Мария жила в одиночестве на краю села. Муж её, Василий, погиб в Афганистане почти сразу же, как только прибыл к месту службы. Моджахеды охотились за офицерами-шурави, узнавая их по фуражке с кокардой, что сверкала на солнце.
За убийство получали по тысяче долларов за голову, и бывало, взяв в плен, отрезали её и волокли по земле, с глубоким презрением к противнику. Не сразу наши «умники» в верхах догадались переодеть всех военных в одинаковую форму, наравне с солдатами.
Маше пришлось вернуться в родное село из военного городка. Потерю мужа пережила тяжело – с лица спала, похудела. Годы шли, а замены любимому так и не нашлось, да и не искала она. Родителей схоронила, работала в совхозе бухгалтером и жила, как говориться, одним днем.
Однажды к ней во двор вошел ободранный рыжий котёнок, она его накормила, тот и остался. Вывела у него блох и глистов, кот вырос и раздобрел. На хозяйских харчах – это не по помойкам лазить.
Соседки говорили:– «Раскормила телёнка».
Вася, как она стала его называть, оказался добрым и ласковым зверем, забирался ночью на кровать и устраивался рядышком. Мария прижималась к его теплому боку и плакала, а он вырывался и смотрел на неё большими ничего не понимающими глазами – будто хотел помочь, но не знал... как.
Она его гладила, прекращая реветь, и засыпала, как убитая, до утра. А иногда – наоборот – не смыкала глаз, уставившись в потолок, вспоминая свою молодость и любовь.
Как-то, на ночь глядя, приковылял на трех лапах пёс и жалобно заскулил под окнами. Она вышла и увидела, что вместо четвертой лапы у пса обрубок, который гноится. В какую попал передрягу – неизвестно.
Маша накормила приблуду, обработала рану марганцовкой, и оставила у себя. Постепенно лапа зажила.
В лесу она спилила липку – древесина у этого деревца была помягче, чем у сосенки или ели, для того, что она задумала. Дома всю неделю вырезала инструментами мужа «собачью лапу», а потом выдалбливала в ней по размеру место для обрубка, как дупло. Получился протез, она его высушила, а для удобства засунула внутрь овечьей шерсти. Когда всё было готово, позвала пса и вставила обрубок в протез, а с двух сторон прикрепила ремень, чтобы перекинуть псине через спину – так-то приспособление все время спадало, хоть и крепко было привязано. Пёс сначала не давался, дергая лапой и пытаясь снять деревяшку, а потом привык – понравилось бегать на четырех, и расставался с протезом только на ночь, когда укладывался на коврике у порога. Получил пёс имя Паша, как у местного инвалида, который ходил с ногой-деревяшкой по селу.
Маша разговаривала со своими зверями, как с людьми, для того, наверное, и называла людскими именами, а они слушали, подняв мордочки кверху и глядя в глаза, будто все понимали.
Жить стало ещё веселее, когда кот притащил в дом откуда-то полудохлого цыпленка. Марья и этого выходила – выросла из него белоснежная красавица курица, которая бегала к соседям в гости, орала благим матом от петуха, когда он трепал ей... не нервы. Но всегда возвращалась в свой сарай, а на другой день снова мчалась обратно.
Маруся думала, что последним подкидышем станет гусь...
... Только начинала замерзать речка, на ней остались полыньи. В большой промоине плавали утки, не улетевшие до сих пор на юг по каким-то своим причинам, а в другой, чуть поменьше, остались два гуся. У одного висело поврежденное крыло. Мария пришла на речку за водой с ведрами на коромысле, и увидела, что полынья осталась всего одна, а в ней раненый гусь – тоже один. Утки улетели, а на берегу было насыпано много перьев.
«Наверное, собаки задрали», – подумала она, пожалела в душе, что замерзнет оставшийся, но как его выманить из полыньи, не знала, на «тега-тега», он не реагировал. Так и ушла домой ни с чем.
А вечером ударил мороз, и пёс Паша... пригнал гуся к дому. Хозяйка открыла ворота и запустила его в теплый сарай к курице.
