Нарциссы для Хищника Часть II

"Искры в камине
Слова: каторжанская.
Исп.: Михаил Круг
Искры в камине горят, как рубины,
И улетают дымком голубым.
Из молодого, цветущего, юного
Стал я угрюмым, больным и седым.

Что же нам делать, коль юность растрачена?
Что же нам делать, куда нам пойти?
Нет, не могу я с тобой, сероглазая,
Горем делиться от злостной тоски.

Лучше пойдём мы дорогами разными,
Счастье своё ты на танцах найдёшь.
Я же пойду той тропинкой протоптанной,
Где ты меня никогда, никогда не найдёшь.
Я же пойду той тропинкой протоптанной,
Где ты меня никогда, никогда не найдёшь.

Может быть, в жизни ты встретишь товарища,
Крепче полюбишь, чем любишь меня.
Не затушить в моём сердце пожарище
И не залить в моём сердце огня.

Искры в каминах горят, как рубины,
И улетают дымком голубым.
Только злодейкой под старость подкралася
К сердцу больному хмельная любовь.
Только злодейкой под старость подкралася
К сердцу больному хмельная любовь."

Глава 1
 Светлана вернулась в город. Ее сын – серьезный человек четырех лет, очень обрадовался маминому приезду. В перерывах между показами новых игрушек хвалился, еще плохо выговаривая слова:
                      – Иеза и баба ходят на лаботу…  Баба с бошими лаботает, а Иеза  с  детями… Бабе на лаботе конфеты дают и еду. Конфеты бабам ниизя – Иезе дает. А одну я спьятал.
 Он дал ей конфету, а Светлана подумала: «Сколько же нужно грязи, чтобы покрыть слоем такие наши души?! Но ведь души – то не меняются, просто люди не хотят смыть эту грязь».
Сережа подергал за рукав:
                      – У нас в детсаду живет дождевой челвяк. Он такой плативный, что даже класивый. Ма, а ты чево плачешь? Деда жалко?
                      – Почему ты так решил, котик?
                      – Мама уезжала в делевню, а я плакал.
                      – Но ведь я приехала, котенька.
                      – И ты не плакай. Я залаботаю машину и мы деда сюда пливезем. Он плативный, а глаза класивые. А дядя Гена класивый, а глаза стлашные.
 Укладывая вечером свое сокровище спать, Светлана, впервые за целый год спела ему колыбельную.
Ребенок прошептал:
                      – Мама, а ты никогда не уедешь?
И уснул, не дождавшись ответа.
Светлана взяла в руки фотографию Виктора:
                      – Такой противный, что даже красивый, - повторила она слова сына.
 Человек на фото мало отличался от того, с кем она рассталась сегодня утром: большие губы, редкие волосы, обрамляющие лысую голову (облысел он в ранней молодости), грустные глаза, оттенок детской улыбки на взрослом лице. С возрастом прибавилось в лице отечности - внешность была, скорее, отталкивающей. Так почему же губы сами повторяют: «Я вернусь, мой Хищник, потерпи». Почему, почти физически, чувствуется рука, которая гладит волосы. А, если прислушаться, звучит его голос: «Милый мой Малыш, не плачь!».
 Но слезы не слушались советов памяти, им были не нужны условности и расстояние до того, над кем они проливались. Слезы просто пытались смыть боль.
 Светлана тихонько включила магнитофон, нашла « Искры в камине»:

«Не затушить в моём сердце пожарище
И не залить в моём сердце огня…»

Простые слова посредственной песни, но за душу трогают сейчас только они. Никакой другой так не объяснить боль разорванного сердца.

