Ночная мгла холодила воздух, чрева каменных туч то и дело вспыхивали желтыми молниями раскаленного газа, вырывающегося из самолетных пулеметов. Справа от Ронни, укрывшегося за обгорелой машиной, воздух прошивала непрерывная очередь пуль. Когда стрельба прекратилась, он переглянулся с товарищами, сидевшими по ту сторону дороги.
" Я знаю, где стоит пулемет! " - хрипел Джим, у которого от ладони, там, где начинались пальцы, болтались шмотки мяса, совсем как куски мокрой тряпки. Ронни пододвинул согнутые ноги ближе к себе, создав небольшую волну крови, ведь в такую холодную и сырую погоду кровь его товарищей не высыхала с мощеной дороги. Джим мотнул культей, и они бросились в атаку. Джим ушел первым, отлетев назад, за машины, с разодранной горячими пулями грудной клеткой, тяжело упав на мокрый бетон.
- А-а-а! - заревели солдаты, продолжая движение, телами чувствуя пролетающие рядом пули и приближаясь к мосту. Там они спрыгнули в реку, рассредоточились и сумели застрелить пулеметчика и скрывавшихся там врагов, вот только...
- Stehen! Stehen geschöpf! - Ронни стремглав мчался вниз, обратно, к мосту, гонясь за последним недобитым ублюдком. Он знал все немецкие ругательства. Мост был почти полностью покрыт обмякшими телами, как дворы деревень завалены под сентябрь мешками с сохнущей картошкой. Неприятно хлюпали по крови тяжелые рейхстаговские ботинки. Немец поскользнулся и упал на живот, расшибя лоб. К его затылку было приставлено дуло маузера, из которого ему так часто приходилось стрелять, и ни разу - приставлять к собственной голове. Щелчок, и раскаленная гильза, шипя, утопает в багровой реке. Ронни устало поднялся, набрал в рот побольше воздуха:
- Есть кто живой?!
- Я, - из-за той машины, за которой совсем недавно прятался Ронни, выбрался парень. Он был в одних армейских штанах, босой и с оголенным резным телом, лысый и, даже в свете огня горящих орудий было плохо видно, с острым взглядом.
- Почему ты не пошел в атаку? - Тихо спросил Ронни.
- Я пошел.
- Тебе не холодно? Сними с кого-нибудь обувь, плащ...
Солдат, приблизившись к Ронни, опустил взгляд на чей-то труп и, перевернув окровавленную голову ногой, констатировал.
- Фрэнк. Вы с ним, кажется, дружили?
Лицо лучшего друга, во рту которого босой шевелил большим пальцем ноги, не вызвало в душе Ронни никакого отклика. Он отвернулся и посмотрел на желтую Луну, стараясь не обращать внимания на ведущуюся в небе дуэль. Внезапно воздушный бой прекратился, и один из дуэлянтов, порвав тело низко нависшей тучи, начал свое стремительное пикирование прямо на мост. Хвост самолета дымился, как жерло просыпающегося вулкана. Но он пролетит мимо и рухнет в реку. Да. Они с босым стояли совсем близко, когда мессершмитт взорвался, с клокотом пехотной мины взрезав воздух вокруг, у Ронни в голове что-то разорвалось, и тогда Луна, и небо, и все вокруг окрасилось в ярко-красный. Он не слышал, как груда горящего металла сделала траншею посреди реки, не слышал треска горящего всюду пламени, ничего больше не слышал. Прочистив глаза от крови, он увидел перед собой босого. С ним, похоже, все было впорядке.
- Я ничего не слышу! - Закричал Рон.
- Я знаю, - ответил ему босой.
***
Утро было ужасным, простуда его усилилась, а голова раскалывалась. Иннор, так звали этого трусливого солдата, уже проснулся и занимался чисткой того самого пистолета, из которого вчера был добит последний немец.
- За лесом дивизия, сегодня они его обогнут и будут здесь, - босой увидел вопросительный взгляд Ронни и добавил, - я только недавно вернулся.
- Тогда надо взорвать мост! - Ронни было подорвался, но боль в голове быстро убедила его остаться лежать на мягкой кипе снятых штанов и мундиров.
- А чем ты его взорвешь? Посмотри на него.
- Тогда бежать!
- Нас оставили здесь погибать, как думаешь, тебе позволят жить с такой информацией, - странно, но босой даже усмехнулся, несмотря даже на то, что все это касалось и его.
Ронни замолчал. В глубине затянутого сталью неба громыхнуло.
- Черт возьми, почему ты до сих пор не сдох?! - Ронни беспокойно смотрел на товарища, кажется, только сейчас став с ним искренним.
- Всмысле?
- На улице десять градусов, а ты уже сутки почти голый. И почему я такого чудика раньше не заметил?
- О-о-о, ты так не понял?
- Что я должен был понять? - Солдат выглядел совсем ошалелым.
- Меня не существует. И грома никакого не было, ведь ты еще вчера оглох.
- Что... Что ты несешь, придурок?
- Странно, да, что из всей этой заварушки живым выбрался только оглохший шизофреник? По-моему, это даже тянет на анекдот. Очень черный и грустный анекдот, - лысый дважды перещелкнул предохранитель и встал в полный рост. - Ты сошел с ума, Ронни.
- Ложь!
- Ха! Смотри! - Иннор обхватил маузер двумя руками, одной - большим пальцем на курок, другой - обхватив дуло. И выстрелил несколько раз себе в лоб. Ронни столько раз видел подобные ранения, но вот они затягиваются прямо на глазах.
- Если ты сейчас не разожмешь мою левую руку, то она обгорит.
Рон посмотрел на свою разжатую левую ладонь - она была красной и немного дымила, но боли не было. А в правой он держал... тот самый маузер.
- Ну, убедился?
Ронни ничего не ответил.
Через несколько часов из-за деревьев показались немецкие машины. Солдат с трудом встал и долго смотрел туда, пока машины не подъехали совсем близко. Скоро из них вылезут немцы и примутся осматривать мост и окрестности. Может, он укроется мертвыми, и его не заметят, но...
- Убей меня, - Ронни не смотрел в сторону своего нематериального друга.
- С радостью! - Иннор подскочил, взял маузер и стал напротив него, заслонив товарища от враждебного мира, от фашистов.
- А... Почему я не могу видеть сквозь тебя, если тебя нет?
- Мозг - забавная штука, ты готов?
- Ты ведь тоже умрешь.
- Ты. Ты умрешь. А меня нет, и никогда не было.
Ронни смотрел в голубые глаза своей фантазии. Потом перевел взгляд на черный ствол пистолета, прямо в дуло... Его левой руке, прижимающей дуло плотно к холодному лбу, уже не страшны были ожоги, а большой палец правой руки все сильнее давил на курок. Выстрел.