Соседки смеялись:
– Скоро твой дом превратится в дом инвалидов.
Но Маша только улыбалась в ответ.
Гусь даже не клевался, когда она ему подвязывала крыло, так намерзся на морозе и намаялся.
Ей было легче жить с домашними друзьями – забота звала после работы домой.
Наступила весна, крыло у гуся так и не срослось, да и это оказалась... гусыня. Весной она плавала с дикой стаей в реке, но спать и есть шла домой, а через некоторое время высидела пять гусят, которых... гуськом водила на речку.
Соседки посоветовали подрезать крылья сразу всем гусятам, чтобы не улетели с дикой стаей. Так Мария и сделала.
А курица вывела цыплят, и, что интересно – собака, кот, курица и гусыня – дружили, никто не обижал их выводки.
Ранняя весна быстро перешла в жаркое лето. У Маши, как у хорошей хозяйки, в огороде росло всё: овощи, ягоды, плодовые деревья - яблони, сливы, груши. Вместе с мужем сажали, и все плодоносило.
Однажды она зашла туда после работы набрать зелени на борщ. И вдруг увидела у забора на кучке травы, недавно ею скошенной, спит мальчишка лет пяти – чумазый, оборванный, как беспризорник. Много их развелось в Москве, не раз встречала в переходах метро и всегда давала «денежку», когда они просили, протягивая руки. Ей хотелось забрать кого-нибудь к себе, но у них всегда находился хозяин.
Мария присела рядом и стала ждать, когда тот проснётся. Приблизительно через час малыш открыл глаза и испуганно вскочил со словами:
– Не бейте, тётенька, я съел только одну репку и одну морковку, и... немного яблок с грушами.
У неё выступили на глазах слёзы, она их незаметно смахнула и ответила:
– Не бойся, я тебя не обижу. Иди и вымой в бочке руки, умойся, там вода чистая, дождевая.
– Так я всю воду испачкаю, тетенька.
– Ничего, дождик еще нальет... племянничек. Меня тетя Маша зовут, - сказала она с улыбкой.
Малыш, счастливый, что ему не досталось «на орехи», побежал выполнять приказание.
Шли девяностые годы. Бездомных, погорельцев... много заходило в село, Мария всем старалась помочь, но... чтобы малыша мать бросила одного – такого не было.
Даже, когда цыгане проходили табором, все ребятишки вокруг мамок кружили, как цыплята вокруг курицы, такие же, как этот, чумазые и оборванные.
– Как тебя зовут? – спросила Мария, когда тот умылся.
– Васька я.
– Васька у меня уже есть. Будешь Василием. Бог Троицу любит. Бывает же такое... три Василия в моей жизни.
Малыш, хоть и не понял про Троицу, и откуда их взялось три, пошел молча в дом за доброй тетенькой.
Она усадила его за стол, накормила горячей вареной картошкой со сливочным маслом и укропом с лучком, яйцами вареными, салатом с огурцами и помидорами в сметане.
Маша сидела, смотрела, как малыш торопливо ест, и сердце её кровью обливалось. Потом подстригла обросшего мальчишку, как смогла, усадила у телевизора, а сама сбегала во двор и затопила баньку. После парной мальчишка превратился в симпатичного голубоглазого и белобрысого мальчугана. Маша обрезала новую ночнушку до колен и надела на него.
– Сходи, Василёк, посмотрись в трюмо, а то сам себя не узнаешь.
Мальчик подбежал к зеркалу, покрутился перед ним, покорчил рожи и сказал:
– Ну-у-у-у... это точно не я.
И рассмеялся.
Уложила она найдёныша в свою постель, а сама села шить брючки и рубашку из оставшихся от мужа вещей. Подумала, что иначе не в чем будет выйти завтра на улицу – надо же во что-то одеть малыша. Его грязное рваньё выбросила в банную печь и сожгла. Полночи провозилась, а наутро повела его в сельсовет.
ГЛАВА 2.
– Здравствуйте, Николай Иванович! Вот, привела подкидыша зарегистрировать. Запишите его, пожалуйста, на меня.