«Лучше пойдём мы дорогами разными…»

 В школе ее учили: «Параллельные прямые не пересекаются». А она верила в пересечение параллельных миров. Ведь и она после школы жила в его мире. То была игра в современных Робин-Гудов: забирали у богатых, раздавали все бедным.
Когда Светлане рассказали о местной легенде – честном и справедливом воре – Хищнике, она ответила:
                      – Я – не я буду, но он станет моим!
Не знала она, что вскоре он сказал примерно то же о ней…
 Осознав, что их «робин-гудство» скорее опасно, чем полезно, Светлана и ее друзья перестали заниматься этими играми.
 Спустя семь лет судьба подарила ей встречу с Хищником. Романтик с глазами цвета осеннего неба. Эти глаза очень часто были грустны, даже если лицо улыбалось. Все же остальное: голос – басок с хрипотцой, угрюмый (для окружающих) вид; движения – то резкие и точные, то плавные и почти аристократические соответствовало его прозвищу: «Хищник». Умение же в столь солидном возрасте хорошо ориентироваться в сумерках дополняло образ.
 Но во время их встречи носил он уже другое прозвище «Витька – шакал». Его родственники и соседи видели в нем лишь опустившегося человека. Оттого-то и были грустны его глаза. Оттого-то испугался он своей поздней любви – не верил, что имеет право на счастье. Оттого и принял разлуку, как наказание за эту любовь.
 Разлука – как речка без моста: взгляды, жесты, голос … но – не прикосновение. Она – словно то, что Светлана боялась вспомнить: сон, который рассказывала Виктору. Женщина теперь точно знала – волк, не   болото, что разделяло их – это был он. Слишком велико расстояние непонимания и страха от его души до ее мечты.
И снова болью звучит его голос:
                      – Не бойся, Малыш. Это всего лишь сон.
Пожелав человеку на фото: «Спокойной ночи» и положив изображение под подушку, Светлана легла, мысленно уговаривая:
                      – Приснись, пожалуйста!
Но и в эту, и много ночей спустя, ее Виктор – ее Хищник не приходил к ней.
Глава 2
Дня через три Светлана нашла работу. Коллектив, где все были, скорее, одинаково безразличны друг другу, состоял, в основном, из женщин. Новой работнице не досаждали вопросами: «Почему держится особняком? Почему часто грустна? Что за посторонняя тетрадь лежит на ее столе? Что она иногда туда записывает?»
Тетрадь целиком посвящена была Виктору. Там были попытки что-то нарисовать, стихи, черновики писем – тех, которым никогда не отправиться в свой почтовый путь.
В короткие часы дневного перерыва душа Светланы отправлялась в свое Акулинино: встречала рассвет у колодца, сидя на лавочке рядом с Виктором; в дождливый вечер грелась с ним и, пришедшим после небольшой прогулки, мокрым Диком у слегка потрескивающей печки.
Как и любая влюбленная женщина, Светлана, попросту, тосковала без общения со своим возлюбленным.
Но заканчивался перерыв, и душа возвращалась из просторов, мягко пахнущих молоком и свежескошенной травой в оболочку, пропитанную запахом резинового клея и прочей химии.
По вечерам Светлана читала сыну книжки, или учила его писать, или играла с ним.
Все было по-будничному спокойно, но появилась пустота. Тоска по Виктору, как своевольная кошка – то ласкалась, отправляя память на прогулку с любимым, то рвала нервы ночами, напоминая о разлуке.Недели через три жизни в этом бездушно-скучном городе, нервы и терпение подошли к концу. Светлана позвонила в администрацию поселка, в котором раньше работала. Она не надеялась, что в местной казне найдется сколько-нибудь денег для зарплаты, Светланой так за пару последних месяцев работы и не полученной. К тому же, ей не слишком и нужны были эти деньги. Но возможность поехать Туда, увидеть любимые места и …(это самое главное) Его – означала избавление от тоски и необходимости играть роль городского жителя, уже успевшую стать для нее чужой и неприятной.
«Приемная совхоза Гамовский слушает», - ответила трубка тоном, скорее сказавшим бы: «Приемная администрации президента слушает…»
