётства.
Теперь он всё свободное время предавался, ставшему любимым, занятию – рифмовка!
Венцом его творения стали такие находки, как: «постой-отстой»,  «корень-шкворень», «анапест-перст», «девчонка-мальчонка» и тому подобное. Сначала его кинуло в Маяковского, типо:

«Товарищ, стой!
Долой отстой!»

Потом - в лирику Есенина:

«Далеко за речкой
Вьется дым колечком!»

И вот, наконец, в порыве неимоверной нежности к Катюхе он накропал:

«Я люблю твой милый профиль,
Нос твой - молодой картофель!
Я за это тебе благодарный,
Весь свечусь, как червонец янтарный!»

За это Катька послала его так далеко, что он очутился на маминой даче, а любовный пыл немного пригаснул. Но рифма, это такая дама, которая жрёт всю птичку, стоит ей попробовать коготок.
Как-то утром Вован увидел пьяницу-соседа по даче, который залихватски мочился на  куст сирени, нисколько не смущаясь присутствием хозяина куста. Сосед был изгнан, не успев завершить процесс, поскольку из нутра Вовки, вдруг, выскочил поЕт-многостаночник, ильфо-петровский Гаврила, который тут же явил нетленку в виде рифмы:
«Сосед сегодня поутру
Нагадил, сволочь, на кусту!
Я, конечно, подотру,
И перцем ... (нос) ему натру!
Чтобы проникся до нутру
Блюсть реальну чистоту.
Надоели мне до икоты
На сирени его нечистоты!»

Вован понял – это судьба! Судите сами! Безответная любовь, он в ссылке в поселке Болдуиново, на дворе конец августа, сволочь сосед и полная голова рифм.
Чисто конкретно Болдуиновская осень!
***    
Пьяница-сосед, услышав из уст Вована  обличающе-угрожающую виршу, настолько впечатлился, что из глубочайшего уважения к поЕту теперь стал мочиться исключительно на куст у забора соседнего участка, через дорогу от Вовкиного.

Данное обстоятельство и неизбежность судьбы побудили Вована устроить промоушн своему сочинительству, и он стал рассылать его результаты по изданиям. Честно говоря,  Вован плохо понимал значение слова «промоушн», но в его голове оно странным образом сливалось со словом «проучить». Таким образом, факт публикации его стиха имел огромное значение в плане получения доказательства того, что он не какой-то там, «хухры-мухры», а настоящий поЕт.
Он даже представлял, как, швырнув к ногам этой бесчувственной фифы  изданный стих, гордо пройдет мимо, не взглянув в её сторону.
Дааа! Это будет нечто!
Но «нечто» задерживалось, зато письма с отказами приходили регулярно. Его дух стал постепенно падать и, наверно, упал бы совсем, если бы не эмоциональная подпитка в виде  фигуры пьяного соседа, ежеутренне маячившей у соседского куста напротив.
Как-то утром почтальон принес ему очередное письмо.
- Наверное, с отказом! - подумал Вован,  вскрывая упругий конверт. Но нет! К его великой радости, в письме содержалось предложение «молодому автору» прибыть на заседание худсовета поэтического общества «ПМС», то есть, «Поэтов Мыслящих Союз»!
***
Ожидая в приемной председателя общества своей очереди, Вован рассуждал примерно так: «Всё-таки хорошо, что я попал именно к мыслящим поЕтам, а то прям беда с этими безмозглыми! Так солидно всё. Плакаты, лозунги». Действительно, на стене висел огромный плакат с изображением молодого человека в строительной каске, одетого в рабочий комбинезон. Его пламенный взгляд был устремлён, видимо, в светлое, но пока невидимое, будущее. В левой руке он держал раскрытую книгу, а в правой – большой молоток. На заднем плане пламенела заря. Надпись вверху плаката гласила: «ПМС – народному хозяйству!», а внизу, помельче, - «Нерушимый союз мозгов и молотков!»

Наконец, его пригласили.
В комнате за небольшим круглым столом сидели две обременённые интеллектом женщины, неопределенного возраста, и невзрачный старичок, подслеповато оглядывающийся  по сторонам.
- Рады Вас видеть, молодой человек! Мы Вас ждали с распростертыми объятьями! – сказала грудным голосом крупная дама, рассматривая его сквозь круглые очки в проволочной оправе.
- Здрассте! А где вы их распростерли-то?! – спросил Вован.
- Кого?! – встрепенулась тощая дама с изможденным лицом, пергаментного цвета.
- Ну, эти! ... Объятия! – ответил ей Вован.
- Не надо начинать свою карьеру с  хамства, молодой человек! – воскликнул старичок.
- Ну, что Вы, Степан Петрович! Не смущайте автора. Он наш коллега и пришёл по нашему же приглашению. Присаживайтесь! - сказала крупная дама.
Вован, видимо, разомлел от комплимента, потому что остался стоять у двери, не воспользовавшись приглашением.
- Итак, кто начнет?! – спросила она.
- Позвольте мне! – изрек Степан Петрович.
- Вечно вы лезете, куда не просят! Я сама начну! – был ответ.
- Итак! Как вы назвали своё сочи…
- Ааа почемуууу эта собсна: «Самааа начну»?!  - вдруг, завопил старичок, - Я, между прочим, заслуженный поэт!
- Вот именно! – взвизгнув, поддержала старичка тощая мадам, - Мы этот вопрос не обсуждали! Вы, вообще, Варфоломея Кантемировна, себя ведете террибль! Мало того, что напросились председательствовать вместо меня, так ещё и узурпированием занимаетесь! Это я должна была начинать!
- Ты?! Начинать?!  – ополчился на свою союзницу старичок, - Без году неделя в обществе, а уже – начинать! Это я заслуживаю – начинать! А ты кто такая!?
- Я кто такая?! Да, у меня, аж, три публикации, аж, в областной малолитражке!
- Малотиражке! Идиотка! – парировал старичок.
- Вот именно! Публикации! Я смеюсь! Два прогноза погоды в стихах! И один всепогодный «шедевр»: «А уродам! Не до погоды!» - "крупная" злобно расхохоталась, - Дешёвка!  
-  Яяя!? Сама ты - дешёвка, чучалина хренова! Молодого захотелось?! – возопила тощая.
-  Во-во!  На свежатину бросилась! Колымага старая! –  выкрикнул старичок.
-  Ну, не с тобой же, импотент! –  огрызнулась "крупная".
Тут дамы дружно захохотали, потом внезапно осеклись, недоумённо посмотрели друг на друга и одновременно воскликнули.
- Ах, ты …!
Но этого Вован уже не услышал, поскольку бросился наутёк после слов «молодого захотелось»…
***

На дачу Вован вернулся в задумчивости, тяга к рифме куда-то исчезла, но, засыпая,  подытожил день внезапным хокку:

«Посетил дурдом.
Слов «умных»  слышал много.
Устал всем умом.»
             
Это был его лучший, но последний, стих.