Председатель посмотрел удивленным взглядом на Марию и спросил:
– Кто ж таких взрослых пацанов сейчас подкидывает? Извини, Машенька, не могу.
Давай, малыш, рассказывай, откуда ты взялся?
– Мы с мамкой ехали в поезде, я по-русски плохо понимал, не знаю, куда приехали, проснулся на лавке на вокзале, никого рядом не было. Это давно было, года два назад, я еще совсем маленький был. Подошел мужчина, спросил, где мама, я ответил, что не знаю, и он повел меня в какую-то квартиру. Документы лежали в моём кармашке, мне мамка их положила на всякий случай и застегнула на пуговицу. А он у меня их забрал. Я знаю, что мне уже не пять лет, а семь. Это тогда было пять, но я все помню. Просто я плохо питался и поэтому не вырос. Потом пришли злые дядьки и хотели меня забрать, сильно ругались, но дядя Петя меня не отдал, а им сказал:
– Нет, пусть подрастёт, а то испортите мальца, лишите здоровья. Годик у меня поживет. Я его нашел – мне и решать его судьбу.
– Поговори еще... Ладно, годик подождём.
И ушли. Он меня ото всех защищал, но год почти прошел. Появился у нас взрослый парень, Алёшка, я его и раньше видел, его пацаны уважали за доброту. Когда все ушли, он сказал:
– Нельзя тебе больше здесь оставаться. Слышал я, что скоро тебя должны забрать. Маловат ты для их грязных дел, жаль мне тебя. Пойдем со мной.
И он увел меня к какой-то тетке Нюше. Жить было у неё плохо, она каждый день напивалась, а с утра таскала меня по поездам в метро и по электричкам, чтобы я попрошайничал. Денег мы зарабатывали много – подавали пассажиры, жалея нас, а мне давали булки и пряники. Однажды одна тетечка незаметно насыпала мне в карман такие конфеты, что они растаяли у меня во рту от вкусноты, когда я их украдкой съел.
У Нюши был хозяин, он почти все отбирал для себя, а нам оставлял совсем мало, но и это она почти всё пропивала. Жили мы впроголодь.
– Понятно. Наверное, из бывших наших республик ехала женщина с сыном в Россию, из Киргизии или Таджикистана. Может, заболела, может, что случилось с ней – не бросила бы русская мать такого парня просто так на вокзале. А говорил плохо по-русски, наверное, потому что на улице с ребятней местной носился, нахватался. Ладно, подадим в розыск, только ты своди его в ателье, Мария, сфотографируй. А справку я тебе оформлю, в школу определишь, и пусть пока у тебя поживет, думаю, что в тягость не будет, да и тебе веселей. Можешь сегодня не выходить на работу. – сказал председатель.
Из магазина, где Мария одела Василька с ног до головы, они отправились домой. Женщина вела его за руку, и сердце было переполнено такой радостью, что хотелось петь. Руки у них были заняты пакетами, малыш шел вприпрыжку и радовался, что у него теперь будет дом и добрая тетенька, которая не будет пить и бить его, что больше не надо думать, как раздобыть еду. Ему тоже хотелось петь, что он и делал, мурлыча под нос: «Там высоко, высоко, кто-то пролил молоко...»
Когда пришли домой, Вася спросил:
– Ты меня никому не отдашь?
– Нет. Если не найдется твоя мать.
– А ты... не хочешь быть моей мамкой?
Мария обняла его, прижала к груди и ответила:
– Больше всего на свете я хотела бы этого, чтобы ты стал моим сыном, но надо подождать.
Глаза её наполнились слезами.
И... началась совсем другая жизнь, о которой она уже и не мечтала – у неё появился сын, пусть незаконный пока, но она надеялась на лучшее.
Осенью она отправила его в школу, и сразу стало понятно, что этот мальчик умный и сообразительный. Учился он с большим желанием и мчался домой порадовать её своими успехами.
А однажды прибежал и закричал:
– Мама! Тебя вызывают в школу.
Она опешила от
|
Спасибо, Игорь!