От этого Светлана слегка опешила: она никогда не слышала от Ирочки – секретаря председателя (а голос явно принадлежал ей) такой серьезности.
-Ирина…э-эм-м. Это Светлана. Я из города звоню по поводу денег.
-Светик, привет. Деньги? А-а! Есть чуть-чуть. Похоже, и тебе дадут. Я шефу скажу, что ты звонила. Только лови его раненько. А что такое «э-эм-м»?
-Да я твое отчество не знаю. А то так официально представилась, а я тут со своим: «Иришка, там зарплата не скоро?»
-Ла-а-адно! Ой, а что я тебе сейчас скажу! ... Витька твой совсем спился. Нет, вообще-то работает. А по деревне ходит … и Наташку побивать начал. Да и поделом ей! А то – кто стакан нальет, с тем и пойдет. А ему потом искать ее? А в комнате твоей собаки ночуют. Мужик-то твой собирался дверь в общаге чинить, да так и не успел – уехали вы. А больше ж никому и не надо.
- Где же мне директора ждать?
-Уж и не знаю. На ферме только.
-Спасибо, Ириш, за новости. Что-нибудь придумаю. Как ты думаешь, послезавтра не поздно будет – деньги получить?
-А я скажу, и тебе оставят.
-Большое спасибо заранее. Тогда – до встречи.
- Ага. Пока.
Так. Повод поехать – есть, как раз выходной – послезавтра. Объяснить матери – зачем еду и отпроситься – не проблема. Значит, завтра с работы сразу отправляться в дорогу.
Всю ночь Светлана не могла уснуть: «Здоров ли он? Ведь были уже приступы, а теперь – при обилии алкоголя, они могли быть и чаще: сердце-то не молодое. Как он примет ее? С ним рядом та, которую он выбрал. А сказка о поздней любви для него давно уже закончилась. Может быть, «искры в камине» горят только для нее.
На работе она старалась быть прилежной и аккуратной, но все чаще и чаще смотрела на часы. В результате: в конце рабочего дня первой в раздевалке была именно она.
Дорогой до Акулинино она представляла, как встретится с ним, что скажет. Почему-то, перед глазами была другая картина: торжествующая Наталья выгоняет незваную гостью, а пьяный Виктор спит и ничего о появлении в своем доме Светланы не знает.
«Что будет, то и будет», - решила Светлана, выйдя из автобуса.
Наталья открыла не сразу. Дыхнув на пришедшую свежевыпитым, с насмешкой произнесла:
-К дедушке своему пришла? А дедушка – на работе. Еле вытолкала эту пьянь.
Не дослушав тираду, Светлана пошла на ферму – напрямик мимо частных садов, мимо небольшого болотца. Затем – через колхозное поле, которое в этом году не засеяли. Оставалось пройти немного: еще одно болотце и небольшой пустырь, превращенный местными жителями в свалку. Женщина присела отдохнуть на какой-то ящик, и тут услышала приближающийся лай собаки – радостный, с поскуливанием и подвыванием. Так, обычно встречают долго отсутствовавших хозяев.
Этот лай Светлана могла бы узнать из сотни других. «Дик! Дикушка! Иди ко мне, чертенок!»,- быстро поднявшись, закричала она.
Большой черный пес с серыми лапами и белым кончиком хвоста подбежал и стал подпрыгивать, пытаясь передние лапы положить на плечи своей приятельнице и облизать ее, мокрое от слез, лицо. Женщина, смеясь и плача от радости, отступала на шаг. Дик по-щенячьи, то визжа, то поскуливая, снова прыгал и снова промахивался. Так продолжалось несколько минут. Светлана, наконец-то позволила собаке совершить задуманное, сама обняла большое собачье тело и, подставляя ему щеки, произнесла:
-Дикушка! Соскучился! А теперь веди меня к хозяину. Он же, наверное, тоже меня ждет.
Пес опустился на четыре лапы, отбежал на пару шагов и обернулся.
-Дикушка! Не спеши, чертенок! У тебя-то лапы четыре, а у меня только две ноги,- крикнула Светлана и поспешила за Диком, радуясь, что у нее появился такой хороший проводник.
Возле ворот фермы Дик остановился. Он бы мог проскочить в щель между воротами, но, следуя собачьему этикету, дождался свою двуногую спутницу.
На ферме экономили лампочки. Поэтому, если не было доярок, полностью свет не включали. Здесь царил полумрак. Женщина зажмурила глаза, привыкая к освещению.
Послышался равномерный стук металла о металл. Обернувшись на этот звук, Светлана разглядела силуэт